Коммуникативные стратегии и тактики: теоретические аспекты исследования

Артемова Ольга Александровна — Докторант кафедры белорусского языка и литературы, Минский государственный лингвистический университет, Минск, Беларусь

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Современный этап лингвистических исследований, ориентированный на рассмотрение языка в процессе его реализации, фокусируется на изучении речепроизводства как результата акта коммуникативной деятельности человека, выступающего в роли познающего и деятельного субъекта и стремящегося к достижению своих целей. Коммуникативно-деятельностный подход к языку, получив свое начало в работах по аналитической философии Л. Витгенштейна [6], Б. Рассела [20], П. Ф. Стросона [22], лег в основу теории речевых актов Д. Остина [26] и Д. Р. Серля [36], логики речевого общения Г. П. Грайса [7; 32] и риторической прагматики Д. Лича [34], сформировших концептуальный базис современной коммуникативистики как теории речевого воздействия с реализацией целей участников коммуникации, которые, согласно Д. Леви, подразделяются на идейные (обмен мыслями и пропозициями), текстуальные (создание из этих мыслей и пропозиций связных текстов) и интерперсональные (репрезентация говорящим своих установок) [35].

Трактуя речевое воздействие как «акт общения с точки зрения его целенаправленности» [15, c. 271], мы основываемся на сформировавшемся в современной коммуникативистике представлении о наличии воздействия в любом типе высказывания [10, с. 22–23]. Однако речевое воздействие – однонаправленный и однократный процесс в коммуникации, в то время как речевая интеракция, обладающая взаимонаправленностью и повторяемостью, является «основной реальностью языка» [1], поскольку адресант и адресат непосредственно контактируют друг с другом с выполнением одновременно функций отправителя сообщения и реципиента, постоянным контролем основных параметров коммуникации и адекватной реакцией на происходящие в ней изменения, поддержанием общего коммуникативного баланса и ответственности за результаты своего коммуникативного взаимодействия. Психологической основой речевой интеракции выступает стремление участников к взаимопониманию на основе общности их индивидуальных когнитивных пространств, знаний, представлений, тезаурусов и механизмов ассоциирования [14], лингвистической основой выступает речевая система с речевым аппаратом для производства звуковых знаков, сенсорной системой для их восприятия и анализа и вниманием для выделения определенной информации.

Коммуникативная интеракция конституируется субкатегориями интенциональности, определяющей цели участников речевого взаимодействия в соответствии с их коммуникативными установками и характером решаемых задач, и стратегичности как планирования дальнейшей речевой интеракции с учетом знания адресантом коммуникативной ситуации, мотивов и целей адресата и последующим отбором лингвистических и паралингвистических средств их реализации. Само планирование коммуникативного поведения характеризуется интерактивностью, поскольку адресат выступает не только реципиентом сообщения адресанта, но и его активным интерпретатором, реализующим собственную коммуникативную стратегию.

К понятию стратегии, впервые использованному исследователями Т. А. ван Дейком и У. Кинчем для анализа дискурса [30], обращались многие лингвисты (Е. М. Верещагин и В. Г. Костомаров [5], Н. И. Формановская [24], Е. П. Черногрудова [25]). К настоящему времени сложились две наиболее распространенные концепции стратегии:

а) как плана, канвы, типа поведения, определяющих последовательность выбора речевых действий и языковых средств (В. С. Кашкин [11], Т. А. ван Дейк и В. Кинч [30], К. Келлерман [33], М. Л. Макаров [17, с. 48], В. С. Третьякова [23, с. 89];

б) как совокупности практических ходов для достижения коммуникативной цели в процессе речевого взаимодействия (Б. B. Клюев [12, с. 19], Т. В. Матвеева [18, с. 284–285], Н. И. Формановская [24, с. 219]).

С нашей точки зрения, эти две концепции отражают дуалистичную сущность коммуникативной стратегии, которой свойственны ригидность и пластичность. Ригидность выражается в конвенциональности речевого поведения участников интеракции в типичных коммуникативных ситуациях. Пластичность стратегии проявляется в наделении говорящего способностью эвристично контролировать решение комплекса задач в рамках цели с определением наиболее приоритетных целевых установок и задач и обеспечении возможности их реализации широким спектром разнообразных тактик и приемов посредством разноуровневых языковых ресурсов в коммуникативных ситуациях, многообразие которых объясняет отсутствие в современной прагмалингвистике исчерпывающей классификации коммуникативных стратегий. Основанием построения такой классификации может выступать:

– типология целевых установок участников интеракции, направленных на а) изменение компонентов коммуникативной ситуации (регулятивная стратегия), б) осведомление собеседника о фактах и событиях действительности (диктальная стратегия); в) выражение чувств, эмоций и оценки (модальная стратегия) [2];

– степень глобальности коммуникативных целей, варьирующаяся от локальной коммуникативной задачи в конкретной речевой ситуации, решаемой частными стратегиями, до не ограниченных рамками конкретной коммуникативной ситуации целей, реализуемых с помощью общих (когнитивно-семантическими) стратегий, подразделяющихся на основные и вспомогательные; основные стратегии контролируют достижение главной цели речевой интеракции; вспомогательные стратегии способствуют результативной организации речевого взаимодействия посредством коммуникативно-ситуационных (автор, адресат, канал связи, коммуникативный контекст), диалоговых (мониторинг темы и степени понимания) и риторических (эффективное воздействия на адресата) стратегий [9, с. 104–109];

– результат речевой интеракции, соотносящийся с двумя глобальными принципами общения – принципом кооперации и принципом соперничества (конфронтации), в основе которых, по мнению исследователя И. Гоффмана, лежат два основополагающих для каждого индивидуума мотива: защита от вторжения на свою личностную территорию и установление связи с себе подобными [31, с. 44]; оба этих мотива взаимодействуют в процессе речевой интеракции, когда говорящий, вступая в коммуникацию, вынужден вторгаться на территорию собеседника и одновременно сохранять лицо; для кооперативного речевого поведения характерны тактики интеграции, солидаризации, интимизации, способствующие повышению статуса адресата и созданию конструктивной атмосферы общения; конфронтационное речевое поведение организуется тактиками доминирования адресанта и понижения коммуникативного статуса собеседника для создания деструктивной тональности общения и ответной отрицательной эмоциональной и поведенческой реакции адресата.

Промежуточное положение между стратегиями кооперации и конфронтации занимает стратегия негативной вежливости как набор конвенциональных тактик, минимизирующих прямое воздействие на адресата и способствующих его социальному дистанцированию с созданием коммуникативных барьеров между собеседниками [27].

Коммуникативная стратегия подразумевает отбор фактов и их подачу в определенной последовательности. Это обусловливает выбор языковых средств субъектом говорения и побуждает его адекватно структурировать свою речь посредством тактик. В современных исследованиях тактика трактуется:

– как отдельное речевое действие, соответствующее определенному этапу в процессе реализации определенной стратегии (Г. А. Копнина [13, с. 49], М. Л. Макаров [17, с. 48], Т. В. Матвеева [18, с. 284–285];

– как совокупность практических ходов в реальном процессе речевого взаимодействия (О. С. Иссерс [9, с. 84], Б. В. Клюев, [12, с. 18];

– как «локальная интенция, задающая актуальный смысл конкретного речевого поступка в разворачивающемся ситуационном, социальном и культурном контексте» (О. А. Михайлова [19]), опознаваемая только в конкретном коммуникативном контексте, обладающая инвариантной семантической структурой и репрезентируемая определенными клишированными репликами (Е. М. Верещагин, Р. Ратмайр, Т. Ройтер [4]).

Тактики характеризуются полифункциональностью как способностью «встраиваться» одновременно в несколько стратегий, когда в ходе речевой интеракции глобальная цель уходит на задний план и становится второстепенной при невозможности ее достижения на данном этапе коммуникации, в то время как второстепенная цель становится основной [23, с. 173].

Коммуникативная тактика эксплицируется коммуникативными ходами, которые выступают минимально значимыми компонентами развития речевой интеракции, направляющей процесс общения к достижению общей целевой установки [28]. Сегодня понятие минимально значимого компонента речевого взаимодействия активно анализируется исследователями, о чем свидетельствует терминологическое разнообразие обозначения этого явления: рече-поведенческий акт [3; 5, с. 29], речевой шаг [8], интерактивный ход [17], практический прием [9, с. 117].

В терминологии одного из основателей анализа дискурса Т. А ван Дейка коммуникативный ход – это функциональная единица порядка действий, способствующая решению локальной или глобальной задачи под контролем коммуникативной стратегии [29, с. 20]. Автор подразделяет ходы на базовые (пояснение, поправка, приведение примеров, обобщение, уточнение, негация, усиление, уступка, повтор, установление контрастов, констатация отрицательных последствий или конкретизация перспектив) и сложные стратегические ходы (импликация, пресуппозиция, предположение, преувеличение или утрирование, смягчение или преуменьшение, неопределенность, косвенный речевой акт, сдвиг, перенос вины на другого, неведение, дистанция, очевидное противоречие) [29, c. 31]. На наш взгляд, подведение всех вышеупомянутых феноменов под категорию коммуникативного хода необоснованно по причине их неоднопорядковости. Например, пресуппозиция – облигаторный семантический компонент, обеспечивающий наличие смысла во многих из перечисленных автором речевых ходов, а импликация – невербализованное информативное содержание высказывания [16]. Косвенный речевой акт может эксплицировать другие ходы. Установление контрастов и повтор являются риторическими приемами, сдвиг – психологической техникой.

Функция каждого речевого хода, по мнению автора, характеризуется реляционностью – зависимостью от предшествующих и прогнозируемых последующих ходов [29, c. 31]. Эта особенность формирует локальную когерентность дискурса, под которой понимается логичное встраивание каждого коммуникативного действия в общую макроструктуру интеракции [29, с. 246], организованную по принципу иллокутивного вынуждения (А. Н. Баранов, Г. Е. Крейдлин). Если предварительная информация характеризуется недостаточностью или недостоверностью, адресант сознательно меняет репертуар и последовательность коммуникативных ходов для корректировки неблагоприятного результата речевой интеракции, получающего выражение в форме отрицательных умозаключений адресата относительно личностных характеристик адресанта.

Однако коммуникативный ход не всегда коррелирует с коммуникативным актом, поскольку любое речевое действие, реализующее одно намерение говорящего, может эксплицироваться одним или несколькими речевыми (тактическими) приемами или ходами в виде трансакции – иерархически организованной последовательности коммуникативных ходов, объединенных глобальной целевой установкой. Например, речевая формула извинения может быть эквивалентна коммуникативному ходу и выступать как самостоятельный речевой акт (РА) или как транзакция с коммуникативными ходами просьбы, оправдания и обещания.

Таким образом, коммуникативная стратегия, предопределяющая организацию речевого поведения участников в соответствии с их макроинтенциями в определенных условиях интеракции, конституируется коммуникативными тактиками, выражающими микроинтенции субъектов коммуникации и задающими актуальное содержание конкретного речевого действия с его последующей реализацией посредством коммуникативных ходов. Коммуникативные стратегии и тактики формируют когнитивно-семантический уровень организации речевой интеракции, коммуникативные ходы образуют вербальный уровень коммуникации.

Библиографический список

1.         Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества М.: Искусство, 1979. 423 с.

2.         Борисова И. Н. Русский разговорный диалог: структура и динамика. М.: Либроком, 2009. 320 с.

3.         Верещагин Е. М. Коммуникативные тактики как поле взаимодействия языка и культуры // Русский язык и современность. Проблемы и перспективы развития русистики: Доклады всесоюзной научной конференции. М.: Ин-т рус яз. АН СССР, 1991. С. 32–43.

4.         Верещагин Е. М., Ротмайр Р., Ройтер Т. Речевые тактики «призыва к откровенности». Еще одна попытка проникнуть в идиоматику речевого поведения и русско-немецкий контрастивный подход // Вопросы языкознания. 1992. № 6. С. 82–94.

5.         Верещагин Е. М., Костомаров В. Г. Язык и культура. Три лингвострановедческие концепции: лексического фона, рече-поведенческих тактик и сапиен-темы. М.: Directmedia, 2015. 532 с.

6.         Витгенштейн Л. Философские исследования // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16. Лингвистическая прагматика. М.: Прогресс, 1985. С. 79–128.

7.         Грайс Г. П. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16. Лингвистическая прагматика. М.: Прогресс, 1985. С. 217–237.

8.         Зернецкий П. В. Лингвистические аспекты теории речевой деятельности // Языковые процессы и единицы: Межвуз. сб. научн. тр. Калинин: КГУ, 1988. С. 36–41.

9.         Иссерс О. С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. М.: Издательство ЛКИ, 2008. 288 с.

10.     Иссерс О. С. Речевое воздействие: Уч. пос. для студентов, обучающихся по специальности «Связи с общественностью». М.: Флинта: Наука, 2009. 224 с.

11.     Кашкин В. Б. Введение в теорию коммуникации. URL: http://www.dere.com.ua/library/kashkin/06.shtml.

12.     Клюев Б. В. Речевая коммуникация: успешность речевого взаимодействия. М.: Рипол-классик, 2002. 317 с.

13.     Копнина Г. А. Речевое манипулирование: Уч. пос. М.: Флинта, 2008. 176 с.

14.     Красных В. В. «Свой» среди «чужих»: миф или реальность? М.: Наука, 2002. 135 с.

15.     Леонтьев А. А. Психология общения. М.: Смысл, 1997. 365 с.

16.     Лисоченко Л. В. Высказывания с имплицитной семантикой. Ростов-на-Дону: Изд-во Рост. ун-та, 1992. 160 с.

17.     Макаров М. Л. Анализ дискурса в малой группе. Тверь: ТГК, 1995. 83 с.

18.     Матвеева Т. В. Учебный словарь: русский язык, культура речи, стилистика, риторика. М.: Флинта: Наука, 2003. С. 284–285.

19.     Михайлова О. А. Лингвокультурологические аспекты толерантности. Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 2015. 124 с.

20.     Рассел Б. Человеческое познание, его сфера и границы. Киев: Ника-Центр, 1997. 560 с.

21.     Серль Дж. Рациональность в действии. М.: Прогресс-Традиция, 2004. 336 с.

22.     Стросон П. Ф. Намерение и конвенция в речевых актах // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. Теория речевых актов. М.: Прогресс, 1986. С. 130–150.

23.     Третьякова В. С. Речевой конфликт и гармонизация общения. Екатеринбург: Изд-во Ур. ун-та, 2002. 287 с.

24.     Формановская Н. И. Речевое взаимодействие: коммуникация и прагматика. М.: Икар, 2007. 480 с.

25.     Черногрудова Е. П. Основы речевой коммуникации: Уч. пос. М.: Экзамен, 2008. 126 с.

26.     Austin J. L. How to Do Things with Words. Oxford: Oxford University Press, 1962. 174 р.

27.     Brown p., Levinson S. Universals in language usage: Politeness phenomena // Questions and Politeness: Strategies in Social Interaction. Cambridge – N. Y.: Cambridge University Press, 1978.P. 56–289.

28.     Coulthard M. An Intorduction to Discourse Analysis. L.: Longman, 1977. 212 p.

29.     Dijk T. A. van. Cognitive and conversational strategies in the expression of ethnic prejudice. Text. Vol. 3–4, 1983. P. 375–404.

30.     Dijk T. A. van, Kintsch W. Strategies of Discourse Comprehension. N. Y.: Academic Press, 1983. 413 p.

31.     Goffman E. Façons de parler. Paris: Minuit, 1987. 278 p.

32.     Grice H. P. Presupposition and conversational implicature // Radical Pragmatics / Ed. by P. Cole. N. Y: Academic Press, 1981. P. 183–198.

33.     Kellermann K. Communication: Inherently Strategic and Primarily
Аutomatic // Communication Monographs. 1992. September. Vol. 59. P. 288–300.

34.     Leech G. N. Principles of Pragmatics. L.: Longman, 1983. 250 p.

35.     Lewis D. K. Convention: A Philosophical Study. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1969. 213 p.

36.     Searle J. R. On Conversation. Amsterdam – Philadelphia: John Benjamins, 1992. P. 113–128.