Основные этапы русских переводов Джона Донна

Комиссарова Алиса Леонидовна — Студент, Высшая школа экономики – Нижний Новгород, Нижний Новгород, Россия

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Первые переводы Джона Донна на русский язык появились лишь в 40-х годах XX века, но поэт смог покорить новую аудиторию и обрел статус классического автора.

В предисловии к первому отдельному изданию стихов Донна Б. Томашевский отмечает, что «советский читатель почти ничего не знает об этом поэте» [10, c. 5], но в 1989 г. О. Седакова в своем интервью «Редкая независимость» называет Донна (наравне с Данте) образцом христианского поэта, для которого христианство есть исповедничество [9, c. 221]. Таким образом, ситуация меняется: имя Джона Донна в сознании отечественных интеллектуалов стоит наравне с Шекспиром. Как же это произошло?

В 40-ых годах XX века советское литературоведение не признавало значимость творчества поэтов-метафизиков, оно в принципе испытывало идеологическую неприязнь к барочной культуре. Русский читатель узнал о Д. Донне не посредством знакомства с его творчеством, а посредством критики в адрес поэта, который занял в английской литературе XVII века значимое место, оттеснив Джона Мильтона, которого в советском литературоведении восхваляли и признавали одним из лучших поэтов Англии XVII века. Р. М. Самарин заявляет в книге «Творчество Джона Мильтона» весьма неблагосклонно, что «дальнейшему оттеснению Мильтона на задний план английской литературы XVII в. способствовало увлечение «метафизическими» поэтами и Донном, которым английское и американское литературоведение переболело в 20–30-х годах нашего века… Превознося “метафизиков” и совершенно забывая о том, что они не были явлением цельным, что иные из них включены литературоведами в эту группу по чисто внешним признакам, некоторые филологи закономерно усиливали свое отрицательное отношение к Мильтону» [8, c. 446]. Исследователь считает, что нельзя составлять систему, в которой Д. Донн и Д. Мильтон находились бы на одной ступени, поскольку творчество Донна менее значительно, чем творчество Мильтона.

Вероятно, русское общество еще не было готово к осмыслению метафизической поэзии, но первые переводы уже начали появляться, правда, особых успехом они пользовались.

Считается, что первым Д. Донна начал переводить О. Б. Румер (1883–1954 гг.), его переводы вошли в книгу «Избранные переводы», которая была составлена А. А. Аникстом и опубликована после смерти переводчика, в 1959 году. С. Я. Маршак также занимался в это время переводами Джона Донна. В 1945 году он перевел произведение “Death, be not proud” (“Holy Sonnet X”), однако этот перевод, который был опубликован им дважды, в 1969 и 1972 годах, не внес лепты в изучение Д. Донна в России.

В 1973 году Б. Томашевский публикует сборник своих переводов стихотворений Д. Донна, тем не менее, как отмечает И. О. Шайтанов, его переводы все же «не могли создать традиции и не могли сделать метафизический стиль фактом русской поэзии, ибо именно этот стиль и утрачивался в переводе» [11]. Переводчик пытался смягчись остроту поэзии Донна, и «русский» Донн превращался в банального и безликого поэта.

И. О. Шайтанов после публикации книги «Европейская поэзия XVII века» (1977), в которой были представлены переводы поэтов-метафизиков, в том числе и Джона Донна, высказался так: «Переводчики явно в затруднении, по аналогии с какой русской традицией мыслить этот ритмически разорванный, метафорически усложненный стих. Не знаю, насколько сознательно, но некоторые стихи Д. Донна... явно переведены “под Пастернака”. Странный анахронизм, хотя и понятно, откуда возникшая аналогия» [11]. В более поздней статье Шайтанов упоминает, что Б. Л. Пастернак вполне «мог быть сочтен близкой аналогией стилю метафизиков по целому ряду признаков: разговорное косноязычие, метафоризм, детальная разделка мира (“всесильный Бог деталей”)… И Донн, и Пастернак резко современны по речевой окраске стиха, но современность у них разная: XVII век – у одного, ХХ век – у другого» [11].

Литературовед считает, что именно Бродский выступил «архаистом-новатором» в русском познании метафизической поэзии Донна. С этим мнением был согласен и Г. М. Кружков, чьи переводы светской лирики Д. Донна до сих пор являются основными: «Кто установил у нас метафизическую моду? Бродский, вестимо» [5]. Действительно, существенное влияние на усиление авторитета Донна в России в конце ХХ века оказал И. А. Бродский.

В 1963 г. он посвятил поэту элегию «Большая элегия Джону Донну», а одним из первых его переводов стало стихотворение Донна «The Storm» («Шторм») (1597). И хотя влияние Бродского смогло достичь родины только с началом Перестройки, совершенно очевидно, что именно благодаря ему переводчики стали учитывать метафизическую традицию при работе над текстами Донна, в то время как до этого они искали аналог его метафизической поэзии в творчестве русских поэтов, которые не были связаны с метафизической традицией и эстетикой барокко и не собирались становиться образцом для переводчиков поэзии Донна.

Когда же И. А. Бродский познакомился с творчеством Д. Донна и стал частью «лика» «русского» Донна? В интервью И. Я. Померанцеву 1981 года Бродский сообщает: «Наткнулся я на него таким же образом, как и большинство: в эпиграфе к роману “По ком звонит колокол”. Я почему-то считал, что это перевод стихотворения, и поэтому пытался найти сборник Донна. Все было безуспешно. Только потом я догадался, что это отрывок из проповеди. То есть Донн в некотором роде начался для меня так же, как и для английской публики, для его современников. Потому что Донн в его время был более известен как проповедник, нежели как поэт. Самое интересное, как я достал его книгу. Я рыскал по разным антологиям. В 64-м году я получил свои пять лет, был арестован, сослан в Архангельскую область, и в качестве подарка к моему дню рождения Лидия Корнеевна Чуковская прислала мне – видимо, взяла в библиотеке своего отца – издание Донна “Модерн Лайбрери” (“Современная библиотека”). И тут я впервые прочел все стихи Донна, прочел всерьез» [7].

И. А. Бродский признается, что, создавая «Большую элегию Джону Донну» в 1962 году, он был мало знаком с творчеством поэта, «зная какие-то отрывки из его проповедей и стихи, которые… обнаружил в антологиях» [7], и что главным обстоятельством, сподвигшим его на написание этого стихотворения, послужила «возможность, как мне казалось об эту пору, возможность центробежного движения стихотворения... ну, не столько центробежного... как камень падает в пруд... и постепенное расширение... прием скорее кинематографический, да, когда камера отдаляется от центра».

Да, стоит признать, что И. А. Бродский изначально формировал «русского» Донна не своими переводами, а оригинальными стихотворениями, которые отразили стиль поэтов-метафизиков.

Переводы же дня него были первым шагом в постижении незнакомой стилистики. Сам И. А. Бродский считал себя учеником Донна: «…переводя его, я чрезвычайно многому научился. Дело в том, что вся русская поэзия по преимуществу строфична, то есть оперирует чрезвычайно простым, в чрезвычайно простых строфических единицах – это станс, да, четверостишие. В то время как у Донна я обнаружил куда более интересную и захватывающую структуру. Там чрезвычайно сложные строфические построения. Мне это было интересно, и я этому научился. В общем, вольно или невольно, я принялся заниматься тем же, но это не в порядке соперничества, а в порядке ученичества. Это, собственно, главный урок. Кроме того, читая Донна или переводя, учишься взгляду на вещи. У Донна, ну, не то чтоб я научился, но мне ужасно понравился этот перевод небесного на земной, то есть перевод бесконечного в конечное...» [7].

Что касается переводов, по мнению И. О. Шайтанова, «он не всегда был верным в отношении оригинала. Бродский тогда – до отъезда – еще не вполне справлялся с английским языком» [11].

Правда, несмотря на это, мощность его переводов и влияние на становление «лика» Донна в России отрицать нельзя; так, А. В. Нестеров в интервью утверждает: «У нас знают в первую очередь Донна-поэта, а в Англии ценят его прозу и богословские трактаты. Но «русского» Донна пока нет, – есть просто некая аура автора. По-настоящему есть 6 переводов Бродского, с которыми можно спорить, – но они звучат, и в них видно, что Донн – большой поэт! А остальные переводы донновских стихов – в основном, безликие, растерявшие смыслы псевдобарочные вирши, с хромающим синтаксисом... Строчко-километры» [3].

В 1965 году Д. С. Лихачев заключил с И. А. Бродским договор на перевод сборника «Поэзия английского барокко»: «Поздние представители эпохи Шекспира, оказавшиеся свидетелями английской революции, а некоторые и реставрации, поэты “метафизической школы” выразили в своем творчестве трагические противоречия своего века, соединяя подлинный лирический пафос, сжатость и образность выражения с высокой интеллектуальностью, остроумием и изяществом художественной формы. В книге будут представлены в переводах И. Бродского лучшие образцы. Рядом с наиболее крупными поэтами (Донн, Марвель, Херберт, Крашоу, Воган, Коулей) в книге будут представлены и более мелкие (Хэррик, Кэрью, Уоттон, Рочестер и др.). Комментарий В. М. Жирмунского» [6, с. 48].

К сожалению, книга так и не была опубликована; Бродский уехал, переведя лишь пару текстов. На тот момент в России не было опубликовано ни одно произведение Донна за исключением процитированного стихотворения «Призрак» в статье А. А. Аникста «Ренессанс, маньеризм и барокко в литературе и театре Западной Европы», переведенного самим литературоведом.

С публикацией сборника «Английская лирика первой половины XVII века» (1989) место И. А. Бродского заняли два переводчика – Д. В. Щедровицкий и Г. М. Кружков.

Г. М. Кружков, опираясь на творчество и переводы И. А. Бродского, переписывал собственные переводы, которые оказались удачнее переводов Бродского. Как отмечает И. О. Шайтанов, «начало “The Storm” в переводе Г. М. Кружкова не только точнее по смыслу, но и вернее по стиху, кружащему между местоимений» [11]:

Тебе – почти себе, зане с тобою

Мы сходственны (хоть я тебя не стою),

Шлю несколько набросков путевых...

Г. М. Кружков признавал талант других переводчиков и считал, что не стоит сочинять множество переводов одного и того же произведения, если не в состоянии создать нечто более совершенное, чем уже созданное: «Если уже существует перевод, который воспринимается мною как прекрасный, восхищение перед ним отбивает всякую охоту делать еще одну версию» [1, c. 6]. Свои же переводы он оценивал строго, считая, что не каждый из его переводов вышел удачным «Конечно, они разного качества. Первые опыты, по-видимому, грешат излишней вольностью, “скругленностью”. Но я не отказываюсь и от этих ранних переводов; надеюсь, что и в них (например, в первой эпиталаме, в “Шторме”) есть что-то стоящее, схваченное – хоть и на ощупь, но интуитивно верно. Девять лет греки осаждали троянцев, штурмы сменялись затяжной осадой. Так и я много раз приступал к Донну и отступал, собираясь с силами до следующего раза. Нетрудно определить, что песни и сонеты, в основном, делались раньше, а элегии и сатиры позже. Конечно, “многобашенной Трои” я не взял, но кое-какие раны и трофеи мне достались» [1, с. 7].

С неимоверным усилием приступала к переводу Д. Донна и М. Я. Бородицкая, в интервью она сообщает: «Самый трудным был, наверное, Джон Донн… Переводила-то я не элегии – “На раздевание возлюбленной” и другие – их замечательно, с напором горячей крови сделал Кружков. А мне достались его маргинальные, философские вещи, сложная мысленная плетенка, от которой, я, честно говоря, изнемогала. Но это надо было кому-то делать... Про переводы нескольких посланий в форме сонетов для книги “Английский сонет” кто-то сказал, что у меня получился слишком чистый синтаксис, у Донна более шероховатый, – не знаю. Он шел с таким напряжением физических и духовных сил, словно я отработала весь день на синхронном переводе, после чего хочется лечь на пол и заплакать, – такой вот эффект от “романа” с Джоном Донном» [4].

Начиная с 90-ых годов XX века Д. Донн наконец открывается для русского читателя, создаются монографии («Джон Донн и английская поэзия XVI–XVII веков»), переводятся биографии (перевод Е. Дунаевской «Жизнеописания доктора Джона Донна», написанного Исааком Уолтоном), пишутся диссертации и книги («Джон Донн: поэтика и риторика» С. А. Макуренковой). Как замечает И. О. Шайтанов, «сначала мы двигались тяжеловатой поступью диссертационного описания, теперь полетели сломя голову в ритме эссеистики и журнальной популяризации. Русская эссеистика, отличающаяся от своего западного аналога тем, что предшествует знанию, а не следует ему» [11].

Переводчики Д. Донна до сих пор подвержены критике со стороны литературоведов, которые не признают так называемого «русского» Донна. Л. Егорова в своей статье отмечает, что «в переводе Донна исключительно трудно сохранить то уникальное сочетание, которое Хелен Гарднер определила как полнейшее слияние песни, драмы и аргументации. Отсутствие владения одним из этих регистров – значительное упущение. Бесконечно важна и завораживающая интонация умелого покорителя слушателя – жадного до развлечений блестящего молодого кавалера с изощренным вкусом и критическим умом. Несоответствие перевода духу оригинала приводит к тому, что не донновские получаются “песенки”, а степановские, кружковские...» [2].

Таким образом, «русский» Донн едва ли сформирован, или можно сказать, что сформирован неполно, но даже эта неполноценная картина делает «русского» Д. Донна привлекательным для изучения. Кроме того, в XXI веке кто только не переводит его поэзию. Удивительно, но лирика Донна совершенно не теряет своей актуальности и экстравагантности, возможно, как раз потому, что «лик» «русского» Донна все еще находится в динамике, он неясен, как был неясен и сам поэт в английской культуре начала XVII века, и до сих пор интересует общественность.

Библиографический список

1.         Донн Джон. Избранное / Пер. с англ. Г. М. Кружкова. М.: Моск. рабочий, 1994.

2.         Егорова Л. «Другая оптика»? // Вопросы литературы. 2011. № 3. URL: http://magazines.russ.ru/voplit/2011/3/e19.html.

3.         Калашникова Е. «Благодаря переводу начинаешь ценить более тонкие и глубокие вещи» // Русский журнал. URL: http://old.russ.ru/krug/20020715_kalash.html.

4.         Калашникова Е. «Я не теоретик и тяжело прорубаюсь сквозь теоретические дебри» // Русский журнал. URL: http://old.russ.ru/krug/20021216_kalash.html.

5.         Кружков Г. М. Сложная речь (еще о метафизике) // Арион. 2001. № 2. URL: http://magazines.russ.ru/arion/2001/2/kruj.html.

6.         Литературные памятники: итоги и перспективы серии / Сост. Д. В. Ознобишин. М.: Наука, 1967. (Литературные памятники).

7.         Померанцев И. Я. Иосиф Бродский о Джоне Донне // Радио «Свобода». URL: http://www.svoboda.org/content/blog/1618159.html.

8.         Самарин Р. М. Творчество Джона Мильтона, М., 1964.

9.         Седакова О. Редкая независимость // Полухина В. Бродский глазами современников. СПб.: Звезда, 1997.

10.     Томашевский Б. Поэзия Джона Донна // Донн Джон. Стихотворения. Л.: Художественная литература, Ленинградское отделение, 1973.

11.     Шайтанов И. О. Уравнение с двумя неизвестными: поэты-метафизики Джон Донн и Иосиф Бродский // Вопросы литературы. 1998. Вып. 6. URL: http://magazines.russ.ru/voplit/1998/6/sh.html.