Проявления пространственной дихотомии абсолютность — относительность в языковой картине мира (на материале наречных конструкций русского и норвежского языков)

Костюченкова Наталья Викторовна — Канд. филол. наук, доцент, Новгородский государственный университет им. Ярослава Мудрого, Великий Новгород, Россия

С точки зрения когнитивной теории осознание местоположения объекта в пространстве представляет собой ментальный процесс, состоящий из последовательно соединенных между собой звеньев.

Начальным звеном является перцептивный компонент (непосредственное восприятие), на основании которого происходит формирование нервного импульса, стремящегося в нейронную структуру головного мозга. В свою очередь, мозг вызывает представление, «стоящее вместо чего-то в реальном мире… и обладающее символическим характером», иными словами, «ментальную репрезентацию» [2]. Ментальные репрезентации тесно связаны с семантическими сетями, узлы которых представляют собой концепты.

Язык, являясь наиболее важным продуктом культуры, доминирует над мышлением, а различные языки заставляют своих носителей по-разному моделировать реальность. Иными словами, «язык уже в своей структуре содержит элементы, глубоко специфичные для мировидения конкретного народа» [3].

Предположим, что в разных языках концепты пространства имеют свою структуру — более комплексную либо более упрощенную. Данное предположение имеет отношение к ментальной репрезентации дихотомии абсолютность — относительность применительно к категории пространства.

В русском языке классу наречий с относительной оценкой соответствуют такие лексемы, как «близко», «недалеко», «рядом», «далеко», «здесь», «там». Абсолютная оценка присуща словам «невдалеке», «неподалеку», «поблизости», «вблизи», «вдали». Так, высказывание «Вокзал близко» не задает расстояние до объекта однозначно, поскольку для одних людей расстояние в несколько кварталов считается близким, а для других оно достаточно значительное. «Вокзал неподалеку» воспринимается любым адресатом приблизительно одинаково — локация находится в нескольких сотнях метров.

Е. С. Яковлева отмечает, что абсолютные оценки действуют только в пределах некой условной «окрестности говорящего» — освоенного, известного пространства [4]. Границы «окрестности говорящего» не определяются социальным аспектом близости — чуждости, наличием государственных границ, в отличие от относительных «здесь» — «там».

С другой стороны, для относительной оппозиции «здесь (тут)» — «там» может быть не важен фактор конкретного расстояния:

— Да вы и сами видите — здесь, в северной глуши, — и вдруг такое существо [6, c. 498] —

«здесь» в широком смысле слова охватывает множество «здесь» в значении конкретном и совокупность «близких» «там» также в значении конкретного физического пространства.

— А вот здесь, — он указал на раскинутую палатку маркитанта, — собьются и сидят [8, c. 196];

— Ева и тут бывала? — Тут? В сторожке? [6, c. 516] —

«здесь» / «тут» исключительно в конкретном значении.

Вон там мельница, там, там была моя сторожка [6, c. 540] —

«там» в конкретном значении.

В норвежском языке конкретное и в широком значении «здесь» / «тут», а также конкретное и в широком значении «там» семантически реализуются подобным образом:

For en Sommer det var her i Nord! [Hamsun K. Pan, s. 58] — Ну и лето тут, на севере! [6, c. 488];

De gikk så hurtig bort, jet tænkte det kunde ikke skade om vi talte litt sammen. Jeg synes her lukterkrudt? [10, s. 64] — Вы так поспешно ушли, а ведь нам не мешало бы поговорить. Тут как будто пахнет порохом? [6, c. 496];

Det faldt mig ind mens jeg sat der borte at Dere kunde ville se min Fluebok [10, s. 54] — Видите ли, я сидел там на камне и вдруг мне подумалось, что вам интересно будет взглянуть на мою коллекцию мух [2, c. 486].

Можно заключить, что спектр значений «здесь» и «там» в норвежском языке эксплицирован наречиями her и der. Однако отметим, что в этом языке присутствует взаимозаменяемость her и der:

Jasaa, De er der. Det var venlig av dem at vente til sist [10, s. 67] — Ах, вы тут. Как мило, что вы всех переждали [6, c. 494].

Наречия с абсолютной оценкой функционируют в конкретных пространственных зонах, то есть спектр их функционала достаточно обширен. Каждое из них обусловливает свои границы. Так, объект, находящийся у линии горизонта, не может быть описан как «невдалеке», «неподалеку». И, напротив, «невдалеке» исключает семантику «вдали» и «вблизи».

«Пограничным» маркером «окрестности говорящего» можно рассматривать лексему «вдали». Она задает дистанцию на пределе визуального восприятия говорящего. «Вдали» идентифицирует локализацию объектов на линии горизонта [4]:

Целый день был жаркий, вдали собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья [8, c. 469].

Однако «вдали» не является единственным наречием, имплицирующим локализацию объекта на линии горизонта. Лексема «вдалеке» также заключает в себе подобный семантический оттенок. Можно предположить, что «вдали» и «вдалеке» определяют практически одинаковое расстояние от говорящего до объекта. Иными словами, линия горизонта — некий предел визуализации дистанции:

Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря и по которым вдалеке двигались русские войска, прислушивался к звукам стрельбы в лощине [8, c. 309].

В норвежском языке концепции «вдали» и «вдалеке» представляют собой совершенно идентичное семантическое воплощение. Так, в «Русско-норвежском словаре» В. П. Беркова данные наречия отнесены в одну словарную статью и имеют выражения langt borte или i det fjerne [1, c. 66].

В переводе романа К. Гамсуна «Под осенней звездой» на русский язык и «Петербургских повестей» Н. В. Гоголя на норвежский язык эти наречия представлены следующим образом:

Вдали, Бог знает где, мелькал огонек в какой-то будке, которая казалась стоявшею на краю света [7, c. 490]. — Langt borte, Gud vet hvar, glimtet et lysskjær i en vakthytte, som syntes å stå ved verdens ende [9, c. 26];

Gak, gakgak! Sier det langt borte. Jeg kjendte lyden, det var grågasen [11, s. 46]. — «Га-га-га!» — послышалось вдали. Я узнал крик диких гусей [6, c. 112].

Но в переводе с русского языка на норвежский переводчики нередко прибегают к i det fjerne для передачи семантики «вдали»:

Вон небо клубится предо мною, звездочка сверкает вдали: лес несется с темными деревьями и месяцем… [7, c. 526] — Se, himmelen driver av skyer foran meg; i det fjerne blinker en liten stjerne, skogen farer forbid med mørke trær og lysende måne… [9, s. 181];

Дом ли то мой синеет вдали? [7, c. 526] — Er det ikke vårt hus som blåner i det fjerne? [9, s. 181].

Среди показателей абсолютных оценок есть лексические единицы, свободные от условий непосредственного восприятия. К таким единицам можно отнести «поблизости» или «неподалеку». Они репрезентируют в языке относительно свободное передвижение по «окрестности», то есть задают разные дистанции в отношение говорящего. Так, возможны высказывания: «Поблизости стоит/живет Петр» [2]. Однако даже будучи абсолютными, они не способны описывать местоположение объекта за пределами «окрестности говорящего»: если говорящий находится в одном городе, высказывание о локации в другом городе с использованием «неподалеку» или «поблизости» нерелевантно. И, напротив, вполне возможно: «Петербург недалеко/близко».

В основе абсолютных пространственных оценок лежат некие универсальные представления о близости/дальности — исходя из данного критерия они более объективны. Относительные оценки передают мнение о величине дистанции конкретного говорящего, поэтому они субъективны [4].

Критерий дальности у относительных пространственных оценок нередко находится в зависимости от сопоставления расстояния с описанным ранее: «В прошлом году Петр был далеко — в Америке, а нынче он близко — в Англии». Некорректно «поблизости/неподалеку в Англии», поскольку использование абсолютных оценок нерелевантно в отношении локализации в масштабах планеты: обе страны находятся вне пределов «окрестности говорящего» в России [5].

Для норвежского языка вполне релевантно: «I fjor var Peter langt borte — han reiste til Amerika. Og nå er han ikke langt borte, i England», где ikke langt borte эквивалентно как «недалеко», так и «неподалеку» в русском языке. Вместе с тем некорректно: «Nå er han i nærheten» (ср.: рус. «Он поблизости» — абсолютная оценка; «Он рядом» — относительная оценка).

Итак, языковая пространственная картина мира представляет собой проекцию эмпирических знаний этноса об отношениях в объективном пространстве, формировавшихся на протяжении веков. Категория пространства имеет специфическое выражение в конкретном языке и выражается посредством различных концептуальных воплощений. Сознание носителя русского языка заключает в себе более разветвленную систему пространственных образов, что накладывает свой отпечаток на дихотомию абсолютность — относительность.

Библиографический список

1.    Берков В. П. Русско-норвежский словарь = Russisk-norsk ordbok: ок. 51 000 слов / Под ред. С. Свердруп Люнден, Т. Матиассена. М., 1987. 932 с.

2.    Кудрякова Е. С. Демьянков В. З. Понятие // Краткий словарь когнитивных терминов. М., 1996. С. 157–159.

3.    Позднякова Е. Ю. Языковая картина мира и языковое пространство во взаимосвязи «язык — культура». URL: https://cyberleninka.ru/article/n/yazykovaya-kartina-mira-i-yazykovoe-prostranstvo-vo-vzaimosvyazi-yazyk-kultura/viewer.

4.    Яковлева Е. С. Концепция // Фрагменты русской языковой картины мира (моменты пространства, времени и восприятия). М., 1994. С. 26–29.

5.    Яковлева Е. С. Фрагменты русской языковой картины мира (модели пространства, времени и восприятия): Автореф. дис. … д-ра филол. наук. М., 1992. 54 с.

Источники

6.    Гамсун К. Избранное. Л., 1991. 608 с.

7.    Гоголь Н. В. Избранные сочинения: в 2-х т. Т. 1. М., 1984. 1150 с.

8.    Толстой Л. Н. Война и мир: в 4-х т. Т. 1. М., 1991. 460 с.

9.    Gogol N. V. Petersburg Noveller. Oslo: Cappelen, 1993. 184 s.

10.  Hamsun K. Pan. Oslo, 1993.

11.  Hamsun K. Under Høststjernen. Oslo, 1954.