Эристическая тональность в переводе: семиотика вызова

Тамразова Илона Геннадьевна — Канд. филол. наук, доцент кафедры иностранных языков, Московский политехнический университет, Москва, Россия

Алферов Александр Владимирович — Д-р филол. наук, профессор, профессор кафедры французской филологии и межкультурной коммуникации, Пятигорский государственный университет, Пятигорск, Россия

Барсуков Геннадий Романович — Переводчик-исследователь, Железноводск, Россия

Работа выполнена в рамках проекта «Интеракциональная семиотика перевода» научно-исследовательского Центра интеракциональной лингвистики Пятигорского государственного университета (руководитель — д-р филол. наук, проф. А. В. Алферов; https://pglu.academia.edu/Departments/Centre_of_Interactional_Linguistics_Institutional_Communication/Documents).

Взаимодействие значения и смысла, семантики и прагматики в речевом произведении — это инь и янь функциональной семиотики, динамическая константа, которая проявляется и на уровне языка, и на уровне речи [4]. Образование и функционирование речевых единиц как произвол номинирующего субъекта в наибольшей степени проявляется в окказиональной номинации «здесь и сейчас» [2]. Окказиональная номинация ad hoc, оставаясь фактом речи, реализует одну из основных функций языка — функцию креативно-людическую (игровую), пренебрегая на какой-то момент чистотой когнитивной и дескриптивной функций. Реализация креативно-людической функции «часто осуществляется вне рамок существующей на данный момент языковой нормы, однако сам факт того, что окказионализм разрешает коммуникативную задачу, свидетельствует о его функциональной принадлежности языку» [3, с. 79] и процессам, происходящим в когнитивной системе коммуниканта. Произвол номинирующего субъекта в речи проявляется в раскрепощении означающего от означаемого et vice versa.

Освобождение от нормы, вызов правилам есть проявление эристичности в речевом и языковом поведении [9], отстаивание права нарушить рамки и границы, освободиться от гнета «языка-фашиста», как его назвал Р. Барт за навязывание жестких конвенций, языковая игра, каламбуры, шутки, окказионализмы, ирония и т. п. Очень часто они интенционально затрагивают (направлены на) «положительное лицо» адресата, претерпевающего определенный «вызов», «провокацию» со стороны адресанта, представляют собой «угрозу» либо его интеллектуальным способностям (загадка, намек и т. д.), либо эрудиции (прецедентные феномены, термины, заимствования), либо эстетическому вкусу (поэзия, «заумь»), либо чувству юмора. Часто такая тональность имеет идентифицирующую функцию по параметрам свой — другой — чужой [7]. Такую дискурсивную тональность речевой интеракции мы называем эристической.

Эристика в философском и в культурологическом понимании — это конгломерат различных проявлений, относящихся порой к сферам внеположенным или даже противоположным, что не удивительно, ибо сама эристика зиждется на внутреннем и внешнем противоречиях, то есть на противоречиях содержания и формы.

Универсальность явления обеспечивает своеобразие его проявлений в различных лингвокультурах. Сопоставление языковой прагматики на уровне межкультурной коммуникации в переводе является одной из важных и перспективных задач не только прагмалингвистики, но и когнитивной транслятологии [1]. Ситуация креативного семиозиса отражает когнитивный стиль «семиурга» (создателя знака). Одним из самых ярких создателей неологизмов во французской литературе является Ф. Дар — «отец» комиссара Сан-Антонио, для которого нарушение речевой нормы является нормой, а словарь «санантонионизмов» превосходит словарный запас некоторых носителей нормативного языка (их около 20 000), что делает перевод его работ крайне сложным. Во Франции издан «Словарь Сан-Антонио», содержащий 15 000 статей. Ф. Дар пишет в своей автобиографии: «Я помешан на своем языке. Построение какой-либо фразы меня захватывает… Жанр, в который меня занесло, обязывает меня создавать язык. Ты знаешь, а это опьяняет. Потому что в глубине души я мятежник, я анархист. В моей манере писать есть анархия: анархия стиля, анархия интриги, потому что это не настоящие детективные романы, анархия в применении современных технических новинок — что мне до того, работает ракета на жидком водороде или на тертом сыре? — анархия по всему фронту.

...Конечно, можно вообразить исходя из такой позиции полный сход с рельсов, опасность того, что язык понесет, как при поносе… Может быть. Но я думаю, что скорее найдутся люди с запором, чтобы потрясать кодексом и правилами грамматики. Перилами, одним словом!» [4, с. 132].

Существует мнение, что язык Ф. Дара непереводим в принципе. Любые попытки приводят к нарушению самой идеи произведений этого писателя — легкости в отрицании любого копирования. И переводить его может лишь эрист, равный ему, также бросающий вызов языковым нормам, ломая форму и вторгаясь в растабуированное запретное содержание.

По канонам когнитивной семиотики перевода, чтобы переводить «non verbum е verbo sed sensum exprimere de sensu» [10, с. 45], нужно проникнуть в интерпретанту знака, в идеологию языковой личности автора, представленную в тексте оригинала [7]. Интенциональная эристическая идеология — категория импликативная, не имеющая прямых семиотических коррелятов. Тем не менее, она не только объединяет план содержания и план выражения произведения, но и придает этому объединению определенную векторность. Эристическая тональность произведения адресована только определенному типу читателей, принимающих правила этой языковой игры. Эристический языковой знак, который мы называем эристемой, — это вызов не только норме языка, но и читателю, его часто консервативному вкусу. Провокативная, бросающая вызов конвенциональности, утверждающая новый «план выражения» эстетическая эристика может стать причиной неприятия, идиосинкразии, степень которой зависит от внутренней способности ума сделать противоречие нормой. Нетерпимость к таким формам рассматривается как показатель отсутствия внутренней свободы, проявляющейся в прототипической детской игре, жажде словотворчества и смыслопорождения, включенности в семиозис ассоциативной «автокоммуникации» [9].

Это не меньший вызов и переводчику, от которого требуется «двойная» эристика — взломать и первичный код языка, и вторичный код автора. Однако не все переводчики отваживаются браться за Сан-Антонио. Восхищаясь языковой игрой Ф. Дара, они используют стратегию нейтрализации эристической тональности текста, компенсируя уход от формы плана выражения — прямой эристической прагматики в акте номинации — включением в семантику транслемы некоторых дескриптивных семантических элементов, в той или иной степени выполняющих роль метарепрезентаций авторского стиля мышления и изложения[1]. Сопоставим в этом ракурсе ряд примеров перевода авторских эристем стратегией «принятия вызова» и стратегией «ухода» от прямой прагматики к дескрипции и компенсации. Градуальность эристичности следует по траектории возрастания слева направо (эристемы Ф. Дара — в центре) в следующей таблице.

Градуальность ретрансляции эристической тональности в переводах Ф. Дара

Таким образом, единицей эристического (провокативного) семиозиса становится эристема — знак, означаемым которого является интенциональный акт, нарушающий конвенциональность, норму, будь то норма языка или речевого поведения, вежливости и т. д. В бытовом общении, построенном на мейозисе, «низкая» эристика выливается в нарушение правил этикета, в речевую агрессию, в мыследеятельности эристическая интенция — механизм креативной инновации.

Поэтому эристика как эвристический метод [8] не только лежит в основе словотворчества художника, но и определяет смыслотворчество Ф. Дара как философа.

Эристика речевая и художественная — категория речевого взаимодействия, отражающая в самом общем смысле противоречие как когнитивную и социопсихологическую категорию коммуникации. Эристика предполагает нарушение стандартов мышления и поведения, выражающееся в макростратегии речевого поведения и речевой (дискурсивной) тональности. В онтологии своей эристика опирается на определенный когнитивно-эмоциональный стиль мышления и поведения и имеет семиотическую природу, определяющую ее план содержания и план выражения. В плане содержания эристика характеризуется противоречием в когнитивных моделях взаимодействующих коммуникантов, вызывающим интенцию к интеллектуальному и речевому противодействию, направленному либо на содержание противоречия, либо на его речевую форму, либо на субъекта — носителя противоречия — на его языковую и неязыковую личность. В плане выражения эристика также нарушает нормы языка и речевого поведения, стремясь усилить экспрессивность способа воздействия на оппонента и аудиторию.

Однако художественный перевод отличается тем, что концептуальная семантика ПТ всегда сопровождается приращением на уровне импликационной и интерпретационной гиперсемантики личностных смыслов — то есть сверхсмыслов, существующих в ИТ в разных ипостасях, связанных с интенциональностью и креативным речевым поведением автора. Помимо концептуальной семантики в художественном тексте непременно присутствует семантика эвокативная, связанная с воображением, совпадением «внутренних релевантностей» автора и читателя, с интерпретативной компетенцией как нативных адресатов, так и читателей перевода. Именно так и в одноязычном прочтении, и в переводе совпадение концептосферы достигается путем консонантной («созвучной») интерпретации их семантических репрезентаций и контекстуальных допущений, выбранных из когнитивной среды ИТ и ПТ в соответствии с принципом релевантности.

Сан-Антонио — это прежде всего новый язык, который он сотворил в поте лица и благодаря необыкновенному чувству юмора и фантазии. В нем, кроме всего прочего, переводчик просто должен чувствовать своеобразную магию, слышать ритм и мелодию, крещендо и модерато.

«Не нужно думать, кстати, что деформировать слово — это всегда просто. Каждый раз, когда я подвергаю его пытке, я проверяю в нескольких словарях его точное значение, чтобы знать, имею ли я право пытать его, перекручивать его и в каком направлении стоит это делать. Иногда мне приходится отказываться, потому что идея была неудачной, она была слишком далекой от этимологического значения...» [4, с. 139].

Подводя итог, приходим к следующему заключению.

В силу главного когнитивно-семиотического механизма — нарушения формы плана содержания, а также формы плана выражения, инференциальной (непрямой) передачи авторских смыслов — эристическая тональность представляет собой угрозу профессиональному «позитивному лицу» переводчика. Идиосинкразия «остранения» делает из эристической тональности потенциальную лингвистическую лакуну, когда по принципу релевантности переводчик выдвигает гипотезы (assumptions) относительно необходимых корреляций в акте перевода, поэтому теоретический конструкт «эристемы» рассматривается как неотъемлемый инструмент переводческого мышления. Основным критерием адекватности/эквивалентности перевода тот или иной эристемы для нас является соответствие взаимодополняющих нисходящих (top down) и восходящих (bottom up) интерпретационных процессов.

Библиографический список

1.         Алферов А. В. О сопоставлении в прагматике // Вестник Пятигорского государственного лингвистического университета. 2004. № 2–3. С. 185–187.

2.         Алферов А. В. Образование и функционирование глагольных речевых единиц во французском языке: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 1990. 18 с.

3.         Ворожцов Б. Н. Авторские окказионализмы как способ реализации игровой функции языка // Лингвистические исследования. Дубна: Феникс+, 2001. С. 79.

4.         Дар Ф. Клянусь / Пер. с фр. Г. Барсукова. М.: Цитадель-Трейд, 2004. 235 с.

5.         Дар Ф. Сан-Антонио. Берю и некие дамы / Пер. с фр. Г. Барсукова. М.: Цитадель-Трейд, 2004. 245 с.

6.         Петренко Т. Ф., Алферов А. В. Проблемы семиотики. Пятигорск: ПГЛУ, 2007. 406 с.

7.         Тамразова И. Г. Культурологическая эристика и ее отражение в художественном тексте // Культура и текст. 2019. № 1 (36). С. 146–158.

8.         Тамразова И. Г. Эристическое в поэтическом переводе: семиотические коллизии формы и содержания // Индустрия перевода. Материалы Х Международной научной конференции. Пермь: Изд-во ПНИПУ, 2018. С. 272–277.

9.         Тамразова И. Г. Эристическое противоречие как когнитивно-дискурсивная категория: истоки и перспективы исследования // Вестник ПГУ. 2018. № 3. С. 222–226.

10.     Эко У. Сказать почти то же самое. Опыты о переводе / Перев. с итал. А. Н. Коваля. СПб.: Symposium, 2006. 574 с.

11.     Dard F. Béru et ses dames. P.: Fleuve noir, 1976. 245 p.

12.     Lazzari B. J. Berù e quelle signore. Rosa & Nero, 1985. 336 р.

[1] См. статью Г. Е. Поповой, Е. Ю. Кустовой в настоящем сборнике.