К вопросу об адекватности перевода «Повелителя мух» У. Голдинга на русский язык

Дзюба Александр Владимирович – преподаватель кафедры романской филологии, Южный Федеральный Университет, г. Ростов-на-Дону, Россия

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Когда постоянно слышишь от неглупых людей о том, что они не могут прочесть какую-то книгу, невольно задумываешься о причине подобного явления. Тем более, если это всемирно известный «Повелитель мух» У. Голдинга. С чем же связано то, что многие бросают роман, едва начав его читать? В настоящей статье мы попытаемся разобраться с этим вопросом, проанализировав перевод на русский язык, выполненный Е.Суриц.

Первое, что бросается в глаза сразу при чтении книги: корявый синтаксис и удивительно построенные фразы, вроде (1) «Пока не рухнувшие пальмы распластали зеленую кровлю, с исподу всю в мечущемся плетеве отраженных водяных бликов». Здесь необходимо вспомнить о том, что «найденные переводчиками замены или различного рода компенсации играют существенную роль при передаче целого ряда образных контекстов, ибо делает переводной текст более живым, естественным и тем самым более приемлемым для получателя на языке перевода» [1, 120]. И если текст не выглядит естественным и приемлемым, то сразу возникают бессознательные сомнения в его художественной ценности, причем в первую очередь у не рафинированного читателя мысли будут касаться оригинала.

Любой переводчик, если он хочет добиться эквивалентного перевода, должен «учитывать не только внутрилингвистические, но и экстралингвистические факторы, в частности, социальную и культурологическую составляющие, коммуникативную ситуацию, установку адресанта, прагматический эффект высказывания и т.д.» [2, стр. 3]. Так при переводе юношеского сленга объективно необходимо учитывать, как минимум, несколько факторов: возраст адресантов, эпоху, в которой они действуют (стоит отметить, что именно из-за влияния этого фактора Э. Берджесс отказался в своем «Заводном апельсине» от разговора современной ему молодежи и выдумал «надсат»), их социальное положение. Следовательно мы можем быть уверенными в том, что герои «Повелителя муха» не говорят в оригинале что-то, вроде «awesome» (характерно для американского сленга 80-ых и 2000-ых), «rad» (символ 90-ых), и не могут говорить в переводе «кайф» или «жесть», так как «первое обязательное условие создания временной дистанции – отсутствие в лексике перевода модернизмов, слов, которые не могли употребляться в то время, когда создавался подлинник» [3, с.136]. Однако для выражения восхищения не могут употребляться и такие лексемы, как «exquisite» или «meritorious», по одной простой причине: главные герои романа – дети. В связи с этим особенно интересен выбор переводчика, дающего нам в качестве эквивалентов радостных детских возгласов такие слова и обрывки слов, как (2) «Грандиозно!», «Колосса-а-а!» и «Потряса-а-а!». Если «Грандиозно» прагматически не эквивалентно «Wacco», «Wizard» (чисто британское восклицание, на сегодняшний день устаревшее) или «Smashing” хотя бы потому, что ни один ребенок в условные 10 лет не кричит «Грандиозно!» в моменты восторга, то выбор таких единиц, как «Колосса-а-а!» и «Потряса-а-а!» удивляет и вводит в ступор. В той же сцене, немного позже, переводчик решает преподнести все те же «Wacco» и «Wizard», как «Высший класс!», «Грандиозно!», «Фантастика!». В данном случае непонятно, что ему мешало использовать первый или третий вариант раньше, но, однако, и в этом случае «Высший класс» желательно было бы сократить до простого «Класс!», более естественного для детской речи.

Рассмотрим другой пример не совсем адекватного перевода следуюшего диалога, в котором два персонажа (Сэм и Эрик) вспоминают своего школьного учителя:

(3) “Huh. Remember old Waxy at school?”	- Ага. А помнишь в школе Вспыха-Психами?
“‘Boy—you-are-driving-me-slowly-insane!’”	- Вы-до-ве-де-те-ме-ня-до-безу-у-умия, юноша!

Как и в случае с «Потряса-а-а!» переводчик заменяет вполне «обычные» лексемы (Waxy – злой, сердитый) своими фантазиями, в данном случае подобием некоего слова-бумажника, представляющего собой искалеченное словосочетание не совсем ясного характера. Анализируя «Вспыха-Психами» мы затрудняемся ответить, чем обосновано переводческое решение. Здесь налицо словотворчество, которое характерно в тех случаях, когда в оригинале мы имеем непереводимую игру слов, и в этом случае создание подобного экзотичного переводческого неологизма могло бы быть оправданным [4, с.203]. «Вспыха-психами» же не соотносится в сознании ни с одним известным выражением в русском языке и представляет собой «творческое» сочетание глагола «вспыхивать» и, видимо, разговорного существительного «псих», в значении «нервный припадок», как в современной просторечной фразе «его псих накрыл». Нам кажется, что прозвище Waxy, в данном случае, было бы вернее представить, как существительное типа «Злыдень» или, учитывая предпочтения переводчика, «Псих».

Что интересно, в случае с переводом действительного каламбура, который встречается уже на первых страницах романа, автор вновь избирает не совсем ясный прием:

(4) “My auntie told me not to run,” he explained, “on account of my asthma.”	– Мне моя тетя не велела бегать, – объяснил он, – потому что у меня астма.
“Ass-mar?”	– Ассы-ма-какассыма?

В данном примере мы наблюдаем игру слов, основанную на созвучии слов «asthma» и словосочетания ass (задница) + mar (царапина), который переводчик передает неологизмом «ассы-ма-какассыма». Последний выглядит весьма странно в русском языке, кроме того, большинство читателей автоматически ставит в этом придуманном слове ударение на букву «ы». В результате совсем нелогичным выглядит дальнейшее подтверждение Хрюшей, незаметившим издевательство со стороны Ральфа, того, что у него «ассы-ма-какассыма». К сожалению, наличие астмы у Хрюши является важным моментом в романе, и поэтому ее нельзя заменить на другое заболевание, звучание которого позволило бы создать полноценный каламбур на русском языке. Поэтому единственным переводческим вариантом является поиск лексемы или выражения, созвучных астме, но создающих в итоге комический эффект. Надеемся, что новому переводчику романа это удастся.

Как мы уже отмечали ранее, среди экстралингвистических факторов находится социальная принадлежность персонажей, которая зачастую проявляется в «правильности» или же «неправильности» их речи. Так Хрюша как в оригинале, так и в переводе совершает грамматические ошибки, вроде

(5) I got to have them specs.

Я не могу без очок.

В данном случае переводчик прибегает к компенсации, коверкая не употребление артикля (которое по объективным причинам невозможно передать в русском языке), а неправильно склоняя существительное «очки», которое затем в неверном виде несколько раз еще появляются в романе. Однако несовсем понятны введения просторечных и разговорных глагольных форм в переводе там, где это касается авторской речи. Приведем пару примеров, которые не нуждаются в подробном разборе:

(6) He visualized its probable progress with agonizing clearness – that one would start slowly, drop from ledge to ledge, trundle across the neck like an outsize steamroll	Он мучительно ясно представлял себе, как она стронется, медленно, с уступа на уступ, и огромным паровым катком покатит по перешейку.
(7) Each of them wore the remains of a black cap and ages ago they had stood in two demure rows and their voices had been the song of.	На всех были изодранные черные шапочки, и когда-то давным-давно они стаивали двумя чинными рядами, и голоса их были как пенье ангелов.

Переводчик не гнушается и явных фактических ошибок. Ближе к концу романа Хрюша восклицает:

(8) “Which is better – to be a pack of painted Indians like you are, or to be

sensible like Ralph is?”

Что лучше – быть бандой раскрашенных черномазых, как вы, или же быть разумными людьми, как Ральф.

В русском языке понятие «черномазый» закреплено за темнокожими, африканцами, что никаким образом не соответствует английскому Indians. Также использование слова «черномазых» накладывает особенный отпечаток на речь Хрюши, который обычно выражется интеллигентно.

Фактической ошибкой можно назвать и следующий перевод, хотя трудность заключается в том, что понимать под цветом blue в английской лингвокультуре и под синим/голубым в русской.

(9) They were bright blue, eyes that in this frustration seemed bolting and nearly mad.

Глаза эти были ярко-синие, и сейчас от досады в них метнулось почти безумие.

Нам представляется, что у рыжего, каковым был Джек, не может быть «ярко-синих» глаз, скорее они голубые или светло-голубые.

Кроме того удивление вызывают и другие фразы, в английском выглядящие вполне естественными, но в переводе изобилующие неестественными сочетаниями, ошибками в глагольном управлении и употреблением несуществующих в нормативном русском языке лексем:

(10) In the next shelter a littlun was talking in his sleep.	В соседнем шалаше малыш говорил со сна.
(11) As an answer Jack dropped into the uncomprehending silence that followed it the one crude expressive syllable. Release was immense. Those littluns who had climbed back on the twister fell off again and did not mind.	Вместо ответа Джек бросил в обалделую тишину непристойное слово. Разрядка пришла как оргазм. Те малыши, которые успели снова забраться на кувыркалку, радостно поплюхались в траву.
(12) Ralph lolled in the water. Sleep enveloped him like the swathing mirages that were wrestling with the brilliance of the lagoon.	Ральф нежился в воде. Перебарывая, затеняя блеск лагуны, как кисея миража, его окутывал сон.
(13) The boys on the neck stood in a pool of their own shadow, diminished to shaggy heads.	Мальчики на перешейке, сведенные к трем косматым головам, тонули в луже собственной тени.
(14) There was one flat rock there, spread like a table, and the waters sucking down on the four weedy sides made them seem like cliffs. Then the sleeping leviathan breathed out, the waters rose, the weed streamed, and the water boiled over the table rock with a roar.	Вот показалась плоская скала, гладкая, как стол, и воды, засасываясь под нее, открыли с четырех сторон одетые водорослями грани утеса. А потом спящий левиафан вздохнул – и вода поднялась, заструилась водорослями и вскипела над розовостью столешницы.

Если с примером (11) все понятно, то остальные требуют определенного анализа. Понятно, что «Повелитель мух» книга не для детей (хотя ее и читают в школах), но все-таки она о детях. Однако, переводчик, видимо, не хочет этого учитывать и трансформирует невинное (11) «Release was immense» автора в «Разрядка пришла как оргазм». Особенно парадоксально это смотрится в связи с использованием слова «малыши» в следующем предложении.

Примеры (12), (13) и (14) объединяет идея «издевательства» над русским языком. В (12) сложно понять саму фразу, перегруженную деепричастными оборотами, даже после пятнадцатого прочтения, и не совсем ясно, кто кого борет (перебарывает?) и затеняет (чего не скажешь об оригинале). В следующем отрывке (13), употребление причастного оборота «мальчики, сведенные к головам» неверно грамматически и синтаксически, и, естественно, фраза поражает читателя своей структурой. Наконец, во фрагменте (14) переводчик вводит слово «розовость», которое, во-первых, не присутствует в тексте оригинала (возможное влияние глагола rose?), а, во-вторых, опять-таки не является нормативным для современного русского языка.

Подобных примеров в русском варианте «Повелителя мух» можно найти еще много и в настоящей статье нами были рассмотрены далеко не все случаи странного и не совсем понятного перевода. Любой филолог, лингвист или просто внимательный читатель обратит внимание и на более мелкие ошибки, путаницу в именах и прочие недочеты.

Роман У. Голдинга в оригинале является признанным шедевром английской литературы. Не стоит забывать о том, что «целью переводчика является воссоздание художественного текста на переводящем языке, аналогичного по своим свойствам и художественным достоинствам (в идеале) художественному тексту» [1, с. 246]. И если, читая на русском языке книгу, автор которой получил Нобелевскую премию, ты на каждой странице поражаешься странным и корявым фразам, невольно приходит мысль о том, что нужен новый перевод. И в случае «Повелителя мух» мы можем смело заявить, что новый перевод жизненно необходим!

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Казакова, Т.А. Художественный перевод. Теория и практика: Учебник – СПб.: ООО «ИнЪязиздат», 2006. – 544 с. – (Специальная литература по иностранным языкам).

2. Карповская, Н.В. Прагматический потенциал языковых единиц в свете детерминации переводческих решений (на материале испанского языка): монография – Ростов-на-Дону: Издательство Южного федерального университета, 2014. – 208 с.

3. Алексеева, И.С. Текст и перевод. Вопросы теории. – М.: Междунар. Отношения, 2008. – 184 с.

4. Виноградов, В.С. Формально-обусловленный перевод каламбуров-созвучий. – Общие вопросы романского языкознания. – М: Издательство Московского университета, 1972. – 249 с.

5. Голдинг, У. Повелитель мух. – М.: АСТ, 2009. – 352 с.

6. Golding, W. Lord of the Flies. – Penguin Groups, 2014. – 336 p.