+7 (831) 262-10-70

НИЖНИЙ НОВГОРОД, УЛ. Б. ПОКРОВСКАЯ, 42Б

+7 (495) 545-46-62

МОСКВА, УЛ. НАМЁТКИНА, Д. 8, СТР. 1, ОФИС 213 (ОБЕД С 13:00 до 14:00)

ПН–ПТ 09:00–18:00

Информационная составляющая художественного произведения как переводческая проблема

Автор: Латышева Светлана Владимировна, кандидат филологических наук, доцент кафедры перевода, переводоведения и МКК Иркутского государственного лингвистического университета.
Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

 

В данной работе рассматривается проблема информационной составляющей художественного произведения в рамках переводческого анализа. Материалом исследования послужили переводы на английский язык романа Михаила Афанасьевича Булгакова «Мастер и Маргарита». Основным фактором, определившим наш выбор, является неоднозначность толкований «Мастера и Маргариты», характерная как для отечественных, так и для англоязычных работ, в рамках которых предпринимались попытки анализа романа. Употребляя термин «анализ», мы подразумеваем, что данная аналитическая деятельность отличается от литературоведческого анализа лишь тем, что она осуществляется переводчиком, выходящим за пределы одной языковой действительности, при этом экспликация содержания оригинала осмысливается им с позиций определения переводческих доминант, в этом случае речь идет о переводческом анализе текста [8].

Итак, результаты анализа романа многочисленны и крайне противоречивы. Это подтверждают даже самые общие формулировки: сатирическое повествование о сталинском режиме [12]; широкомасштабная аллегория, изображающая реальных исторических персонажей [11]; философско-эстетический роман, раскрывающий конфликт между духовным миром индивида и действительностью [13]; постсимволистский религиозный роман, имеющий явную анти-апокалиптическую направленность [8]; произведение, написанное в традициях романтической школы [9]; роман, написанный в духе экзистенциализма [3, 10]; роман, отражающий идеи постмодерна [5]. Диаметральная противоположность характеристик обусловливает актуальность проблемы информационной составляющей произведения.

Современное состояние науки о переводе позволяет значительно расширить методику анализа благодаря привлечению когнитивно-дискурсивной парадигмы [4]. Это вновь приводит нас к принципу, впервые высказанному в работах Гумбольдта: равенство впечатления, которое текст оригинала и текст перевода должен производить на читателя. На современном этапе возникает необходимость четко обосновать те параметры, из которых складывается «впечатление» о тексте, и которое необходимо сохранить в переводе. Они необходимы для оценки широкого спектра переводческих решений, последствием которых в ряде случаев является невосполнимая утрата целостности текста художественного произведения.

Основной характеристикой текста традиционно считается преобладающий тип информации [1]. Специфика художественного текста, по мнению автора, в первую очередь связана с тем, что он «специализируется на передаче эстетической информации». Два других типа информации – когнитивная (сведения об окружающем мире) и эмоциональная (субъективная / оценочная составляющая) – подчинены первому типу, «находятся на заднем плане». При этом, определяя виды информации, автор отмечает, что эстетическая информация – это подвид информации эмоциональной, «который специализируется на оформлении чувства прекрасного» [1; с. 55], следовательно, возникает противоречие, поскольку часть и целое поменялись местами. Еще один тип информации, выделенный автором – оперативная информация (побуждение к действию) вообще не упоминается в отношении художественных текстов [1; с. 132].

Проанализировав текст романа, мы пришли к выводу, что в нем представлены все типы информации, выделяемые И.С. Алексеевой. При этом определить преобладание когнитивной (объективной) или эмоциональной (субъективной) информации в тексте крайне сложно. С одной стороны, Москва 30-х годов отражена в романе настолько «объективно», что ряд исследователей соотносит «Мастера и Маргариту» с автобиографией Булгакова, а некоторые считают роман достоверным (хотя и иносказательным) изложением исторических фактов данного периода. В созданных автором романа образах они «узнают» конкретных представителей московской богемы того времени, с которыми Булгаков был лично знаком, «видят» историю нашей страны, людей и события, которые в своей жизни мог наблюдать Михаил Афанасьевич. Кроме того, если исходить из самого термина «когнитивная» информация (результат познания), то тот объем знаний, который содержится в романе, пока не удалось исчерпать. Ср.: «Единственное, в чем сходятся мнения исследователей, это то, что никому не удалось полностью постичь видение Булгакова, который собрал воедино такое огромное количество областей знания, что для его понимания нужно сделать еще очень многое» [7] (перевод наш – Л.С.). С другой стороны, «объективная» информация в романе представлена настолько «субъективно», что неповторимая эмоциональность автора, его оценки и переживания оживляют обыденность и делают достоверным волшебство.

Рассмотрим самые первые строки романа: «Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина. Первый из них, одетый в летнюю серенькую пару, был маленького роста, упитан, лыс, свою приличную шляпу пирожком нес в руке, а на хорошо выбритом лице его помещались сверхъестественных размеров очки в черной роговой оправе». Когнитивная информация этого отрывка представляет денотативную ситуацию: место действия, время действия, появление участников ситуации, описание внешности одного из участников. Эмоциональная информация имплицируется через оттенки значения лексем, репрезентирующих денотативную ситуацию. Так, выражения небывало жаркий и сверхъестественных размеров «объективно» указывают на степень выраженности признаков (очень жаркий / очень большой). Но имплицируемый смысл «нечто небывалое, сверхъестественное» в сочетании с оттенком значения лексемы гражданин (официальное обращение, используемое представителями власти в ситуациях, требующих осуществления их полномочий) создают эффект интриги: произойдет нечто необычное, загадочное, страшное. Этот смысл удачно контрастирует со смыслами, имплицируемыми внешностью одного из появившихся персонажей. С точки зрения когнитивной информации это всего лишь краткое описание одежды и телосложения человека. Но оценочные компоненты значения (уменьшительно-ласкательный суффикс в выражении серенькая пара в сочетании с краткими формами лексем упитан, лыс, выбрит; ассоциации, вызванные лексемами хорошо и приличный) создают образ «слишком правильного человечка», который не может попасть в неприятности в силу своей правильности и незначительности. Следовательно, происходит дальнейшее развертывание интриги, подкрепляемое образом, который создают закрывающие все лицо человека очки в оправе траурного цвета, обезличивающие его, поскольку они скрывают его глаза. Таким образом, незаметно для самого себя читатель с самых первых строк романа попадает в пространство эстетического воздействия, его захватывает текст, сознание читателя вступает во взаимодействие со смысловым полем произведения, и читатель получает от этого эстетическое удовольствие, которое, как пишет И.С. Алексеева, способен испытывать только человек. Это, в свою очередь служит стимулом того, чтобы человек продолжал поддерживать это взаимодействие: продолжал чтение, не мог прервать его, перечитывал текст, изучал его, анализировал и так далее. Следовательно, помимо когнитивной, эмоциональной и эстетической информации, здесь очевидно присутствие и оперативной информации.

Возвращаясь к принципу «равенства впечатлений» как основному критерию успешности перевода художественного произведения, следует отметить, что переводческий анализ текста предполагает работу на всех информационных уровнях. Опираясь на денотативные и оценочные компоненты значения языковых единиц оригинала, необходимо выявить конкретные смысловые доминанты текста оригинала (когнитивный и эмоциональный информационный уровень), комбинация которых позволяет вызвать планируемый эмоциональный отклик у читателя (эстетический информационный уровень). Исходя из этого, все переводческие преобразования должны быть продиктованы необходимостью сохранения эмоционально-эстетического комплекса реакций, прогнозируемых переводчиком, что в свою очередь приведет к сохранению оперативной информации в тексте перевода. Следовательно, результат художественного перевода определяется тем, какую связь установил переводчик между когнитивной и эмоциональной информацией с одной стороны, и эстетической и оперативной информацией – с другой.

Для иллюстрации данного вывода сравним два варианта перевода проанализированного нами отрывка романа с точки зрения сохранения четырех типов информации.

Перевод М. Гленни

Перевод Р. Пивера и Л. Волохонской

At the sunset hour of one warm spring day two men were to be seen at Patriarch's Ponds. The first of them – aged about forty, dressed in a grayish summer suit – was short, dark-haired, well-fed and bald. He carried his decorous pork-pie hat by the brim and his neatly shaven face was embellished by black hornrimmed spectacles of preternatural dimensions.

At the hour of the hot spring sunset two citizens appeared at the Patriarch's Ponds. One of them, approximately forty years old, dressed in a grey summer suit, was short, dark-haired, plump, bald, and carried his respectable fedora hat in his hand. His neatly shaven face was adorned with black horn-rimmed glasses of a supernatural size.

 

 

 

В переводе Майкла Гленни составляющие когнитивного информационного уровня оригинала представлены частично: в репрезентации места действия не упомянута Москва (вероятно, при указании на Патриаршие пруды автор перевода посчитал, что это избыточная информация). При описании же внешности персонажа наблюдаются добавления: указание на возраст (aged about forty – примерно сорока лет), описание цвета волос (dark-haired – темноволосый), которое вызывает определенный диссонанс с эпитетом bold – лысый. При описании одежды персонажа также наблюдается ряд переводческих преобразований. Например, булгаковская серенькая пара превращается в сероватый летний костюм (grayish summer suit): генерализация при переводе названия предмета гардероба сопровождается семантическим сдвигом при переводе определения, при этом уменьшительно-ласкательное значение, предаваемое русским суффиксом, утрачивается, а семантика цвета костюма становится размытой, неопределенной. Употребление лексемы well-fed при переводе русского определения упитанный в неспециализированном дискурсе ассоциируется с негативным впечатлением, которое может производить человек с лишним весом, ср.: откормленный; разжиревший. Если же эта лексема употребляется в специализированном дискурсе (биология, животноводство и т.п.), то оно означает «получающий достаточное питание, не худой», ср.: биол. хорошо упитанный. Поскольку данное повествование не относится к специализированным текстам и представляет описание внешности человека, можно предположить, что у читателя перевода появившийся персонаж вызовет негативные эмоции. Таким образом, замена компонентов денотативной ситуации неизбежно приводит к сдвигам в ассоциативном ряду, что в свою очередь приводит к нарушению связи между когнитивной и эмоциональной информацией.

Ярким примером подобного нарушения в переводе данного отрывка служит употребление словосочетания pork-pie hat как переводческого соответствия для выражения «шляпа пирожком». В послереволюционной России шляпы фактически не носили по идеологическим соображениям, они вновь стали завоевывать популярность в 30-е годы, и носить их стали в основном представители новой элиты (Аннотации «Мастер и Маргарита»). Поскольку эта новая элита в отличие от прочих советских граждан имела возможность выезжать заграницу, где в этот период в моду вошли мягкие фетровые шляпы с характерными заломами на тулье, по форме напоминающими пирожок, то шляпу в руках Берлиоза, с которой он не пожелал расстаться даже в такую жаркую погоду, можно расценивать как атрибут его социального статуса и самооценки персонажа, ср. рис. 1:

Рис. 1. Шляпа пирожком

Английское словосочетание pork-pie hat тоже репрезентирует реалию, но совершенно другого рода, как по форме шляпы, так и по ее «культурным ассоциациям». Это шляпа с круглой плоской тульей и немного загнутыми кверху полями, в англоязычной культуре 19 века она являлась главным атрибутом типичного британского джентльмена, но в настоящее время этот головной убор в основном ассоциируется со стилем одежды джазовых музыкантов, исполнителей блюза и регги (см. http://en.wikipedia.org/wiki/Pork_pie_hat), ср. рис.2:

Рис.2. Pork-Pie Hat

 

Очевидно, что переводчик ориентировался на формальное сходство языковых средств, репрезентирующих данный предмет: pieпирожок. В результате когнитивная информация оригинала не сохранилась, так как знаки отсылают нас к различным денотатам. Эмоциональная информация искажена, так как вместе с описанными выше семантическими особенностями текста перевода Берлиоз предстает перед нами как неприятный толстяк, в странной старомодной шляпе (если привлечь изображение слева на рис. 2, образ персонажа будет еще оригинальнее) и в летнем костюме неопределенного цвета, при этом он – лысый обладатель темных волос, держащийся с большим достоинством, соблюдающий приличия, ср.: decorous – polite, calm, and sensible in behaviour (Collins), а его лицо делают более привлекательным огромные очки в черной роговой оправе, ср.: embellish – украшать, разукрашивать, приукрашивать. После такого представления этот персонаж, безусловно, заинтересует читателя, но он попадет на иной эмоциональный информационный уровень, который будет обусловлен совершенно иным ассоциативным рядом. Вероятно, его будет мучить вопрос: «А что же не так с этим человеком?». Кроме того, из-за разрыва ассоциативных связей, которые в оригинале имплицировали характеристику персонажа и выводили читателя на эмоциональный и эстетический информационный уровень, эмоциональный отклик читателя данного перевода сложно спрогнозировать, и еще сложнее связать его с получением эстетической информации. Мастерски завуалированные смыслы у Булгакова, которые в силу своей имплицитности особенно сильно воздействуют на читателя, уступают место бессмыслице, которая может вызвать разве что удивление, недоумение, но не больше.

Второй вариант перевода исследуемого отрывка во многом дублирует первый: те же добавления (возраст и цвет волос), то же самое опущение места действия. Однако в сопоставляемых переводах мы находим ряд существенных различий. Например, использование словарного соответствия citizen для перевода русского «гражданин». Как было отмечено выше, ассоциация, связанная с одной из коммуникативных функций этого русского слова, очень важна в смысловом поле оригинала. Но английское соответствие citizen, обозначающее принадлежность человека к определенному месту проживания или к определенной нации, не употребляется в аналогичной функции. В англоязычной культуре в ситуации официального обращения представителей власти к лицам мужского пола используется лексема sir, которая при употреблении в другом контексте указывает на высокий социальный статус референта этого слова, что и ограничивает ее употребление в данном случае. С другой стороны, использование лексемы, семантика которой связана с проживанием персонажей в определенном городе (citizenгорожанин), в то время как название города переводчик опускает, представляется нелогичным. В этом случае более приемлемым решением является применение генерализации, представленном в переводе М. Гленни (два гражданинаtwo men).

Что касается перевода определения «упитан», во втором переводе подобрано соответствие, благодаря которому выстраивается ассоциативный ряд, создающий эмоциональный отклик, созвучный оригиналу. Прилагательное plump можно квалифицировать как необидное смягченное по форме представление признака полноты человека (это определение часто употребляется для описания женщин, которые, несмотря на полноту, сохраняют привлекательность). Эта эмоциональная информация частично восполняет утраченную семантику уменьшительно-ласкательного суффикса оригинала, что позволяет другим путем, но все же прийти к аналогичной тексту оригинала эстетической информации. Эта связь укрепляется за счет употребления эпитета respectable вместе с более удачным выбором реалии, репрезентирующей головной убор Берлиоза. Во-первых, английское словосочетание fedora hat и шляпа пирожком имеют очень близкий, если не идентичный набор денотативных признаков. Во-вторых, эти головные уборы были «популяризированы» примерно в один период времени. Кроме того, в американской культуре головной убор, обозначенный данным выражением, ассоциируется с фильмами, в которых именно такие шляпы носят детективы, гангстеры, в общем, крутые ребята. Безусловно, эти образы вступают в диссонанс с образом Берлиоза, но уровень диссонанса в данном случае намного ниже, а эмоциональная информация, скрытая в данной реалии помогает частично восстановить имплицитные смыслы, указывающие на наличие потенциальной опасности, что приближает эстетическую информацию перевода к аналогичному информационному уровню оригинала.

Исходя из представленного выше анализа можно сделать вывод, что отношения внутри информационного поля художественного произведения имеют комплексный, многоуровневый характер: 1) когнитивная и эмоциональная информация фактически неотделимы друг от друга, это комплекс значений, смыслов, ассоциаций, образов воспринимаемых и / или продуцируемых сознанием читателя; 2) эстетическая информация не включена в эмоциональную информацию, она выстраивается на основе взаимодействия когнитивной и эмоциональной информации и выводит читателя на уровень ответной реакции, когда образы, появившиеся в его сознании при взаимодействии с текстом, вызывают у него эмоциональный отклик (например, удовольствие, смех, грусть и т.п.); 3) оперативная информация выходит на более сложный уровень – уровень поведения, когда комплекс эмоциональных откликов, возникающих в результате взаимодействия с читателя с текстом, провоцирует изменение личности читателя, что проявляется в дальнейшем в его поступках.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1.      Алексеева, И.С. Текст и перевод. Вопросы теории. – М.: Междунар. отношения. 2008. – 184 с.

2.      Аннотации «Мастер и Маргарита» www / – http://www.masterandmargarita.eu/ru/02themas/h01.html. – 01.04.2010

3.      Виноградов, И.И. Завещание Мастера // Вопросы литературы. № 6. 1968. С. 43–75.

4.      Воскобойник, Г.Д. Лингвофилософские основания общей когнитивной теории перевода : автореф. дис. … д-ра филол. наук / Воскобойник Г.Д. ; Моск. гос. лингвист. ун-т. – М., 2004. – 40 с.

5.      Лесков, Л.В. Что есть истина? (Философское прочтение романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита») // Вестник Московского университета. Серия 7. Философия. № 1. 2002. С. 21–35.

6.      Цатурова, И.А., Каширина, Н.А. Переводческий анализ текста. Английский язык: Учебное пособие с методическими рекомендациями. – 2-е изд., испр. и доп. – СПб.: Перспектива, Изд-во «Союз». 2008. – 296 с.

7.      Arenberg, C. Mythic and Daimonic Paradigms in Bulgakov's Master i Margarita // Essays in Literature IX, no. 1. – 1982. – р. 107–125.

8.      Barratt, A. Between two worlds: A crit. introd. to «The Master and Margarita». – Oxford . 1987. – VIII, 347 p.

9.      Curtis, J.A.E. Bulgakov’s last decade: The writer as hero. – Cambridge. 1987.  XI. 256 p.

10.    Glenny, M. Existential Thought in Bulgakov's The Master and Margarita // Canadian-American Slavic Studies 15, nos. 2-3 (summer-fall 1981): p.238–249.

11.     Mahlow, E.N. Bulgakov’s «The Master and Margarita»: The text as a cipher. – N.Y., 1975. – 202 p.

12.    Piper, D. J. B. An approach to «The Master and Margarita» // Forum for modern language studies. – Edinburgh. 1971. Vol. 7. P. 134-157.

13.    Wright, A.C. Mikhail Bulgakov: Life and interpretations. – Toronto. 1978. VIII. 324 p.