+7 (831) 262-10-70

НИЖНИЙ НОВГОРОД, УЛ. Б. ПОКРОВСКАЯ, 42Б

+7 (495) 545-46-62

МОСКВА, УЛ. НАМЁТКИНА, Д. 8, СТР. 1, ОФИС 213 (ОФИС РАБОТАЕТ ТОЛЬКО С ЮРИДИЧЕСКИМИ ЛИЦАМИ)

ПН–ПТ 09:00–18:00

Жерар де Нерваль — поэт, филолог и переводчик немецкой поэзии. Общие положения.

Жужгина- Аллахвердян Тамара Николаевна - доктор филологических наук, профессор кафедры перевода, Национальный горный университет, г. Днепропетровск, Украина

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Жерар де Нерваль (псевдоним Жерара Лабрюни) начал свой творческий путь в 1820‒х гг. как поэт и переводчик немецкой литературы.

Особую роль в становлении Нерваля, филолога, писателя, поэта и переводчика, сыграла идея «творческой игры» И.В. Гете, чей гений, «развившийся из корня» под воздействием внутренних сил, был особенно любим французскими романтиками. Нерваль переводил легенды и притчи И.В. Гете, в которых доминируют печальные и таинственные образы, идеализированные фигуры, отвечающие настроению французского поэта в это время.

28 ноября 1828 из печати вышел нервалевский перевод «Фауста» Гете (Faust, tragédie de Goethe, traduite par Gérard). Перевод пользовался заслуженным успехом во Франции и вдохновил композитора Гектора Берлиоза на создание драматической легенды в четырёх частях для оркестра, солистов и хора под названием «Осуждение Фауста» («La damnation de Faust»). Нервалевский перевод «Фауста», одобренный самим Гете, передавал романтическое отношение к миру и творчеству. Жерару были близки мысли Гете, ассимилировавшего в «Фаусте», как естественном продукте полнокровной жизнедеятельности, весь внешний и внутренний мир. Переводя великую поэму, Нерваль стремился передать, не исказив, гетевское понимание истины, индивидуализма, любви как жизнетворчества, обширные метафизические знания в сочетании с естествознанием. Нервалю-переводчику удалось почувствовать и передать гетевскую эзотерическую рефлексию и идею одухотворенности, концепции умирания для «низкой жизни» и возрождения для «жизни более высокой».

Но в переводе все же отпечатались личность переводчика и противоречия романтической эпохи. Изучая немецкую литературу и сравнивая ее с французской, Нерваль обратил особое внимание на мало акцентированные идеи руссоистской природы — об утрате свободы, ведущей к омертвлению человеческой души и «кабальной зависимости», заставляющей труженика ненавидеть свое дело. Нерваль принадлежал к поколению, лишенному веры в естественную свободу. Однако, по мнению Ж. Жироду, он выделялся в ряду французских поэтов именно свободой и независимостью, где под «свободой» следует понимать вовсе не хартию и уважение законов и привычек. Свобода Нерваля проявлялась в воспоминании, забвении, нежности, знании немецкого языка…[8, c. 12]. Французский текст «Фауста» отразил личное отношение Нерваля к свободе и разным формам жестокого разрушительства — страху, невежеству, безумию, болезни, тирании, нищете, унижению, смерти, хотя исследователи отмечали, что перевод был для французского поэта способом «выражать себя уклончиво» (à mots couverts) и давать полную свободу фантазмам и навязчивым идеям, не декларируя их.

В конце 1820‒х гг. Жерар по просьбе А. Дюма и П.С. Лоранти участвовал в двух больших проектах — подготовке антологий немецкой и французской поэзии, которые потребовали от него большого напряжения сил и обстоятельных разработок. Первая антология под названием «Немецкие стихотворения» («Poésies allemandes», 1830) включала переводы Нерваля из поэзии В.Г. Клопштока, И.К.Ф. Шиллера, И.В. Гете, Г.А. Бюргера. Сборник содержал обширную справку о немецких поэтах, составленную Ж. де Нервалем. Вторая антология «Избранные стихотворения» («Choix de poésie») со вступительной статьей, подписанной «М. Gérard», включала стихотворения Ронсара, И. дю Белле, Ж.А. де Баифа и др. известных французских поэтов прошлого.

Во вступительной статье к «Немецким стихотворениям» Ж. де Нерваль проявил себя как поклонник «блестящей», богатой великими именами немецкой литературы, связанной непрерывной цепочкой со старой поэзией Севера и сохранившей ее самобытный характер[9, с.2]. Нерваль считал, что настоящую литературную славу Германия переживает только со второй половины XVIII в. Из созданных ранее, писал Жерар, только поэма «Niebelungen», относящаяся ко времени Фридриха I (Frédéric I), по прозвищу Барбаросса, вызывает настоящий интерес.

Исследуя литературные вопросы, Нерваль углубился в историю древних языков и диалектов. Он отмечал, что сохранилось не так много сведений о первых поэтах-германцах. Старейшие и наиболее выдающиеся произведения были написаны на готском языке (écrits en gothique), позже вытесненном франкским языком (langue franque), на котором говорили племена (les Francs), завоевавшие Галлию во время правления династии Меровингов. В эпоху Карла Великого франкский язык начинают забывать, его, как и латынь, используют в общении только при дворе и в монастырях. Король пытается спасти язык от забвения, в особенности в Германии, и даже приказывает создать сборник легенд и национальных песен. Народ в это время уже отдает предпочтение саксонскому (Saxon) и нижненемецкому (bas germain) диалектам, и именно на саксонском, утверждает Нерваль, в Германии была создана первая национальная поэзия. Нерваль обратил внимание на огромный успех саксонских песен, особенно тех, которые «пели на могилах предков». «Песни, отмеченные патриотизмом, как и мифология древних северных народов, становились препятствием для утверждения монаршего господства и христианской религии, и потому король пожелал их запретить»[9, c. 2]. Запрет этот длился даже после падения империи Карла Великого, потому что церковь боялась влияния суеверных представлений, которыми были наполнены эти «дьявольские стихи» (carmina diabolica).

На протяжении нескольких веков только латинские стихи разрешались и поощрялись. Таким образом народ, не знавший латыни, был отстранен от участия в создании поэзии, заключает Жерар. И только во время крестовых походов появилась поэзия (le vers) на народном языке (la langue vulgaire), получившем к тому времени большое распространение. Эта эпоха, писал Жерар, перекликается с эпохой трубадуров, когда поэмы, сочиненные для двора и для обитателей замков, не достигали толпы, и «толпа» стала выдвигать своих поэтов и сказителей, среди которых только Ганс Сакс, сапожник по роду занятия, оставил в веках громкое имя.

Во времена Нерваля филологи затруднялись с классификацией поэмы «Нибелунги» (Livre des héros — Книга героев). Авторы эпической поэмы были неизвестны, но уже было выяснено, что примерно к XIV в. поэма была записана, хотя возникла намного раньше. Нерваль относл «Нибелунги» к «полусказочным временам рыцарства». Сюжет поэмы, пишет он, «не менее величественный, чем сюжет «Илиады», с которой ее «так часто сравнивают». Нерваль упоминал также имевшие большое значение для развития национальных языков рыцарские романы — артуровского цикла (romans de chevalerie du cycle d’Artus) и цикла времен Карла Великого (cycle de Charlemagne), которые переделывались и переводились из века в век.

Миннезингеры усовершенствовали рыцарскую поэзию и популяризировали ее настолько, насколько это было возможно «при засильи полурелигиозных и полуфеодальных институтов»[9, с. 2]. Эти поэты, пишет Нерваль, большей частью бедные, но знатного происхождения, как «наши труверы», совершали переезды от замка к замку и из города в город, устраивая состязания на народных праздниках, подобно поэтам древности. В эпоху миннезанга, отмечает Нерваль, преобладал швабский диалект (le dialecte souabe) — «мягкий, слащавый (suave) язык, прекрасно адаптированный к рыцарским сюжетам, галантный, иногда сатирический». Время упадка этой поэзии, которая «не дала ни одного прославленного имени и не оставила ни одного достойного упоминаний литературного памятника»[9, с. 2], Жерару неизвестно. Но в анализе средневековой поэзии даты и факты привлекают его меньше, чем идеи, из которых сложатся «эстетический политеизм»[5, с. 202‑203] и религиозный синкретизм[2, с. 5], ставшие основой «Химер». Сегодня достоверно известно, что первые сонеты «Химер» следовали за нервалевским переводом «немецких стихотворений».

Наблюдения Нерваля о литературе сочетаются с поэтапным изложением материала о развитии немецкого языка и его диалектов, истории племен и народов, о германской ментальности. Начиная с периода Реформации, воображение немцев повернулось к богословским и философским учениям, и немцы начали проявлять интерес к забытой ими поэзии. Лютер нашел поэтическому языку новое применение — рифмовать священные гимны. Швабский диалект «умер», считает Жерар, потому что не справился с переводом Библии. Лютер создал новый немецкий язык, который дошел до наших дней. Так «Север победил Юг», и пришло время заменить «старые струны, отказавшиеся вибрировать в такт эпохе, на новые». Поэзия обнаружила себя в другой форме, которая звучала «бледным отголоском других литератур»: «Peu à peu la poésie lyrique se releva sous une autre forme, mais elle ne fut longtemps qu’un pâle écho des autres littératures. Mathisson, Ramier, Blumaiier et Rabener le satiriste entonnèrent tour à tour des chants épiques, lyriques et didactiques; Gleim composait des fables; Opitz, Gottehed et Bodnner brillèrent aussi dans cette école semi-française du 18 siècle»[9, с.2].

Опровергнув утверждения о том, что немецкая литература соперничает с английской и французской, Нерваль указал на существующую между ними пропасть. В немецкой литературе, в отличие от французской, он не находил ни варварства, ни подражания, ни приверженности писать стихи на латыни. Жерар пел славу немецким поэтам как создателям национального языка, которых возглавляет В.Г. Клопшток, ибо с него в Германии началась новая эра и «современная поэзия». Как стихотворец (versificateur) Клопшток попытался создать новую лирику в стиле древних греков, без рифмы, но со старым ритмом; он не остановился на изобретении гекзаметра, но пошел дальше и написал гекзаметром большое количество стихов. Нерваль перевел нерифмованным стихом лучшие из них: La Patrie, Lea Constellations, Les deux Muses, Les heures de l’Inspiration, Psaume, Hermann et Trusnelda, Hermann, chanté par les bardes Werdomar, Kerding et Darmont и др.[10, c. 53−83].

Оригинальная национальная литература, по мнению Нерваля, произошла от поэтов, обнаруживших в горах и лесах своей родины остатки мифологии Одина, песни старых саксонских бардов. Новые поэты держали связь с историей. «Никогда переводы не были столь многочисленны, как сегодня,» — писал Нерваль в предисловии к «Немецким стихотворениям»[10, c. 1]. Некоторые называют это нашествием готов и вандалов, реставрацией, навязанной нам иноземцами. Если это так, то это благоприятная и славная Реставрация. Я склоняюсь к этому мнению, основываясь на примере Германии. Величайшие немецкие авторы не считали зазорным делать переводы. Шиллер переводил Расина и говорил при этом своим соотечественникам: «Как видите, он не осмеливается на большее». Он переводил Шекспира и при этом говорил: «Как видите, он впадает в крайности!» Но Шиллер не подражал ни Расину, ни Шекспиру, однако он писал, как они, и, может быть, писал так же хорошо, как они. Но при этом он не стал ни французом, ни англичанином, а остался немцем. И чтобы судить об этом авторе и его школе, нужно на мгновение забыть все традиции нашей страны, все требования нашей поэтики, т. е. не насмехаться над чужой одеждой, потому что подобную не носят у нас. Я думаю, что это мнение небесполезно для тех, кто будет читать эту книгу». Жерар раскрывает французскому читателю секреты «германского ума», сложившегося под влиянием народной поэзии, акцентирует внимание на том, что манера немцев сочинять в корне отличается от манеры французских авторов: «у нас человек управляет воображением, у них воображение управляет человеком, против его воли, привычек, у самых его истоков».

Во введении к своим переводам Жерар создал мифологизированный портрет немецкого поэта, который нес в себе всю нагрузку народной поэзии и ее языка. Это собирательный портрет, своеобразная историко-культурнаая парадигма, состоящая из метафорических и символических образов от Клопштока и Шиллера (La chanson de la Cloche, Le Plongeur, La Puissance du Chant, Le Comte d’ Habsbourg, Jeanne d’Arc, l’Ideale и др.) до И.В. Гете (Complainte de la noble femme, L’Aigle et la Colombe, Le Roi des Aulnes, Le Barde, Les Mystères и др.) и Бюргера. А начало всему — приснившаяся библейскому Иакову лестница («И увидел во сне: вот, лестница стоит на земле, а верх ее касается неба; и вот, Ангелы Божии восходят и нисходят по ней. И вот, Господь стоит на ней …»): «Вот лестница Якоба, соединяющая землю с небом, а вот огромное колесо, вращающийся небесный зодиак со странными и сверкающими знаками Скорпиона и Девы, Козерога и Близнецов, Маргариты и Мефистофеля. Затем появляется Коринфская невеста, она растет и достигает потолка. Потом следуют ночь шабаша, инфернальная охота, Ленора верхом на лошади в объятиях призрака». Нерваль полагал, что типичный немецкий поэт отождествляет себя с этими образами и настолько увлечен перевоплощением, что «больше ничего не видит перед собой; он так поглощен творчеством, что даже выстрел пушки прямо ему в уши не может его отвлечь». Так закладывался фундамент «мифологии художника-творца», нашедшей в творчестве Нерваля должное воплощение[6, c. 59‑64]. Мифология художника-творца не противоречила филологическому изучению немецкой поэзии, а также путей формирования и развития немецкого языка. К этим вопросам Нерваль подходил как читатель, критик и переводчик. Он заявлял, что в Германии существует французская школа поэзии, причислял к ней Виланда, Гесснера, Лессинга, Коцебу и др.[10, с. 1‑50]).

В отборе материала для переводов из Клопштока[10, c. 53‑83], Гете[10, с.110‑127], Шиллера[10, с 161‑218], Бюргера[10, с. 223‑246] проявилась специфическая художническая ментальность Нерваля, его склонность к средневековой мистической традиции, внимание к «раздраженному бессознательному» средневекового поэта, изъяснявшегося посредством тропического языка, с одной стороны, с опорой на логику и анализ, с другой — на фантазии и тропический символизм[6, с. 221]. Язык Нерваля во введении и комментариях к переводам состоит из дуальностей и антитез, характерных для романтической риторики и стилистики текста[1, с. 381]. Дискурс комментариев к «Немецкой поэзии» наполнен историко-литературной и лингвистической лексикой, рациональной образностью и филологическими размышлениями; включает анализ и интерпретации, оценки и творческие концепции.

Нерваль, как филолог, поэт и переводчик, рекомендовал читать и перечитывать знаменитый трактат Жермены де Сталь «О Германии», в которой французская писательница прославляла немецкую культуру и литературу. Сталь называет Гете, Шиллера и Бюргера поэтами современной школы, отличающейся самобытным национальным характером, указывает на своеобразие творческой манеры трех великих немецких поэтов: у Гете больше воображения, у Шиллера — чувствительности и только Бюргер (Lénore, Sonnet, La chanson du Brave Homme) обладает талантом народного поэта. У Шиллера обнаружен «французский вкус», но в его поэзии не найдешь ничего, что напоминало бы элегантную поэзию Вольтера.

Можно считать, говорил Ж. Масэ, что немецкие стихотворения сыграли благотворную роль в творчестве Нерваля: с точки зрения духовной, это был только временный переходный период, может быть, неяркий, но с точки зрения поэтической, он был определяющим. Благодаря Гете, Шиллеру, Клопштоку, Уланду, Бюргеру и Гейне, Нерваль смог преодолеть механистичность версификации, свойственную его юношеским стихотворениям.

Жерар перевел также немецкую прозу, в частности «Новогоднюю ночь одного несчастного» («La Nuit du nouvel an d’un malheureux») Жан-Поля и «Ночные приключения Святого Сильвестра» («Les Aventures de la nuit de la Saint-Sylvestre») Гофмана. В последнем создан мрачный образ хохочущего дьявола («Le diable me réserve toujours pour le soir de la Saint-Sylvestre un singulier régal de fête: il prend bien son temps, puis s’en vient, avec un rire odieux, déchirer mon sein de ses griffes aiguës et se repaître du plus pur sang de mon cœur»), который вскоре перекочует в нервалевскую прозу («Соната дьявола»). Ж. де Нерваль сохранил большой интерес к пра-логической стороне сознания, к идее мистической сопричастности, к загадочной человеческой натуре. В мифопоэтической рецепции Нерваля, поэта-переводчика, испытавшего сильное влияние немецкого романтизма, литературы и эстетики, реальные картины и видения были построены на игре путешествующего во времени и пространстве воображения, способного проникнуть в потаенные глубины человеческого духа и там находиться наедине с самим собой в жестоком противоборстве страстей. Из бесконечного ассоциативного ряда унаследованных памятью архетипических образов и эпизодов приносящей «радость страдания» вечной жизни рождались нервалевские мифы, истоки которых находятся в старых немецких преданиях и книжности.

Оставаясь поэтом, Нерваль-переводчик нагнетал семантические параллелизмы и антитезы, собирал в фокусе химерических образов емкие идеи и замысловатые метафоры. В мифотворческом сознании переводчика и интерпретатора немецких стихотворений еще уживались мир действительный и мир фантазии, последний мыслился как сотворенная воображением реальность, где есть место «логике чудесного», символико-аллегорическим картинам, обладающим порой «большей жизненностью, чем мир физически данный»[3, с. 9‑13]. Так, бесспорно, было в случае Нерваля. В его творчестве романтическая аксиома о реальности мира фантазии нашла свое идеальное воплощение. Этой аксиоме верно служил особый метафорический язык и мифопоэтика «имагинативных переходов», лишенных логики в обычном понимании. Ей в нервалевском тексте подчинены приемы поэтической мифологизации и, прежде всего те, которые были разработаны романтиками-предшественниками. Романтическая мифологизация становилась одним из путей восприятия, осмысления и адекватной передачи оригинального содержания, колорита как отдаленной, так и близкой эпохи, нации, края, языка, особенностей его развития и трансформации в сказаниях, преданиях, легендах Средневековья и в современной поэзии.

Список литературы

1.     Алексеев А.Я. Сопоставительная стилистика/Гос. высш. учеб. заведение «Нац. горн. ун-т». - Д.: НГУ, 2012.—470 с.

2.     Баняс В.В Міфологічний оніризм у творчості Жерара де Нерваля: автореф. дис. канд. філол. наук/В.В. Баняс. - К.: Логос, 2009.—19 с.

3.     Голосовкер Я.Э. Логика мифа/Я. свободаЭ. Голосовкер. - М.: Наука, 1987.—217 с.

4.     Жужгина-Аллахвердян Т.Н. Мифология художника-творца в творчестве Жерара де Нерваля/Т.Н. Жужгина-Аллахвердян // Вiд бароко до постмодернiзму:[Зб. наук. праць]. - Вип. VIII. - Дніпропетровськ: ДНУ, 2005. - С59 – 64.

5.     Зенкин С.Н. Французский романтизм и идея культуры/С.Н. Зенкин. - М.: РГГУ, 2002.—288 с.

6.     Неретина С.С. Средневековое мышление как стратегема мышления современного/С.С. Неретина // Вопросы философии.—1999. - № 11. - С22 – 50.

7.     Giraudoux J. Introduction/J. Giraudoux // Nerval G. de. Aurélia. Les Chimères. La Pandora/G. de Nerval/commenté par B. Didier; Introduction de J. Giraudoux. - P.: Libr. Générale Fr., 1972. - PIX – XX.

8.     Nerval G. de. Aurélia. Les Chimères. La Pandora/G. de Nerval/commenté par B. Didier. - P.: Libr. Générale Fr., 1972.—268 p.

9.     Nerval G. de. Notice sur les poetes allemands/G. de Nerval // Nerval G. de. Poésies allemandes. Poésies allemandes, traduction Gérard de Nerval (Édition de 1877)[Электронный ресурс].—65 c. - Режим доступа: http://www.uni-due.de/lyriktheorie/texte/1830_nerval.html

10.   Nerval, Gérard de: Poésies allemandes. Klopstock, Goethe, Schiller, Burger. Morceaux choisis et traduits par M. Gérard. Paris: Bureau de la Bibliothèque choisie 1830 (Bibliothèque choisie. Ve section. Choix de poésies). S. 1‒50: Introduction. URL: https://www.uni-due.de/lyriktheorie/texte/1830_nerval.html