+7 (831) 262-10-70

НИЖНИЙ НОВГОРОД, УЛ. Б. ПОКРОВСКАЯ, 42Б

+7 (495) 545-46-62

МОСКВА, УЛ. НАМЁТКИНА, Д. 8, СТР. 1, ОФИС 213 (ОБЕД С 13:00 до 14:00)

ПН–ПТ 09:00–18:00

 

Шерстнёва Екатерина Сергеевна - кандидат филологических наук, доцент кафедры английского языка, Северо-Восточный государственный университет, г. Магадан, Россия

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Эпистолярное наследие Р.М. Рильке открывает широкие возможности для исследования принципов эстетики автора, его отношения к искусству, поэзии, религии, жизни, любви и другим фундаментальным областям человеческой жизни. «Письма к молодому поэту», положившие начало эпистолярному творчеству писателя, представляют собой интересный, в том числе и с позиций жанровой характеристики, пример художественного письма, поскольку написаны в форме реальных писем, имеют реального адресата, носят диалогический характер. Однако, в то же время, читатель располагает только письмами Р.М. Рильке, адресованными Францу Ксаверу Каппусу, сочиненными адресантом в пределах довольно широких географических и временных рамок. Адресат писем опубликовал их через пару лет после смерти Рильке, полностью исключив из переписки свои собственные письма, объяснив это желанием поделиться именно Рильке со «страждущими душами», подытожив свое решение словами: «And where a great and unique man speaks, small men must keep silence». Там, где говорит гений, простым людям следует помолчать[8, с. 8], (здесь и далее по тексту перевод наш — Е.Ш.)

Произведение обладает характеристиками сразу нескольких типов текстов. Несмотря на то, что «Письма к молодому поэту» отвечают традиционным канонам личного письма (наличие источника и реципиента, коммуникативного задания, присутствия субъективной эмоционально-оценочной окрашенности, соблюдения жестких правил рамочной конструкции письма), их содержательно-концептуальный показатель не укладывается в рамки только лишь «примарно-эмоционального текста»[1, с. 123].

Философичность содержания исследуемого произведения проявляется во введенных Р.М. Рильке элементах авторской версии «предельно обобщенного описания устройства мира»[1, с. 90]. Данная черта подтверждается особенностями и способами авторского изложения (высокий уровень абстрактности, подчинение логическому принципу, усложненный синтаксис, соответствие строгой нейтральной письменной норме литературного языка).

В некоторой степени «Письма к молодому поэту» имеют характеристики проповеди, так как в них одним из ключевых параметров является эмоционально окрашенное сообщение или напоминание реципиенту известных и новых случаев из жизни, на основе которых строится убедительное поучение. При этом стиль, используемый адресантом, может быть определен как достаточно возвышенный и строгий[1, с. 103‑104].

Зарубежные критики характеризуют «Письма к молодому поэту» как «идеальное руководство для начинающих писателей»[5].

Подобная полифункциональность и многоплановость произведения, актуальные бытийные проблемы, затронутые в нем, объясняют факт его востребованности у читателей, а также факт неизменного внимания к нему переводчиков. «Письма к молодому поэту» представляют собой пример переводной множественности, так как они были неоднократно переведены на многие языки. Только лишь на английский язык существует минимум пять полных переводов. В. Леппманн, к примеру, относит произведение к числу наиболее популярных творений Рильке[9, с. 216]. Переводная множественность произведения данного жанра дает возможность для изучения принципов его воссоздания на разноструктурные языки в частности, а также переводческой рецепции «Писем к молодому поэту» в целом.

Индивидуальное восприятие автора и его произведения переводчиками, в свою очередь, еще больше усложняет процесс воссоздания описанных нами типологических и характерологических особенностей «Писем к молодому поэту» в переводах.

В рамках исследования переводческой рецепции уместным будет более подробно сказать о переводчиках, перу которых принадлежат рассматриваемые нами переводные версии, а также принципах, которыми они руководствовались при воссоздании оригинала на языке перевода.

Автором русскоязычного перевода-открытия, опубликованного в 1929 г. в Праге, является М. Цветаева, подруга, соратница и почитательница немецкого автора. В одной из своих статей писательница следующим образом определяет природу переводческого искусства при переводе эпистолярного наследия Р.М. Рильке: «А сегодня мне хочется, чтобы Рильке говорил — через меня. Это, в просторечии, называется перевод. (Насколько у немцев лучше — nachdichten! Идя по следу поэта, заново прокладывать всю дорогу, которую прокладывал он. Ибо, пусть — nach (вслед), но — dichten! - то, что всегда заново. Nachdichten — заново прокладывать дорогу по мгновенно зарастающим следам). Но есть у перевода еще другое значение. Перевести не только на (русский язык, например), но и через (реку). Я Рильке перевожу на русскую речь, как он когда-нибудь переведет меня на тот свет»[4, с. 350][2]

По мнению одного из наиболее преданных переводчиков прозаических произведений Р.М. Рильке на английский язык, М.Д. Хертер Нортон, в своей многочисленной корреспонденции автор скорее выражает стремление, чем достижение цели. А в произведениях 1903‒1908 гг., времени, (когда были написаны исследуемые нами «Письма»), легко различимо личное отношение писателя к жизни и работе. Переводчица говорит о том, что пребывание Рильке в ту пору в Париже ознаменовало самый важный период в развитии писателя. По мнению М.Д. Хертер Нортон: «… despite law physical vitality that often reduced him to actual ill-health, despite lack of funds and homeless wandering in search of the right places and circumstances for his work, despite all the subjective fret and hindrance because of which some think to see in him a morbidly conditioned fantasy — the legend of the weary poet is dispelled, and in the end we find him always constructive, the eminently positive philosopher of these letters». Несмотря на физическую слабость, которая часто делала его по-настоящему больным, несмотря на ограниченность в средствах и бесприютные скитания в поисках подходящего для его творчества места, несмотря на все его субъективные волнения и трудности из-за которых некоторые видели в его работах преобладание болезненных фантазий, легенда об утомленном поэте рассеивается и, в конце концов, он предстает перед нами созидающим, исключительно позитивным философом в этих письмах[6, с. 8]. Таким образом, переводчица делает упор на философичность творения Рильке, призывая видеть в его письмах кисть созидающего мыслителя, а не страдающего от душевной боли художника.

Как отмечает Ст. Митчелл, переписка, результатом которой стало данное произведение, была нетипичной для Рильке, а просьба адресата о помощи, его смущение, были для Рильке чем-то вроде мучительного воспоминания о своем собственном опыте, что, в свою очередь, объясняет особую актуальность и доверительность автора по отношению к его, почти что, анонимному собеседнику. Переводчик следующим образом характеризует произведение: «All through the letters there are insights of a very high order. This is a book that has some of the qualities of a great poem – the density, the richness, the seemingly inexhaustible nourishment. And like a poem it can mirror back to us our condition, changing as we change, clarifying as our vision becomes more clear, until its insights become as familiar and obvious as our own face». «Высшие озарения пронизывают письма. Эта книга обладает качествами великого стихотворного произведения: насыщенностью, богатством, кажущимся неистощимым началом. И, подобно стихотворению, может отразить наше состояние, меняющееся вместе с нами, проясняющееся в результате прояснений нашего понимания, пока эти озарения не станут такими же близкими и очевидными как наши собственные лица»[10, с. 16‑17].

По мнению Ст. Митчелла, «Письма к молодому поэту» начинаются с одной центральной темы: анализа одиночества как помехи и дара, как основы для гениальной работы. Данная темя является своеобразным центром притяжения, вокруг которого вращаются насущные для молодого человека вопросы о творчестве и любви. Книга может многому научить молодую женщину или молодого мужчину[10, с. 15].

В связи с данной оценкой произведения переводчиком можно ожидать, что созданный им перевод будет носить в определенной степени поэтический характер и отражать стремление переводчика к рефлексии и самопостижению, а лексический компонент перевода будет воспроизводить обозначенную переводчиком проблематику «Писем к молодому поэту».

 Переводческая стратегия Р. Снелла — сознательно дать точный, буквальный перевод «designedly very literal». Цель перевода — близкое соответствие, а не удачный перифраз, которое иногда едва ли позволяет избежать некоторой оцепенелости связей. Р. Снелл отмечает, что сама природа немецкой прозы инициирует некоторую скованность англоязычных переводов. Переводчик считает правильным воссоздание всей странности лексико-синтаксических средств выражения Рильке, которые выглядят не менее любопытно в переводе, чем в оригинале. Р. Снелл не позволяет себе поддаться искушению переводить благозвучным английским, только лишь потому, что в «Письмах» говорит поэт. По мнению переводчика, Рильке — мастер редкого, но поэтически меткого слова, виртуоз аллитерации, персонификации и гипаллаги. Переводчик называет Рильке «postal confessor» - «почтовый исповедник». Произведение, по его мнению, олицетворяет всю мягкость и легкость одновременно с безличностной отстраненностью рильковской манеры обращения с неизвестными ему респондентами. Писатель одновременно беседует с юным Каппусом и думает вслух, рассуждая о проблемах, которые в дальнейшем станут лейтмотивами его поздней высокой поэзии: одиночестве, сложностях любви, видении, вещах, созидании Бога. В его письмах-наставлениях проявляется скромность, нежность, желание уступить, узнать потаенные секреты. Его советы здравы, сущность его проповедей — моральная твердость[11, с. 1, 3‑4].

Такая поливалентность функциональных характеристик произведения, описанная переводчиком, не может не иметь соответствующего воплощения в переводной версии Р. Снелла. Соответственно, можно ожидать, что философская тематика с элементами проповеди и саморефлексия Рильке в диалоге с Каппусом будут добросовестно воссозданы переводчиком как на лексико-синтаксическом, так и на концептуально-стилистическом уровнях с сохранением всех шероховатостей, свойственных переводу при максимально точном воссоздании немецкой прозы на английском языке.

Перевод «Писем к молодому поэту» М. Хармана также имеет ряд своих особенностей. Сам переводчик объясняет предпринятую им попытку воссоздания на английском языке неоднократно переведенного рильковского оригинала следующим образом: «with translation it’s a little bit like paintings that get covered in dust and acquire a kind of patina that doesn’t really belong to the actual portrait itself or whatever the picture is, so somebody like me comes along and thinks I can get some of that accretion off the surface off the painting, and that’s what I was trying to do». Перевод немного похож на полотна, которые покрываются пылью и становятся как бы патинированными, что не имеет никакого отношения к истинному полотну или портрету и, следовательно, появляется кто-то вроде меня и думает, что может убрать какую-то часть этого налета с полотна; именно это я и пытался сделать[7]. Подобный подход иллюстрирует стратегию модернизации существующих переводов, переосмысления оригинала в соответствии с индивидуальным видением переводчика, попытки предложить читателю более лучшую версию по сравнению с существующими уже переводными вариантами произведения.

Как видим каждый из переводчиков имеет уникальный взгляд на данное произведение и соответственно, индивидуальную переводческую стратегию. Однако, как отмечает Е.Л. Лысенкова, «читатель зарубежной литературы «привык» уже к переводной множественности прозы …, но разные переводы эпистолярного наследия воспринимаются несколько иначе. Возникает впечатление, что письмо может и должно иметь только один переводной вариант — неизменный, канонический»[3, с. 159].

Список литературы

1.     Алексеева И.С. Текст и перевод. Вопросы теории/И.С. Алексеева. - М.: Междунар. отношения, 2008.—184 с.

2.     Из писем Райнера-Мария Рильке // Цветаева М.И. Сочинения в 2‒х т. Т. 2. - М.: Худож. лит., 1988. - С. 554‒563.

3.     Лысенкова Е.Л. Проза Р.М. Рильке в русских переводах/Е.Л. Лысенкова. - М.: ООО «Азбуковник; ООО «ИТИ Технологии», 2004.—216 с.

4.     Цветаева М.И. Несколько писем Райнера-Мария Рильке // Цветаева М.И. Сочинения в 2‒х т. Т. 2. - М.: Худож. лит., 1988. - С. 344‒351.

5.     Banville John. The New York Review of Books //[Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.hup.harvard.edu/catalog.php? isbn= 9780674052451&content=reviews (дата обращения: 20.10.2015).

6.     Herter Norton M. D. Translator’s Note // Rilke R. M. Letters to a Young Poet. Transl. by M. D. Herter Norton. - New York: W. W. Norton & Company Inc., 1993. - P. 7‒8.

7.     Interview with Mark Harman/New translation of Rilke's Letters to a young poet[Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.abc.net.au /radionational/programs/bookshow/new-translation-of-rilkes-letters-to-a-young-poet/3005170  (дата обращения: 25.10.2015).

8.     Kappus F. K. Introduction by the young poet // Rilke R. M. Letters to a Young Poet. Transl. by R. Snell. - London: Sidgwick and Jackson, 1945. - P. 7‒8.

9.     Leppmann, W. Rilke. Sein Leben, seine Welt, sein Werk/W. Leppmann. - Bern und München: Scherz Verlag, 1993.—484 S.

10.   Mitchell, St. Foreword // Rilke R. M. Letters to a Young Poet. Transl. by St. Mitchell. - Boston: Shambhala, 1993. - P. 7‒17.

11.   Snell, R. Translator’s Preface. Translator’s Introduction // Rilke R. M. Letters to a Young Poet. Transl. by R. Snell. - London: Sidgwick and Jackson, 1945. - P. 1‒6.