+7 (831) 262-10-70

НИЖНИЙ НОВГОРОД, УЛ. Б. ПОКРОВСКАЯ, 42Б

+7 (495) 545-46-62

МОСКВА, УЛ. НАМЁТКИНА, Д. 8, СТР. 1, ОФИС 213 (ОБЕД С 13:00 до 14:00)

ПН–ПТ 09:00–18:00

Поэтический перевод в подготовке переводчика

Арпентьева Мариям Равильевна — Д-р псих. наук, доцент, член-корр. РАЕ, профессор кафедры психологии развития и образования, Калужский государственный университет им. К. Э. Циолковского, Калуга, Россия

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Обоснование актуальности проблемы. Применение стихотворного перевода в обучении переводчика существенно интенсифицирует и оптимизирует процесс его подготовки. Знание иностранного языка – это умение разговаривать, читать, переводить – то есть понимать созданные на данном языке тексты. Однако перевод, в том числе условно дословный, – это уникальная деятельность, которая требует первоначально осознанного соотнесения целого комплекса значений и смыслов, вытекающих из огромного смыслового универсума и «втекающих» в него: начиная от смыслового универсума человека и человеческой жизни в целом, смысловых универсумов культур отдельных групп (народов и т. д.) и заканчивая смысловыми универсумами каждого отдельного субъекта – автора текста [1; 2; 3; 6; 12; 16]. Это множество универсумов создает бесчисленное количество вариантов понимания, т. е. бесчисленное количество возможных переводов. И если мы не говорим о формальной грамотности перевода, то его содержательная точность может быть весьма различной – возникают разные уровни перевода. Их существование становится заметно лишь за пределами «минимального», машинного или близкого к нему уровня поиска дословных соответствий. Однако для того, чтобы разговаривать на том или ином языке свободно, и тем более для того, чтобы переводить произведения литературно-художественного творчества, достичь уровня искусства нужно и в сфере перевода. Встречаясь с разными вариантами переводов, однако, мы можем исследовать этот феномен и найти пути формирования и развития этого «искусства».

Современная практика предъявляет весьма высокие требования к качеству перевода: наряду с простейшим, «машинным» переводом существуют многообразные варианты авторского условно дословного перевода, при котором переводчик не только стремится воспроизвести переводимый текст как совокупность понятий и конструкций, но и выступает как соавтор, дополняющий текст, который будет звучать в новой культуре, необходимыми для его понимания обертонами. Такое дополнение и трансформация всегда рискованны, особенно если переводятся тексты художественные, многоуровневые и многозначные, тексты, наполненные специфическим для народа – носителя языка культурно-историческим содержанием, а также конкретным для автора переводимого текста психологическим подтекстом, составляющим основную «магию» произведения.

Основная часть исследования. Перевод – понимающая деятельность, требующая трансординарного знания как собственного, так и переводимого языка. Трудности перевода особенно хорошо иллюстрируют переводы стихотворений, работа над которыми – это не только когнитивная или коммуникативная, но и собственно духовная, включающая ценностный диалог, понимание как бытийный процесс деятельность специалиста [1; 4; 11; 13]. Существует несколько классификаций поэтического перевода: А Лефевра, Б. Раффела, Р. Р. Чайковского, С. Ф. Гончаренко и др. [12; 29; 34, c. 106; 36, p. 97; 37]. В любой из этих типологий мы можем увидеть типы буквалистского, вольного и диалогического перевода. Эти типы переводов тесно связаны с интенцией переводящего: диалогической (стремление к пониманию и взаимопониманию – с автором и читателем), отношенческой (использование текста как средства управления отношением), преобразовательной (использование текста как средства управления деятельностью) [1; 5; 7; 15; 24; 28; 29].

Примитивная, первичная стратегия перевода, которая используется неспециалистами, во многом механистична. Это, однако, может быть достаточно качественно выполненный перевод, в котором авторы пытаются передать и некоторые аспекты психологической атмосферы и ритмики стихотворения. Перед нами вариант наивного, «дословного» перевода, при котором автор не до конца реализует даже богатство собственного языка: возможности наличной языковой личности настолько сужены, что перевод становится затруднительным на этапе поиска соответствий в собственном языке (мал словарный запас, неточно и некорректно сформированы понятия и концепты, нет понимания логики и правил орфографии, грамматики и стилистики и т. д.).

Другой тип перевода – эквиритмический – отражает иную стратегию перевода: переводчик переводит то, что может, включая культурный контекст («А теперь я должен знать, что мое, а что нет»), передает внешнюю психологическую атмосферу текста, но не ее глубоко авторское прочтение. Перевод, при всем его качестве, остается отстраненным, поскольку свободы владения иностранным языком нет, нет сформированной вторичной языковой личности. В таких переводах часто встречается значительное привнесение в текст авторского опыта и переживаний, попытка реконструировать его внутренние смыслы, однако недостаточно явно прослеживаются культурно-исторические контексты и смыслы, заложенные в тексте. История героя в основном остается только историей героя, но не историей страны, народа, общечеловеческой историей.

Третья стратегия перевода предполагает не просто адаптированный перевод, но сохранение атмосферы, в том числе ритмики оригинального текста, отмечается осознанное стремление прочувствовать психологическую ткань текста, в результате чего его интерпретация соединяет достоинства авторского текста и оригинального текста: это и прочтение-перевод, и оригинал, в котором видны переживания автора и героя по поводу непонимания – себя и мира, а также даны, хотя и скупо, скрытно, как намек, культурно-исторический и культурный, политический и социальный контексты, истории «поворотов» в отношениях людей. Такой перевод – это не только пример глубины авторского прочтения как такового, это пример «звучания» человеческого опыта на русском языке, которым автор владеет, как и английским, в полной мере. При этом сравнение английского и русского вариантов говорит нам о том, что «перевод» намного богаче, чем оригинал: мы воочию видим, как происходит обогащение текста в русском языке, как русская культура обогащает себя опытом иных культур и обогащает эти культуры – собой.

В качестве примера приведем переводы одного и того же известного и волнующего своим содержанием многие поколения читателей и переводчиков стихотворения – стихотворения Р. Киплинга «Если».

If

If you can keep your head when all about you

Are losing theirs and blaming it on you,

If you can trust yourself when all men doubt you,

But make allowance for their doubting too;

If you can wait and not be tired by waiting,

Or being lied about, don't deal in lies,

Or being hated don't give way to hating,

And yet don't look too good, nor talk too wise:

 

If you can dream-and not make dreams your master;

If you can think-and not make thoughts your aim,

If you can meet with Triumph and Disaster

And treat those two impostors just the same;

If you can bear to hear the truth you've spoken

Twisted by knaves to make a trap for fools,

Or watch the things you gave your life to, broken,

And stoop and build 'em up with worn-out tools:

 

If you can make one heap of all your winnings

And risk it on one turn of pitch-and-toss,

And lose, and start again at your beginnings

And never breathe a word about your loss;

If you can force your heart and nerve and sinew

To serve your turn long after they are gone,

And so hold on when there is nothing in you

Except the Will which says to them: 'Hold on!'

 

If you can talk with crowds and keep your virtue,

Or walk with Kings-nor lose the common touch,

If neither foes nor loving friends can hurt you,

If all men count with you, but none too much;

If you can fill the unforgiving minute

With sixty seconds' worth of distance run,

Yours is the Earth and everything that's in it,

And-which is more-you'll be a Man, my son!

R. Kipling

 

Существует много хороших переводов этого произведения, рассмотрим их особенности.

Перевод А. Руснака весьма близок к тексту, однако стихотворная форма, выбранная переводчиком, тяжеловесна. Это «школьный» перевод, явным достоинством которого является «верность букве», верность значениям, связанным с каждым словом, и вера в них. Однако уже в изменении названия мы видим потребность переводчика как автора нового текста – создаваемого на основе понимаемого – разъяснить то, что осталось не вполне понятно, что ушло из стихотворения в процессе перевода.

Коль сможешь ты

Коль сможешь ты хранить рассудок в час, когда вокруг

Вся жизнь теряет смысл, все валится из рук.

Коль верить сможешь ты в себя, когда сомнений круг

Замкнулся на тебя – во всем повинен слух.

Коль можешь ты годами ждать, не тяготясь сомненьем

Коль ложь в устах твоих, но чист ты перед ней.

Коль ненависть в тебе, но ты душой не с нею

Знай, время не пришло для мудрости твоей.

 

Коль сможешь ты мечту не спутать с Богом

Коль сможешь мысль свою всегда держать в узде

Коль сможешь ты пройти триумф, принять страданье строго

И не смотря назад, по-прежнему любя ценить людей.

Коль можешь вынести ты правду, которую однажды сам изрек

Быть связанным шутами, на забаву, и преподать глупцам урок.

Разбить часы, тем самым, нарушая размеренный ход жизни, а за тем

Собрать осколки вместе, созидая, построить то, что нужно будет всем.

 

Коль сможешь ты воздвигнуть гору, лишь только из своих побед

Рискнуть всем ценным, что имеешь и не прервать отчаянный свой бег

И потерять все это разом и сызнова начать

И никому, и никогда об этом не сказать.

Коль сможешь ты заставить свое тело, тебе быть верным до конца

Пройти весь путь, что Бог тебе отмерил и ждать покорно у крыльца

Заставить жить себя, пройдя на шаг, но дальше,

Шагнуть за зыбкую черту.

Рассудком приказать – «Держаться, хоть и страшно»,

Закрыв глаза, увидеть пустоту.

 

Коль можешь говорить с толпою, и в грязь да не удариться лицом

Быть не оклеветанным молвою, за то, что ты идешь с Царем.

Когда ни враг, ни друг, души твоей не сможет ранить,

Когда твои слова услышат все, кто жаждет знать,

Считай, что ты уже постиг все тайны мирозданья.

Постиг, неумолимую минуту, мгновенье то, что жизни всей длинней.

Те 60 секунд, что вечно с нами будут, сомкнутся легионом средь теней

Когда обнимешь ты душою, всю землю, тварей, пустишь в разум свой

В тот миг ты станешь предо мною и Я скажу тебе – «Сын Мой»

А. Руснак

 

Особенно интересна также заключительная трансформация Man в «Сын Мой». Явно авторское привнесение в текст новых смыслов, которых, очевидно, не было в тексте. Возможно, они были «вынесены», не «привнесены» переводчиком, но для того, чтобы понять это, нужно немного – нужно поднять историю всей жизни Р. Киплинга, его отношений с Богом и с сыном. Но если не фиксироваться на Р. Киплинге и прочитать стихотворение как наставление – завещание – всем людям, то «эзотерическая добавка» переводчика выглядит вполне уместной, украшающей и раскрывающей оригинальный текст. Таким образом, в этом переводе мы видим стратегию авторского, авторизованного перевода: переводчик выступает как автор нового стихотворения – «ремейка», даже и при том, что стремится придерживаться исходного текста.

Другой перевод – «Завещание» – формально и содержательно дальше от текста оригинала: это скорее попытка передать основные мысли стихотворения, которая, однако, привела к утере многих подтекстов и затекстов, а выбранная «облегченная форма», в отличие от «тяжеловесной» формы, выбранной А. Руснаком, лишь подчеркивает диссонанс содержания оригинала и его перевода. В этом переводе собственный текст переводчика постоянно «глушит», сворачивает смысловые вселенные автора – в итоге перед нами именно перевод, а не со-авторский текст. Однако и этот текст, выполненный бережно, вдумчиво и включенно, способен вдохновить.

Приведем также интересный стих-побуждение К. Федорова «Сумей». Очень важным оказывается в переводе уловить отношенческую интенцию автора, не трансформировать, а раскрыть ее. Именно с нею связаны удачи и неудачи переводов художественных текстов. Помимо интенции преобразовательной, определяющей «внешнюю» цель текста как средства воздействия на читателя, важен именно этот «внутренний» смысл – свет, который идет из текста, который и должен быть «переведен», то есть сохранен при переводе. «Сумей» и «Завещание» явно больше фокусированы на преобразовательной интенции стихотворения, в результате текст начинает оплощаться, несмотря на стремление сохранить максимальную близость к нему. С другой стороны, если рассматривать текст стихотворения Р. Киплинга как «завещание» его сыну, как диалог отца с сыном, то, вероятно, перевод К. Федорова оказывается наиболее «мощным»: он соединяет в себе многие достоинства иных переводов, хотя и не чужд некоторых недостатков, например некоторой смысловой избыточности, повторов, в целом простительных при условии того, что перед нами – речь убеждающая, побуждающая, воздейственная…

Вернемся к “If”. Стихотворение названо так, по-видимому, потому, что оно есть некое размышление – не назидание, но откровение отца сыну. От приведенных выше переводов выгодно отличается знаменитый перевод М. Л. Лозинского «Завет», звучащий настоящей заповедью – исповедью, проникающей в душу человека: он – и вместе с Р. Киплингом, и вместе с читателем. При всей внешней краткости автор перевода «укладывается» в тему, ярко и мощно передавая настроение стихотворения, создавая поэтически-музыкальный образ, эстетическая гармония говорит нам о том, что перевод выполнен на редкость качественно.

 

Завещание

Коль головы своей ты не теряешь,

Хоть все безумны, в том виня тебя,

Коль полностью себе ты доверяешь,

При том и критиков своих любя;

Коль ты умеешь ждать неутомимо,

Иль, будучи оболганным, не лгать,

Иль, ненависть прощая терпеливо,

Не тщишься превосходство показать;

 

Коль грезишь, не порабощен мечтою,

Коль думаешь не ради дум самих,

Коль, встретившись с Триумфом и Бедою,

Ты с равной силой усомнишься в них;

Коль вынесешь, когда твое же слово,

Переиначив, скормят дуракам,

Иль рухнувшее дело жизни снова

Засохшим клеем скрепишь по кускам;

 

Коль ты способен ставить все на карту,

Рискуя всем, что выиграть успел,

И, проигравши, возвратиться к старту,

Ничем не дав понять, что пожалел;

Коль ты заставишь сердце, нерв и жилы

Служить тебе, хоть им уже невмочь,

Хоть все в тебе мертво, лишь Воля с силой

Твердит: "Держитесь!", дабы им помочь;

 

Коль помнишь, кто ты, говоря с толпою,

С царями не теряешь простоты,

Коль враг или друг не властны над тобою,

Коль ценишь всех, без предпочтений, ты;

Коль важность каждой из секунд ты знаешь,

Как спринтер, совершающий забег,

Тогда всю Землю в дар ты получаешь,

И, что превыше, сын, ты – Человек!

Hakikas

Сумей

Сумей держаться в час, когда кругом

Теряют головы, тебя виня во всем.

Поверь в себя! Сумей назло судьбе

Простить не верящим сомнение в тебе

И ждать сумей без устали и срока.

Оболганный, сумей отвергнуть ложь,

И ненавидящих не проклинай жестоко,

И не бахвалься мудростью на грош.

 

Сумей мечтать, мечтам себя не вверив,

Раздумий в самоцель не обратив,

Сумей встречать победы и потери,

К обоим недоверье затаив.

Сумей стерпеть, когда твое же мненье

Подлец себе на пользу извратил,

Когда пылают рук твоих творенья,

Чтоб вновь из пепла ты их возродил.

 

Сумей все то, что выиграл помалу,

Поставить на последний чет-нечет

И проиграть. И все начать сначала,

Ни слова не сказав про свой просчет.

Сумей заставить сердце, нервы, тело

Служить тебе, когда в них жар истлел,

Когда, собрав всю волю до предела,

Ты им стоять и выстоять велел.

 

Будь человеком рядом с королями,

Среди толпы не становись толпой.

Неуязвим с врагами и друзьями,

Верь людям верой зрячей – не слепой.

Секунды, что летят быстрее света,

Сумей наполнить смыслом до одной,

Тогда твоею будет вся планета,

И станешь ты мужчиной, мальчик мой!

К. Федоров

 

К нему близок и текст С. Маршака, отражающий, как и перевод М. Л. Лозинского, диалогический уровень понимания-перевода. Он несколько точнее передает смысл, вложенный Р. Киплингом. В его переводе лидирующими оказываются диалогическая (понимающая) и отношенческая интенции, но даже тогда, когда М. Лозинский упорно настаивает: «Будь!» – утверждая бытие другого – персонажа, он не забывает утверждать и бытие другого – читателя, переводчика, автора, собеседников. Он – исповедуется, входит в диалог, строит взаимоотношения. C. Маршак и М. Лозинский выступают, таким образом, как соавторы текста Р. Киплинга. Сошлемся здесь на А. А.°Смирнова: предельный уровень понимания отличается «освобождением от скованности словесной формулировки» [31, с. 150]. По достижении такой ступени «происходит действительно освоение того, что нами воспринято. Оно буквально становится “своим”, переводится на “свой язык”, подвергается некоторой творческой переработке» [17, с. 150].

Завет

Владей собой среди толпы смятенной,

Тебя клянущей за смятенье всех.

Верь сам в себя, наперекор вселенной,

И маловерным отпусти их грех;

Пусть час не пробил, жди, не уставая,

Пусть лгут лжецы, не снисходи до них;

Умей прощать и не кажись, прощая,

Великодушней и мудрей других.

Умей мечтать, не став рабом мечтанья,

И мыслить, мысли не обожествив;

Равно встречай успех и поруганье,

Не забывая, что их голос лжив;

Останься тих, когда твое же слово.

Калечит плут, чтоб уловлять глупцов,

Когда вся жизнь разрушена, и снова

Ты должен все воссоздавать с основ.

Умей поставить, в радостной надежде,

Но карту все, что накопил с трудом,

Все проиграть и нищим стать, как прежде,

И никогда не пожалеть о том,

Умей принудить сердце, нервы, тело

Тебе служить, когда в твоей груди

Уже давно все пусто, все сгорело,

И только воля говорит: «Иди!»

Останься прост, беседуя с царями,

Останься честен, говоря с толпой;

Будь прям и тверд с врагами и друзьями,

Пусть все, в свой час, считаются с тобой;

Наполни смыслом каждое мгновенье,

Часов и дней неумолимый бег, –

Тогда весь мир ты примешь во владенье,

Тогда, мой сын, ты будешь Человек!

М. Л. Лозинский

Если

О, если ты спокоен, не растерян,

Когда теряют головы вокруг,

И если ты себе остался верен,

Когда в тебя не верит лучший друг,

И если ждать умеешь без волненья,

Не станешь ложью отвечать на ложь,

Не будешь злобен, став для всех мишенью,

Но и святым себя не назовешь, –

И если ты своей владеешь страстью,

А не тобою властвует она,

И будешь тверд в удаче и в несчастье,

Которым в сущности цена одна,

И если ты готов к тому, что слово

Твое в ловушку превращает плут,

И, потерпев крушенье, можешь снова -

Без прежних сил – возобновить свой труд, –

И если ты способен все, что стало

Тебе привычным, выложить на стол,

Все проиграть и все начать сначала,

Не пожалев того, что приобрел,

И если можешь сердце, нервы, жилы

Так завести, чтобы вперед нестись,

Когда с годами изменяют силы

И только воля говорит: «Держись!» –

И если можешь быть в толпе собою,

При короле с народом связь хранить

И, уважая мнение любое,

Главы перед молвою не клонить,

И если будешь мерить расстоянье

Секундами, пускаясь в дальний бег,-

Земля – твое, мой мальчик, достоянье.

И более того, ты – человек!

С. Я. Маршак

 

Этот уровень понимания избыточен для стандартных переводческих задач: «Понимание в конечном счете означает быть в состоянии действовать в соответствии с тем, что было сказано, действовать вне сферы языка, так сказать... Перевод, однако, не заходит так далеко – в собственном смысле он должен воспроизвести устно или письменно только то, что сказано или написано на входном языке» [12, с. 70]. «В результате у переводчика появляется возможность передавать даже ту информацию, которая в полной мере не осмыслена, ведь переводчик действует как бы по шаблону, по аналогии, копируя композицию оригинала и по сути не заботясь, например, о том, насколько убедительна аргументация и доступно изложение полученных результатов… Полученный продукт можно именовать добротным переводом, – пишет А. Ю. Наугольных. – Переводческие операции выполняются на уровне содержания, но смысл текста как целостного произведения остается недосягаем» [26, c. 200; 27]. Как полагает Б. Н. Климзо, добротный перевод может стать полноценным, если «выполнена дополнительная работа по обоснованному устранению ошибок и алогизмов автора исходного текста, уточнению автора, построению эквивалентов отсутствующих в словарях терминов, пересчету размерностей» [18, с. 452]. При этом «переводчик погружен в поиск смыслов, а переводческое пространство соткано из лоскутков смысла, которые словно лабиринт раскрывают ему истинный путь порождения гармоничного текста перевода» [18, с. 195].

В завершение приведем еще два перевода: переводы Д. А. Алексеева и В.°Бетаки. Они не лишены некоторых смысловых пробелов, однако то вдохновение и интерес, с которым они подходят к переводу, дает возможность создать гармоничные образы и тексты, дополняющие и раскрывающие богатство оригинала.

Попробуй

Попробуй свой рассудок сохранить,

Когда теряют все вокруг виня тебя,

Попробуй верным быть себе, наперекор -

Оставив вечные сомненья для других;

Попробуй ждать без устали всю жизнь,

И лишь тебя осыпят клеветой – не лгать в ответ,

Не отвечать и ненавистью на презренье,

При этом не хвалясь, что правилен и мудр:

 

Попробуй быть с мечтой не ослепляясь ею,

Попробуй мыслить, но не самоцелью,

Попробуй, встретив на пути Триумф или Фиаско,

Не смаковать их равным самозванством;

Попробуй не расстроиться, услышав

Что западня глупцам – твои слова в редакции ханжей

И наблюдая дело жизни в разорении

Воссоздавать все заново в изнеможеньи:

 

Попробуй личные победы выставить ва-банк,

Рискнув одним броском монеты,

Все проиграть и все начать сначала,

Не выдохнув и буквы сожаленья неудачу потерпев;

Попробуй напряги все – сердце, нервы, жилы

Свои уставшие и принуди их совершить бросок –

Так и крепись от немощи, что дух сковала,

Одна лишь Воля говорит: «Держись!».

 

Попробуй – равным с чернью быть не «очерняясь»,

Или сойдясь с Царями – головы не задирать,

Если друзья да недруги тебя расстроить не способны,

И если все считаются с тобой, пусть и чуть-чуть;

Попробуй вдохнови неумолимую минуту,

Придав значенье каждой из секунд сполна,

И ведь тогда Земля – твоя и все что есть в ней,

И – что важнее, сын – ты будешь Человек!

Д. Алексеев

Когда...

Когда ты тверд, а весь народ растерян

И валит на тебя за это грех,

Когда никто кругом в тебя не верит,

Верь сам в себя, не презирая всех.

Умей не уставать от ожиданья,

И не участвуй во всеобщей лжи,

Не обращай на ненависть вниманья,

Но славой добряка не дорожи!

 

Когда из мысли не творишь кумира,

Мечтая, не идешь к мечте в рабы,

Сочтя всю славу и бесславье мира

Одним и тем же вывертом судьбы,

Молчишь, когда твои слова корежа,

Плут мастерит капкан для дураков,

Когда все то, на что твой век положен,

Вновь собирать ты должен из кусков,

 

Когда рискнешь, поставив на кон снова

Весь выигрыш, – и только для того,

Чтоб проиграть и ни единым словом

Не выдать сожаленья своего –

Когда назло усталости и боли

Заставишь сердце жизнь тащить твою,

Хотя в нем все иссякло, кроме воли,

Еще твердящей «нет» небытию.

 

Когда толпе не льстишь улыбкой низкой,

А с королем не лезешь в короли,

И знаешь, что ни враг, ни друг твой близкий

Тебя ударить в спину не смогли,

Когда поняв, что время не прощает,

Секундной стрелкой меришь скачку дней,

Тогда, мой сын, на свете ты – хозяин,

Тогда ты – Личность, что еще важней!

В. Бетаки

 

Здесь мы вновь встречаем стратегию «авторского перевода», которая фокусируется на преобразовательном, воздейственном контексте оригинала. Однако, как уже отмечалось выше, Р. Киплинг размышляет вместе с сыном, с нами, он приглашает к диалогу, вдохновляет, но не настаивает, не «воспитывает». Не случайно и само окончание стихотворения – утверждение «заслуженности собеседника». Собеседник прошел вместе с автором все тернии жизни, он дослушал и понял автора, насытив свое бытие смыслами бытия другого. Он расширил свое бытие за счет бытия другого. Когда же переводчик «суживает» перевод, переводит «на понятный себе» уровень, тогда, очень часто, перевод не удается в полной мере. При этом стратегия Д. Алексеева ощутимо «свободнее» стратегии В. Бетаки: меньше авторских, не гармонирующих с текстом привнесений. Так, В. Бетаки в заключительном аккорде привносит слово «личность», коренным образом ломая смысл стихотворения, сразу теряющего объемность. Это совсем иная стратегия, чем у А. Руснака – «Сын Мой». Вместо попытки расширить текст, он вдруг сужается, съеживается от «самопостижения» до «борьбы с миром».

Таким образом, перевод есть освобождение текста из «плена» потенциальности «смыслового универсума», он всегда высвобождает новые смыслы, так же как и прячет – старые. Он предполагает осмысление наиболее доступных переводчику смыслов текста, а также их повторное сокрытие, насыщение текста подтекстами и интертекстами, позволяющими читателю отличной и исходной культуры понимать текст во всей его полноте: переводчик лишь «повязывает желтую ленточку» там, где он обнаружил зерно истины или сокрытую от наивных глаз «машинного перевода» тайну, усмотрел обращение к смысловому пласту, далекому от непосредственно описываемой ситуации [23; 26; 30; 32; 35]. Современные «интертекстология» и «нарративология» обращают особое внимание на те аспекты смысла, которые прячутся «между строк», «на полях», в «между-текстах» и в «историях» текстов: грамотный переводчик учитывает именно эти неявные смыслы как опорные [8; 9; 14; 18; 19; 21]. Опираясь на них, он реконструирует внешний каркас текста, оставляя в нем знаки, маркирующие глубинные смыслы, послужившие первоосновой текста, по-прежнему ждущие своего «освобождения» в процессе прочтения перевода заинтересованным читателем – третьим «соавтором» текста [10; 27; 28; 36; 37]. «Самой непостижимой вещью в мире является то, как мы его пониманием. Не будучи в состоянии проникнуть в суть механизма понимания, мы часто судим о нем не по тому, как он протекает, а по его результатам, не по тому как он осуществляется в сознании, а по тому, как то, что мы поняли, изменило наше представление об объективной и субъективной действительности» [20, с. 104]. Как правило, уровень перевода связан с функцией перевода, а та, в свою очередь, с понимающей интенцией переводящего – диалогической, отношенческой или преобразовательной. Чаще всего оптимальной стратегией становится диалогическая. При этом «часто случаи неверного перевода объясняются именно тем, что переводчик не учитывает разницу в смысловых структурах и в сочетаемости слов, а также позволяет ввести себя в заблуждение так называемым «ложным друзьям переводчика» или же грешит неоправданным буквализмом, который столь же нежелателен, как и неоправданная вольность перевода» [25, с. 302]. «Как буквализм, так и чрезмерная вольность перевода могут быть следствием того, что понимание переводчиком текста (или его внимание к переводимому материалу) ограничивается каким-либо одним или несколькими уровнями этого текста, а не всеми» [25, с. 302]. Таким образом, полифоничность перевода – одно из условий его богатства, а богатство перевода – показатель понимания текста и качества подготовки переводчика.

Библиографический список

1.         Арпентьева М. Р. Ксенология в исследованиях мультикультурного диалога // Слово, высказывание, текст: Сб. науч. тр. I Межд. науч.-практ. конф. / Ред. Т. В. Плесканюк. Н. Новгород: ИП Краснова Н. А., 2015. С. 25–31.

2.         Арпентьева М. Р. Ксенопсихотерапия // Философия и космология. 2015. № 1 (V. 15). С. 163–181.

3.         Асмус В. Ф. Историко-философские этюды. М.: Мысль, 1984. 120 с.

4.         Батищев Г. С. Деятельная сущность человека как философский принцип // Проблема человека в современной философии. М.: Наука, 1969. С. 73–145.

5.         Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979. 424 с.

6.         Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. М.: Культура, 1995. 460 с.

7.         Блакар P. M. Язык как инструмент социальной власти // Язык и моделирование социального взаимодействия. М.: Прогресс, 1987. С. 88–91.

8.         Ванденфельс Б. Своя культура и чужая культура // Логос. 1994. № 6. С. 77–90.

9.         Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М.: ИнЛит, 1958. 134 с.

10.     Гавриленко Н. Н. Функционирование психологических механизмов в процессе понимания переводчиком иноязычного текста // Вестник Воронежского ГУ. Сер. «Филология. Журналистика». 2016. № 4. С. 1–12.

11.     Гадамер Г.-Г. Истина и метод. М.: Прогресс, 1988. 340 с.

12.     Гончаренко С. Ф. К вопросу о поэтическом переводе // Тетради переводчика. № 9. С. 66–83.

13.     Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии. М.: Лабиринт, 1994. 110 с.

14.     Гуссерль Э. Начало геометрии. М., 1996. С. 16–17, 62–63.

15.     Дейк Т. А. ван. Язык. Познание. Коммуникация. М., 1989. 420 с.

16.     Делез Ж. М. Турнье и мир без Другого // Комментарии. 1996. № 10. С. 85.

17.     Злобин А. Н., Пузаков А. В. Перевод текстов СМИ с английского и немецкого языков на русский. Саранск: МГУ, 2015. 54 с. URL: http://www.fld.mrsu.ru/wp-content/uploads/2016/09/Perevod-tekstov-SMI-s-anglijskogo-i-nemeckogo-yazykov-na-russkij.pdf.

18.     Климзо Б. Н. Ремесло технического переводчика. М.: Р.Валент, 2011. 487 с.

19.     Коротеева В. В. Этнические символы и символическая природа этничности // Ценности и символы национального самосознания в условиях изменяющегося общества. М.: Прогресс, 1994. С. 39–50.

20.     Кузнецов В. Г. Понимание текста // Словарь филос. терм. / Ред. В. Г. Кузнецова. М.: Инфра-М, 2004. С. 12–14.

21.     Кун Т. Структура научных революций. М.: Прогресс, 1977. 300 с.

22.     Кушнина Л. В. Взаимодействие языков и культур в переводческом пространстве: Дис. … д-ра филол. наук. Пермь: ПГТУ, 2004. 426 с.

23.     Мамардашвили М. К. Сознание как философская проблема // Вопросы философии. 1990. № 10. С. 45–56.

24.     Марчук Ю. Н. Лексика, перевод и компьютер // Теория и практика перевода. 2005. № 1. С. 48–51.

25.     Микоян А. С. Проблемы перевода текстов СМИ // Язык СМИ как объект междисц. исследования / Ред. М. Н. Володина. М.: МГУ, 2003. 460 с.

26.     Наугольных А. Ю. О глубине понимания в разных видах перевода // Вестник ПНИПУ. Проблемы языкоз. и педагогики. 2013. № 7 (49). С. 197–202.

27.     Наугольных А. Ю. Парадоксы переводческого понимания // Вопросы психолингвистики. 2009. № 9. С. 112–118.

28.     О разработках проблемы Чужого в современной философской мысли // От Я к Другому / Под ред. А. А. Михайлова. Минск: Навука, 1997. 340 с.

29.     Огнева Е. А. Художественный перевод: проблемы передачи компонентов переводческого кода. М.: Эдитус, 2012. 234 с.

30.     Подорога В. Феноменология тела. М.: Ad Marginem, 1995. 380 с.

31.     Смирнов А. А. Психология запоминания // Смирнов А. А. Избранные психологические труды: в 2 т. Т. 2. М.: Педагогика, 1987. 344 с.

32.     Солер К. Клинические уроки перехода // Логос. 1992. № 3. C. 178–189.

33.     Уланович О. И. Понимание оригинала при переводе // Вестник Томского государственного университета. Сер. «Филология». 2015. № 1 (33). С. 78–87.

34.     Чайковский Р. Р. Реальности поэтического перевода. Магадан: Кордис, 1997. 197 с.

35.     Magdalino P. The History of the Future and its Uses // The Making of Byzantine History / Ed. by R. Bcaton and Ch. Roueche. L., 1993. P. 3–34.

36.     Lefevre A. Translating poetry. Amsterdam: Van Gorcum, 1975. 127 p.

37.     Raffel B. The Art of Translating Poetry. Philadelphia: Pennsylvania State University, 1990. 220 р.