Рявкина Маргарита Владимировна - магистрант, Челябинский государственный университет, г. Челябинск, Россия

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Междисциплинарный подход в современных научных исследованиях, посвященных изучению разных аспектов перевода, во многом проявляется и в использовании методов полевой лингвистики. Анкетирование, которое противопоставляется «кабинетному» изучению материала, является ключевым помощником в получении объективной информации о языковых процессах в неродном для исследователя языке. Именно оно позволило в полной мере проанализировать объект нашего исследования — этнографические реалии, встречающиеся в романе Л.Н. Толстого «Война и мир». К данному классу лексических единиц мы, вслед за С. Влаховым и С. Флориным, относим «лексику, принадлежащую науке о быте и культуре народов, форме материальной культуры, обычаях, религии, духовной культуре, в том числе искусстве и фольклоре»^[2, с.53]. Основной целью нашего исследования стало изучение влияния переводческих решений на восприятие иноязычным реципиентом всего текста произведения, возможного, в том числе, благодаря анализу приемов перевода этнографических реалий, применявшихся в английской версии романа.

Материалом для нашего исследования послужили роман-эпопея Л.Н. Толстого «Война и мир» и его англоязычный перевод, выполненный Луизой и Эйлмером Мод (Louise and Aylmer Maude). По мнению литературных критиков, эту интерпретацию романа, опубликованную в 1923 году, можно назвать полным вариантом произведения, который верно и точно отражает действительность того времени. Во многом это стало возможным благодаря тому, что авторы перевода были современниками Л.Н. Толстого, и, более того, живя долгое время в России, они были знакомы с ним лично. Данный вариант произведения является на сегодняшний день официальным, именно он наиболее часто представлен на полках магазинов в англоязычных странах^{[10, с.426]}. Все вышеназванные критерии стали для нас определяющими при выборе английской интерпретации романа.

Из произведения нами было отобрано 183 этнографические реалии, отражающие российскую действительность XIX века. Далее, руководствуясь предметным принципом классификации данных лексических единиц, предложенным С. Влаховым и С. Флориным, а также Г.Д. Томахиным^{[2, с. 53‑56; 6, с. 46‑48]}, мы систематизировали реалии оригинального произведения по подклассам и установили частотность каждого из них: 1) быт (35% от общего числа примеров); 2) искусство и культура (26%); 3) труд (19%); 4) этнические объекты (13%); 5) меры и деньги (7%). Таким образом, все 5 групп этнографических реалий неравномерно представлены в романе «Война и мир». Доминирование подкласса «быт», оправдывается вероятно, тем, что он позволяет выполнить такие важные функции в произведении, как изобразить уклад жизни главных персонажей, а также воссоздать их внутренний и внешний мир. Подкласс «меры и деньги» не может похвастаться такой же частотностью, что, на наш взгляд, обусловлено тем, что он служит лишь для создания у читателя представления о количестве описываемого объекта или явления. Такие результаты нам кажутся вполне логичными, поскольку они соответствуют основному замыслу Л.Н. Толстого - «я писал историю народа, историю событий, а не историю прекрасных чувств и слов разных генералов»^[4, с.103].

На следующем этапе нашей работы мы выполнили сравнительный анализ перевода этнографических реалий на английский язык. Каждый пример был нами проанализирован с точки зрения удачности либо неудачности использования приема перевода. При этом к удачным решениям мы относили те случаи, когда при переводе адекватно передавалась интенция автора текста. Это позволило нам выдвинуть предположения о том, как неадекватная/ необоснованная передача реалии на другие языки либо ее опущение могут привести к искажению образов главных героев, облика России XIX века, интенции автора, а также авторского стиля. И, наоборот, каким образом удачный перевод данной лексической единицы обогащает иноязычный текст, а также приближает его к оригиналу, расширяя, таким образом, знания реципиента перевода. Однако для получения объективных данных о качестве перевода этнографических реалий, а также ответа на главный вопрос нашего исследования — каким образом переводческие решения Эйлмера и Луизы Мод повлияли на восприятие иноязычными реципиентами всего текста произведения — мы посчитали необходимым обратиться к анкетированию англоязычных читателей романа «Война и мир».

Ключевым этапом в разработке анкеты нашего исследования стал отбор информантов. Изначально мы определились с необходимым количеством респондентов, а также разработали критерии, которые позволили отобрать среди всего количества людей только тех, чьи ответы на вопросы помогли нам достичь поставленной цели. В связи с тем, что генеральная совокупность для нашего анкетирования (среднестатистический читатель романа «Война и мир», для которого родным языком является английский) полностью обозрима лишь в теории, мы прибегали к выборочной совокупности. Причем мы остановили свой выбор на методе снежного кома (у каждого респондента просятся контакты друзей/знакомых/коллег/родственников, которые подходят под условия отбора и готовы принять участие в опросе), являющимся одним из основных типов целевой выборки. В итоге в нашем опросе приняли участие 30 испытуемых из Великобритании, США, Канады и Австралии.

Основополагающими критериями для поиска респондентов стали следующие: 1) английский является родным для испытуемого языком; 2) информант читал (хотя бы частично) роман Л.Н. Толстого «Война и мир» на родном и/или русском языке. Также положительным образом на отбор того или иного респондента сказывалось владение русским языком или его изучение, поскольку в анкете приводятся этнографические реалии как в иноязычном, так и в русскоязычном контексте, что способствовало получению наиболее точных и объективных ответов.

В процессе составления анкеты мы придерживались следующей структуры: 1) введение, побуждающее респондента дать ответы на вопросы исследования; 2) «паспортичка» (сведения о демографических данных опрашиваемого); 3) основная часть, состоящая из перечня вопросов; 4) заключительная часть, служащая для выражения благодарности информанту^[1, с.205]. Наиболее значимыми разделами анкеты для нашего исследования являются «паспортичка» и основная часть, на которых мы хотим остановиться подробней.

Обратимся к результатам, полученным благодаря «паспортичке». Так, в нашем анкетировании приняли участие 22 мужчины (73% от общего количества) и 8 женщин (27%) из США (17 человек, 56%), Великобритании (8 человек, 27%), Канады (3 человека, 10%) и Австралии (2 человека, 7%). Средний возраст респондентов составил 33 года: самому юному участнику опроса 15 лет, самому зрелому - 77. В возрастной структуре значительная доля приходилась на информантов в возрасте от 20 до 30 лет (34%). 36% из опрошенных имеют степень бакалавра, 16% - степень магистра, 16% - кандидаты наук, 12% - закончили колледж, 12% - получили среднее (полное) общее образование, 8% - учатся в школе. Нами были опрошены люди из самых разных сфер деятельности: инженеры, архитекторы, библиотекари, ИТ-специалисты, экономисты, учителя, менеджеры, администраторы гостиниц, ученые, финансисты, переводчики (2 человека), студенты, пенсионеры и т.д.

Трем вопросам-фильтрам «паспортички» мы уделяли особое внимание, поскольку ответы на них в значительной степени сказываются на уровне подготовленности респондентов к оценке качества перевода этнографических реалий. Так, среди опрошенных 32% владеют русским языком на уровне «intermediate» (основной средний), 16% - «upper intermediate» (завершающий средний), 16% - «advanced» (продвинутый), 16% - «elementary» (базовый), 12% - «beginner» (начальный), 4% - «proficient» (профессиональный), 4% не владеет русским языком. 64% респондентов читали роман-эпопею Л.Н. Толстого «Война и мир» частично, 24% - читали несколько раз, 12% - читали один раз. Отвечая на вопрос, «На каком языке Вы читали роман?», 83% информантов выбрали вариант «на английском», 17% - «на английском и русском», 0% - «на русском». Таким образом, благодаря данному блоку анкеты нам удалось установить, что 30 отобранных нами информантов отвечают главным критериям нашего исследования, а также по социально-демографическим показателям представляют собой разнородную группу, положительно сказывающуюся на репрезентативности выборки.

Основная часть анкеты состоит из двух блоков. Первый касается конкретных примеров перевода этнографических реалий, взятых из романа Л.Н. Толстого «Война и мир», а также его английской версии. Он включает в себя 12 вопросов, каждый из которых имеет следующую структуру: этнографическая реалия в двуязычном контексте, значение реалии (в некоторых примерах присутствует изображение для более наглядного объяснения значения лексической единицы), варианты ответов с возможностью для реципиента дать свой, пустое поле для объяснения сделанного выбора, а также три уточняющих вопроса, касающихся точки зрения реципиента о переводе приведенной реалии («Считаете ли Вы необходимым в данном примере точно передать при переводе значение реалии?», «Считаете ли Вы необходимым в данном примере сохранить культурный колорит реалии?», «Считаете ли Вы необходимым в данном примере сохранить исторический колорит реалии?»). Второй блок основной части, состоящий из шести вопросов, посвящен мнению респондента обо всей английской версии романа.

В качестве примера можно привести анализ перевода некоторых отобранных для анкетирования этнографических реалий.

«Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись — немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым»^[5, с.71]. ‒ «Though neither the German cleaning his cowshed nor Rostov back with his platoon from foraging for hay had any reason for rejoicing, they looked at each other with joyful delight and brotherly love, wagged their heads in token of their mutual affection, and parted smiling, the German returning to his cowshed and Rostov going to the cottage he occupied with Denisov»^[9, с.147].

В данном случае реалией является слово изба(этнографическая реалия подкласса «быт») - «деревянный крестьянский дом в деревне»^[7]. Для нее был подобран функциональный аналог cottage - «a small house, typically one in the country»^[8]. В результате мы видим, что в переводе исчезли две смысловые составляющие: первая — изба в основном строится из древесных материалов, а вторая — в ней живут преимущественно крестьяне. Более того, в английском варианте романа пропал исторический и национальный колорит, который несла в себе данная лексическая единица. Нам кажется, наиболее удачным выходом из сложившейся ситуации является использование функционального аналога logcabin - «a small simple house made of logs in the countryside or in the mountains»^[8]. Данное строение имеет много схожих черт с русской избой: оно строится из бревен, расположено в сельской местности, а также в нем проживали бедные слои общества. Более того, предложенный нами вариант несет в себе оттенок историчности, поскольку logcabinsбыли особенно распространены в Европе и Америке в начале XVI века. При помощи параллельных корпусов английского и русского языков нами было установлено, что в русских литературных произведениях конца XVIII – нач. XIX вв. реалия «изба» зачастую переводилась посредствам функционального аналога logcabin.Так, например, англичанин Уильям Смит (William E. Smith), специализирующийся на переводах рассказов и романов Л.Н. Толстого, при передаче романа «Воскресение», а также повести «Мать» использовал предложенный нами функциональный аналог. Другой английский переводчик Констанс Гарнетт(Constance Garnett) при переводе произведений А.П. Чехова «Мужики» и «Попрыгунья» выбрала тот же выход в подобной ситуации^[3]. Однако, хотя в нашем варианте передачи этнографической реалии «изба» на английский язык сохраняется ее денотативное значение и оттенок историчности, полностью исчезает национальный колорит. Следует отметить, что указанным выше способом нами были проанализированы 183 выявленные этнографические реалии романа Л.Н. Толстого «Война и мир».

На следующем этапе анализа данной этнографической реалии мы обратились к анкетированию. Респонденты, приняв во внимание англоязычный и русскоязычный контекст лексической единицы, объяснение ее значения, а также изображение традиционной русской избы, пришли к схожим выводам: 56% информантов высказали необходимость точной передачи при переводе значения реалии, а также 76% ответивших считают, что исторический колорит нужно сохранить в английской версии романа. Этим объясняется тот факт, что именно предложенный нами вариант перевода этнографической реалии («log cabin») был в наибольшем количестве раз (48%) выбран ответившими. Свое решение они объясняли следующим образом: на содержащемся в анкете изображении, которое значительно облегчило процесс принятия решения, представлено именно понятие «log cabin»; этот перевод, в отличие, например, от «cottage», позволяет сохранить специфические особенности избы и не добавляет дополнительных коннотаций, которые не имеют к ней никакого отношения (как правило, «cottage» находится в уединенном живописном месте, не является традиционным деревянным крестьянским домом, представляет собой загородный дом, а не основное место проживания); содержит оттенок историчности. Также респонденты считают, что «log cabin» позволяет в лаконичной форме передать основные смысловые составляющие этнографической реалии.

Однако на вопрос «Считаете ли Вы необходимым в данном примере сохранить при переводе культурный колорит реалии?» 68% информантов ответили «да», что не вписывается в концепцию использования при переводе функционального аналога «log cabin». Эту проблему может решить только практическая транскрипция. Так, 32% (против 48%, выбравших «log cabin») респондентов сошлись во мнении, что этнографическую реалию «изба» необходимо передавать как «izba», не забыв при этом про переводческий комментарий, который следует поместить в сноске внизу страницы. Данный выбор они пояснили следующим образом: роман Л.Н. Толстого — это объемное произведение, за которое зачастую берутся те, кто хочет погрузиться в полной мере в богатую русскую культуру и русский язык.

Мы считаем, что оба варианта «log cabin» и «izba» (реалия с переводческим комментарием) имеют право на существование. При переводе такого коварного пласта лексики, как реалии, переводчик непременно сталкивается с рядом трудностей, заставляющих его чем-то жертвовать: точной передачей значения, культурным или историческим колоритом. Перед началом перевода специалисту необходимо определиться с переводческой концепцией, которой он будет придерживаться на протяжении всего текста романа. Так, анализируя ответы на три заключительных вопроса о переводе всех этнографических реалий произведения (60% респондентов посчитали важной точную передачу при переводе значения этнографической реалии, 100% - сохранение культурного колорита, 96% - исторического колорита), мы приходим к выводу, что в романе Л.Н. Толстого иноязычные читатели хотят сохранить при переводе не столько содержательный компонент данных лексических единиц, сколько их умение воссоздавать культурные и исторические особенности России XIX в. Именно использование практической транскрипции с переводческим комментарием позволяет воплотить желание респондентов в жизнь.

В ходе нашей работы мы также попытались ответить на вопрос: «Как перевод этнографических реалий романа Л.Н. Толстого на английский язык повлиял на восприятие иноязычным читателем всего произведения в целом?». Так, большинство респондентов (41%) оценили перевод двенадцати представленных в анкете этнографических реалий выше среднего (в 7 баллов по шкале от 1 до 10). По их мнению, неточности в переводе и отказ в ряде случаев от передачи культурного колорита обеднили английскую версию романа, но, тем не менее, не внесли кардинальных изменений. Мы считаем, что этнографические реалии, как никакая другие лексические единицы, способны воссоздать атмосферу русской жизни, однако они далеко не всегда сохраняли в себе эту функцию при переводе на английский язык. Такой отход от оригинала со стороны специалистов был не всегда оправдан, что в некоторых случаях приводило к искажению замысла автора: Л.Н. Толстой стремился в своем произведении также изобразить народный дух, противопоставить все русское и вражеское-французское.

Список литературы

1.     Беликов В.И., Крысин Л.П. Социолингвистика: учеб. пособие для вузов/В.И. Беликов, Л.П. Крысин. - М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 2001.—315 с.

2.     Влахов С., Флорин С. Непереводимое в переводе / С. Влахов, С. Флорин. - М.: Междунар. отношения, 1980.—343 с.

3.     Национальный корпус русского языка [Электронный ресурс] // Национальный корпус русского языка. URL: http://www.ruscorpora.ru (дата обращения: 20.11.2015).

4.     Пищулина О.Ю. Способы создания социально-психологической характеристики героев (на примере романа-эпопеи Л.Н. Толстого «Война и мир») / О.Ю. Пищулина // Вестник ВГУ. Серия лингвистика и межкультурная коммуникация. - Воронеж: Воронеж. гос. ун-т., 2008. - С. 102‒115.

5.     Толстой Л.Н. Война и мир / Л.Н. Толстой. - М.: Эксмо, 1993.—1342 с.

6.     Томахин Г.Д. Реалии-американизмы / Г.Д. Томахин. - М.: Высшая школа, 1988.—239 с.

7.     Ушаков Д.Н. Толковый словарь [Электронный ресурс] // Толковый словарь Ушакова. URL: http://ushakovdictionary.ru (дата обращения: 20.11.2015).

8.     Oxford English Dictionary [Electronic resource] // Oxford Dictionaries. URL: http://www.oxforddictionaries.com (date of access: 20.11.2015).

9.     Tolstoy, L. N. War and Peace / translated by L. Maude, A. Maude. - New York: Oxford University Press, 2010.—1526 p.

10.   Wilson, A. N. Tolstoy / A. N. Wilson. - New York: W. W. Norton & Company. Inc, 1988. - P. 512.

Паронимы в медицинских текстах и трудности их перевода

Тонни Анастасия Вадимовна — Студент, Рязанский медицинский колледж, Рязань, Россия

Денисова Инна Викторовна — Преподаватель, Рязанский медицинский колледж, Рязань, Россия

В данной статье представлен обзор научных публикаций, посвященных изучению особенностей перевода паронимов в медицинских текстах.

Как известно, перевод — это сложный и многогранный вид языковой деятельности. Медицинский перевод, перевод медицинской и фармацевтической тематики, как отмечают М. В. Ширинян и С. В. Шустова, представляет собой узкоспециализированный вид перевода, для выполнения которого требуется переводчик, владеющий не только соответствующим иностранным языком, но и специальной терминологией переводимого текста [9, с. 298]. И. В. Беляева указывает на то, что медицинский перевод обладает рядом лексических, грамматических и синтаксических особенностей, делающих его уникальным [3, с. 203].

Обзор публикаций показывает, что переводоведы выделяют несколько основных проблем перевода медицинских текстов. Так, канадский лингвист М. Руло выделил следующие основные проблемы на материале английского и французского языков: 1) особенности узуса («частные» нормы, отличающиеся от нормы литературного языка), включая метонимическое употребление терминов и предпочтительное употребление определенных частей речи; 2) изменчивость терминологии; 3) терминологическая синонимия; 4) проблемы перевода эпонимов; 5) несовпадение аффиксов в словах общего происхождения; 6) недостаточно высокое качество специализированных дву- и многоязычных словарей. Х. Ли-Янке, доктор наук, профессор, почетный президент Постоянного международного совета институтов и факультетов перевода, предложил классификацию трудностей медицинского перевода, применимую к любым парам языков: 1) терминологические проблемы; 2) трудности перевода сокращений; 3) трудности перевода эпонимов; 4) допустимость применения англицизмов; 5) особенности сочетаемости языковых единиц и структуры текста [9, с. 298–299].

При этом, как указывают исследователи, одним из актуальных вопросов иноязычной деятельности является перевод, теория перевода и изучение такой непростой и уязвимой для переводчика категории, как межъязыковые паронимы [7, с. 77]

Отметим, что в лингвистике термин пароним традиционно употребляется в широком и узком значении: в первом случае паронимами называют вообще всякие близкие по звучанию слова, во втором — только семантически близкие однокоренные слова [5, с. 47]. Под терминологической паронимией понимается «ненамеренное сближение сходных, но не тождественных по звучанию терминологических единиц, обладающих самостоятельным содержанием и формой» [4, с. 28]. Явление паронимии в речи заключается в том, что при употреблении созвучных пар в устной или письменной речи приводит к возникновению нежелательных ошибок, а при изучении иностранных языков носит «разрушительный характер», поскольку мешает точному усвоению словарного запаса изучаемого языка [1, c. 114].

Как отмечает О. П. Антипина, имеющиеся словари паронимов подтверждают, что паронимические единицы представляют собой весьма широкий класс в системе языка. В связи с этим возникает вопрос о классификации, упорядочении большого количества лексических единиц [2, с. 13–14]. Наиболее популярной в лингвистике стала типология по семантическому признаку, которая включает три класса паронимов:

1)   полные паронимы — это абсолютные паронимы, похожие по написанию и звучанию, с ударением на одном и том же слоге, но выражающие разные смысловые понятия;

2)   неполные паронимы — это паронимы, которые относятся к одной области, имеют похожее написание и звучание, но в которых наблюдается неполное разделение объема значений, что вызывает их сближение;

3)   синонимические паронимы — это паронимы, похожие по написанию и звучанию и имеющие одинаковое значение [6, с. 176].

Приведем примеры слов-паронимов медицинской терминологии, представленные в исследовании Н. Е. Хасановой [8].

1.   Gerontology / Geriatrics (геронтология / гериатрия). Первое понятие подразумевает под собой науку о старении, второе же представляет собой направление в геронтологии, которое изучает болезни пожилых людей и способы их лечения. Оба слова имеют схожее смысловое значение, относятся к неполным паронимам.

2.   Endometriosis / Endometrritis (эндометриоз / эндометрит). Эти паронимы имеют один корень, но несут различную смысловую нагрузку; речь идет о заболеваниях одного и того же органа, но совершенно разных: первое — неконтролируемый рост клеток, второе — воспалительное заболевание), ударение в словах ставится по одной модели — на четвертом слоге; относятся к неполным паронимам.

3.   Medicinal / Medical (целебный / медицинский). Эти паронимы имеют один и тот же корень, но сами слова имеют совершенно разный смысл; относятся к неполным паронимам.

4.   Nephritis / Neuritis (нефрит / неврит). Эти паронимы имеют случайное сходство, имеют похожую корневую основу, и ударение ставится в них по одной модели, но значение разное; относятся к абсолютным паронимам.

5.   Ureter / Urethra (мочеточник / мочеиспускательный канал). Оба эти слова образованы от одного корня, но несут в себе разные значения; относятся к неполным паронимам.

6.   Infectious / Infective (инфекционный / заразный). Это пример частичных паронимов, имеющих один корень, смысловое значение слов различается, но не значительно: первое отображает причину заболевания (проникновение в организм инфекции — бактерии или вируса), второе передает степень контагиозности — заболевание передается от человека к человеку при контактах.

7.   Corpus / Corpuse (корпус / труп). Эти паронимы относятся к абсолютным.

8.   Surgeon / Sergeant (хирург / сержант). Это абсолютные корневые паронимы, имеющие чисто случайное сходство.

9.   Bill / Pill (счет / пилюля). Это абсолютные корневые паронимы, имеющие чисто случайное сходство.

10. Laboratory / Ambulatory (лаборатория / амбулатория). Это абсолютные корневые паронимы, имеющие чисто случайное сходство.

11. Injection / Infection (инъекция / инфекция). Это абсолютные корневые паронимы, имеющие чисто случайное сходство.

Итак, обзор научных публикаций, посвященных изучению особенностей перевода паронимов в медицинских текстах, позволяет сделать следующие выводы. Паронимы — явление моно- и билингвальное. Смешение и неправильное употребление в медицинской практике паронимов не только вызывает непонимание и проблемы в работе медицинских работников смежных специальностей, но и может привести к ошибкам в выборе методов лечения, что недопустимо. Четкое разграничение паронимов является важным условием перевода медицинских текстов. Существует необходимость в составлении специальных лингвистических справочников употребления паронимов.

Библиографический список

1.    Алиева С. А. Вопросы расширения границ понятия о паронимии // Вестник Университета Российской академии образования. 2011. № 5. С. 114–116.

2.    Антипина О. П. Функционально-семантическая классификация паронимов // Актуальные вопросы теории и практики филологических исследований: Материалы II международной научно-практической конференции 25–26 марта 2012 года. Пенза — Москва — Решт: Научно-издательский центр «Социосфера», 2012. С. 13–17.

3.    Беляева И. В. Общая специфика и проблемы медицинского перевода // Профессиональная коммуникация: актуальные проблемы преподавания и исследования: Коллективная монография. Тамбов: ТРОО «Бизнес — Наука — Общество», 2016. С. 197–203.

4.    Голованова Е. И. Паронимия в научном тексте как проблема соотношения языковой формы и содержания // Гуманитарный вектор. Сер. «Филология, востоковедение». 2012. № 4 (32). С. 28–33.

5.    Демидова Е. Н. Лексико-грамматические особенности паронимов в научном тексте // Вестник ЧелГУ. 2011. № 33. С. 46–49.

6.    Короткова И. И. Паронимия в деловом английском языке: классификация и подходы Biсник Днiпропетровського унiверситету iменi Альфреда Нобеля. 2010. № 2. С. 295–316.

7.    Протасова Н. А. Особенности перевода межъязыковых омонимов и паронимов для правильного понимания и перевода в зеркале межкультурных различий // Язык и мир изучаемого языка. 2016. № 7. С. 76–81.

8.    Хасанова Н. Е. Паронимы в медицинских текстах и трудности их перевода: Квалификационная работа. Балтийский институт иностранных языков. 2016. 68 с.

9.    Ширинян М. В., Шустова С. В. Трудности медицинского перевода и способы их преодоления при обучении студентов неязыковых вузов // Язык и культура. 2018. № 43. С. 295–316.

Перевод патентной документации как объект инновационной деятельности специалиста

Яшина Нина Кузьминична — Доцент, Владимирский государственный университет им. А. Г. и Н. Г. Столетовых, Владимир, Россия

Ерофеева Елена Николаевна — Студент, Владимирский государственный университет им. А. Г. и Н. Г. Столетовых, Владимир, Россия

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Инновационная деятельность – это особый вид экономической деятельности, направленный на создание, освоение в производстве и продвижение на рынок научно-технической продукции в целях повышения конкурентоспособности выпускаемых товаров и услуг, роста эффективности производства и в конечном итоге улучшения качества жизни людей.

Известно, что успех инновационной деятельности зависит от создания действенной инфраструктуры, способствующей эффективной реализации инновационных проектов и основанной на партнерстве науки, бизнеса, производства и власти. Основополагающим звеном инновационных проектов, без которого инновационная деятельность предприятия невозможна, являются идеи и знания изобретателей, авторов и разработчиков новых технологий. Следовательно, в современных условиях специалист должен обладать большим багажом научно-технической информации, в частности относящейся к патентам.

Прежде всего следует отметить, что инновационная экономика не может эффективно развиваться, если инновационный продукт, являющийся результатом интеллектуальной деятельности, не охраняется патентом. Патент – это основной источник технологических инноваций. Он играет ключевую роль в системе охраны интеллектуальной собственности, представляет патентообладателю монопольное, исключительное право на его использование. Патент является защитной мерой при реализации бизнес-стратегии, так как исключает возможность использования конкурентами запатентованной технологии. По мнению лингвиста и технического переводчика Б. Н. Климзо, патент – это подробное описание открытия, изобретения или предмета промышленного производства, имеющее юридическую силу и дающее преимущественное право на изготовление, продажу и использование.

Патентная информация, которой должен обладать специалист, включает совокупность сведений о результатах научно-технической деятельности, содержащихся в описаниях, прилагаемых к заявкам на объекты промышленной собственности или выданным к патентам, а также в иных источниках. Патентная информация формируется в процессе патентования изобретений и иных объектов промышленной собственности. К источникам патентной информации относятся описания изобретений и полезных моделей, патентные формулы, рефераты, библиографические указатели, а также документы об охраняемых промышленных образцах и товарных знаков. Носитель патентной информации – патентная документация.

В данной статье мы будем рассматривать подготовку патентной документации как объект научно-информационной деятельности специалиста любого профиля, что позволяет выделить особенности информации, содержащейся в тексте патентных описаний, роль патентной документации, ее необходимость в инновационной деятельности специалиста.

Из чего же состоит патентная документация? Под патентной документацией следует понимать совокупность публикуемых и непубликуемых документов, содержащих результаты научно-исследовательских, научно-конструкторских и инициативных разработок, заявленных или признанных открытиями, изобретениями, промышленными образцами, полезными моделями, а также сведения об охране прав изобретателей, патентообладателей, владельцев дипломов и свидетельств о регистрации промышленных объектов.

Как известно, патентная документация подразделяется на две группы источников:

-   первичная документация – полное описание к выданным патентам;

-   вторичная документация – библиографические указатели и рефераты

В данной статье мы будем рассматривать структуру, языковые особенности и способы перевода патентных описаний с английского языка на русский, что крайне необходимо для инженера-разработчика, проводящего патентные исследования.

Прежде всего, он должен хорошо знать структуру патента. Патент на изобретение имеет четкую структуру, причем каждый из его разделов несет определенную смысловую нагрузку. Требования к структуре описания изобретения зависят от принятых в каждой конкретной стране практики патентования, системы выдачи патентов и правил описания изобретения.

В России, США и Великобритании пользуются одной и той же системой выдачи патентов, но разными правилами описания изобретения.

Структура патентного описания

1.   Заголовок описания и название изобретения (Title of the Invention).

2.   Реферат (аннотация) (Abstract of the Disclosure)

3.   Отсылки к родственным заявкам (Cross- References to Related Applications).

4. Предпосылки к созданию изобретения / уровень техники (Background of the Invention):

-   область изобретения (Field of the Invention);

-   описание (обзор) известного уровня техники (Background of the Invention);

-   критика прототипа (Criticism of the Prior Art).

5. Резюме изобретения (Summary of the Invention).

6. Краткое описание чертежа(-ей) (Brief Description of the Drawing (s)).

7. Описание предпочтительного варианта осуществления изобретения (Description of the Preferred Embodiment).

8. Подробное описание изобретения (Detailed Description).

9. Формула изобретения (Claims).

10. Технико-экономические результаты применения изобретения (Statement of the Advantages to be Gained by the Invention).

11. Ссылочная часть (References Cited).

12. Вкладыш с сообщением об отказе от пункта формулы (Disclaimer).

13. Перечень замеченных опечаток (Certificate of Corrections).

Но стоит иметь в виду, что в описании изобретения не всегда присутствуют все 13 вышеперечисленных разделов, они могут объединяться, опускаться, приводится в другом порядке. Рассмотрим вкратце наиболее значимые разделы патента.

Титульная часть –это «шапка» патента. В ней содержатся данные, необходимые для регистрации, хранения и отыскивания патента, а именно: номер патента, название страны, выдавшей патент, дата подачи заявки, дата выдачи патента, классификационные индексы (условные цифровые и буквенные обозначения разделов систем классификации изобретений, к которым относится данный патент), число пунктов патентной формулы.

Следующий радел, который мы рассмотрим, – это заголовок патента.

Заголовок патента является самостоятельной его частью, так как заголовки нередко приводятся отдельно от патентов и из переводов заголовков составляются картотеки, по которым специалисты в области науки и техники и работники патентных служб находят описания интересующих их изобретений.

Предварительное описание представляет собой описание изобретения, которое подается вместе с заявкой и в дальнейшем, в течение определенного срока, заменяется полным описанием. Поэтому при полном письменном переводе патента предварительное описание обычно не переводится.

Важно знать, что понимается под полным описанием.

Полное описаниеболее четко отработано по форме и несколько определеннее по содержанию. Если к патенту приложены чертежи, то в полном описании расшифровываются цифры, обозначающие на чертежах различные детали патентуемого устройства. Цифры в описании располагаются в возрастающей последовательности. Если в титульной части отсутствуют данные об изобретателе или владельце патента, то эти данные (имя, адрес) даются в первом абзаце полного описания. Заканчивается полное описание патентной формулой.

Патентная формула, являющаяся продолжением полного патентного описания, представляет собой самостоятельную часть патента, служащую предметом особого вида технического перевода. С юридической точки зрения патентная формула – главная часть патента, в которой формулируются все черты новизны данного изобретения, отличающие его от уже известных, сходных по содержанию изобретений.

В патентах на английском языке патентная формула обычно начинается словами: claim, claims (I claim, What we claim is). Обычно формула состоит из нескольких пунктов, представляющих собой нумерованные абзацы. Каждый пункт, каким бы длинным он ни был, в английских патентах состоит из одного предложения. Это стилистически определенная форма изложения патентной формулы. Иллюстративная часть обычно включает чертежи, которые нумеруются и объясняются по их номерам в начале описания.

Эта четкая структура требует учета особенностей языка патентных описаний при переводе с английского языка на русский. При этом следует помнить, что патентная литература отличается значительным своеобразием среди других жанров научно-технического стиля. Ее своеобразие выражается в основном в канонической форме описания патентов. Язык патентных описаний совмещает особенности двух стилей: научно-технического и официального. Поэтому и языковые средства выполняют одновременно две функции: раскрывают сущность изобретения и определяют границы прав охраняемого документа.

Особенности языковых средств патентных описаний можно свести к следующему:

-   широкое употребление штампов и клишированных выражений;

-   обилие синонимов;

-   огромное количество полисемантичных слов;

-   употребление архаизмов и канцеляризмов;

-   употребление грамматических конструкций от первого лица.

Рассмотрим каждую особенность языка в описании изобретений подробнее.

Начнем с употребления штампов и клише. Следует иметь в виду, что язык патентов содержит огромное количество клише, штампов и устойчивых выражений, которые передаются исключительно установленными эквивалентами, которые обязан знать любой переводчик научно-технических материалов, имеющий дело с патентной документацией.

Вторая особенность языка патентов – это обилие синонимов. Их употребление в британских и американских патентах можно разделить на два типа.

К первому относятся слова, синонимичность которых проявляется в определенных словосочетаниях. Например, глаголы to increase, to raise, to aid, to better, to enhance, to improve являются синонимами только в сочетании с существительным efficiency и имеют значение «повысить» (КПД).

Лексические единицы, синонимия которых не зависит от словосочетаний, в которых они употребляются, относятся ко второму типу. Это синонимичный ряд, в который входят слова и словосочетания, имеющие значение «недостаток»: disadvantageous feature, drawback, fault, failing, failure, inadequacy, shortcoming, disadvantage, undesirable feature, weakness, complaint.

Следующая особенность языка патентных описаний – это многозначные слова. Они представляют собой большую проблему при переводе, так как их значение можно определить лишь по контексту. Полисемантичные слова в американских и британских описаниях изобретений можно условно подразделить на три группы.

Слова, имеющие разные значения в зависимости от того, в какой грамматической конструкции какого раздела описания они употреблены, входят в первую группу. Например, глаголы to comprise, to consist of, to provide, to relate означают «относиться к» при изложении цели изобретения.

Ко второй группе относятся слова, имеющие разное значение в определенных словосочетаниях. Например, глагол to meet, который в зависимости от сочетания имеет разные значения: tomeetacondition – «выполнить условие», tomeetadisadvantage – устранять недостаток, to meet a standard – соответствовать стандарту.

Значение слов третьей группы определяется контекстом, в котором они используются. В качестве примера можно привести слово disclosure, которое может иметь два значения: описание и изобретение – в зависимости от контекста. Например:

In order that the disclosure will be more fully understood the following detailed description is given with reference to the accompanying drawings. –Дляболееполногопониманияизобретенияприводитсяподробноеописаниесоссылкойнаприлагаемыечертежи.

Further objects and advantages will be apparent from the following disclosure, reference being had to the accompanying drawings. –Другиецели,преимуществабудутясныизнижеследующегоописанияиприложенныхчертежей.

Из этих примеров можно сделать вывод, что в первом случае по контексту подходит значение «изобретение», а во втором – «описание». Следовательно, еще раз убеждаемся, что для адекватного перевода многозначных слов необходим контекст.

Перейдем к другой особенности языка описания изобретений – употреблению специфических слов и выражений. Безусловно, значение некоторых слов, употребляемых в патентной документации, не соответствует словарному значению. Кроме того, перевод таких слов зависит от раздела описания изобретения, в котором они употребляются. В качестве примера возьмем существительное claim. Данное существительное имеет следующие значения: «требование, претензия, утверждение, заявление». В патенте это слово имеет другие значения и передается как «формула изобретения» или «пункт формулы», причем во втором своем значении данный термин употребляется и во множественном числе.

Рассмотрим следующую особенность – употребление в патентной документации канцеляризмов и архаизмов.

Самым распространенным канцеляризмом в патентах является слово said, которое переводится как «упомянутый». В патентной документации этот канцеляризм одинаково часто встречается и в формуле изобретения, и в подробном описании. Если возможно, то при переводе следует опускать данное определение. В патенте часто встречаются такие канцеляризмы: accompanying, annexed («нижеследующий, приложенный»), которые идут в качестве определений к существительным description, drawing, claim).

В описании изобретений широко используются архаизмы. Среди них наибольшую трудность для перевода представляют сложные наречия с there- и where-. Например: thereby, therein, whereafter, whereon, thereacross, therealong, therebetween. Как же переводить такие наречия? Их перевод достаточно прост, Наречия с there- необходимо заменить местоимениями it или them (в зависимости от контекста с соответствующим предлогом). Так, thereabout = about it (them) – «в этом роде, около этого, приблизительно»; thereby= by it (them) – «таким образом, в связи с этим, посредством этого». Для того чтобы перевести наречия с where-, их необходимо заменять местоимением which с соответствующим предлогом: whereafter – «после чего», whereon= on which – «на котором, там».

Перейдем к последней особенности языка патентной документации – употреблению грамматических конструкций от первого лица. Приведем несколько примеров перевода таких грамматических конструкций:

а) My invention relates to... – Изобретение относится к…;

б) I aim to provide an engine… – Цель изобретения – создать двигатель…

В заключение можно сделать вывод, что инженер-разработчик для решения производственных задач использует патентную информацию, полученную из описаний изобретений на иностранном языке при проведении различных видов патентного поиска, не прибегая к помощи переводчика. В этой связи он должен обладать следующими профессиональными компетенциями: умением выделять патентную формулу, представляющую суть изобретения, определять существенные отличия заявленного технического решения, находить прототипы технических решений, проводить поиск на новизну, определять приоритет изобретения, заполнять патентный формуляр, составлять патентный реферативный обзор. И поэтому для реализации этой важной цели и формирования вышеуказанных профессионально-коммуникативных компетенций требуется детальный лингводидактический анализ текстов патентных документов на иностранном языке.

Библиографический список

1.        Англо-русский патентный словарь. М.: Советская энциклопедия, 1973.

2.        Борисов В. С., Наумова О. Ф., Орлова Н. С. Общие требования к информационному обеспечению инновационной деятельности // Аналит. вестн. 2001. № 4. С. 6–7

3.        Климзо Б. Н. Ремесло переводчика. Об английском языке, переводе и переводчиках научно-технической литературы. М.: Р.Валент, 2003.

4.        Мильруд Р. П. Основные способы стимулирования речемыслительной деятельности на иностранном языке // Иностранные языки в школе. 1996. № 6. С. 6–12.

5.        Необходимость предпринимательской ориентации патентно-информационного обслуживания // Патент. информ. сегодня. 2006. № 2. С. 32–33.

6.        Поляков О. Г. Английский язык для специальных целей: теория и практика. М.: Тезаурус, 2003.

7.        Современный словарь ин. слов. М.: Русский язык, 1992.

8.        Харитонов П. Г. О проблемах инновационного развития России // Биржа интеллектуальной собственности. 2008. № 3. С. 17–19.

Переводческие ошибки при передаче редупликативных образований (на материале английского языка)

Автор: Шульга Наталья Владимировна, магистр педагогических наук, аспирант кафедры общего и русского языкознания Белорусского государственного педагогического университета имени М. Танка, г. Минск
Научный руководитель: Стариченок Василий Денисович, декан факультета русской филологии Белорусского государственного педагогического университета имени М. Танка, доктор филологических наук, профессор
Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Как известно, совершенные, идеальные переводы попадаются крайне редко. Считается, что хороший перевод (помимо полной передачи всех особенностей смысла, структуры и стиля подлинника) должен обладать безупречностью языка и служить полноценной заменой оригинала, создавая у читателя полную иллюзию того, что текст изначально создан на языке перевода.

На сегодняшний день проблема качества перевода носит всеохватывающий характер. Она рассматривается переводчиками и специалистами в области переводоведения всех стран мира. Тем не менее, почти каждый перевод содержит какие-либо погрешности, ошибки, недочеты.

Применительно ко всем явлениям окружающей нас действительности, ошибка определяется как «несоответствие между объектом или явлением, принятым за эталон, и объектом/явлением, сопоставленным первому» [6]. В переводоведении ошибка рассматривается как отступление от содержательного соответствия перевода оригиналу (А.Д. Швейцер), как мера несоответствия перевода оригиналу (Р.К. Миньяр-Белоручев) и как мера дезинформирующего воздействия на читателя (В.Н. Комиссаров) [5; с. 49].

Наиболее существенными классификациями переводческих ошибок, представляются классификации, предложенные Л.К. Латышевым [4] (выделяет четыре типа ошибок: 1) ошибки в трансляции исходного содержания; 2) искажения; 3) неточности и 4) неясности), В.Н. Комисаровым [3] (выделяет ошибки: 1) представляющие собой грубое искажение содержания оригинала; 2) приводящие к неточной передаче смысла оригинала, но не искажающие его полностью; 3) не нарушающие общего смысла оригинала, но снижающие качество текста перевода вследствие отклонения от стилистических норм ПЯ; 4) не влияющие на эквивалентность перевода, но свидетельствующие о недостаточном владении переводчиком языком или его неумении преодолеть влияние языка оригинала), И.А. Цатуровой и Н.А. Кашириной [8; с. 171] (выделяют следующие виды ошибок: 1) функционально-содержательные, 2) функционально-нормативные и 3) культурологические ошибки), А.Б. Шевниным [9] (подразделяет все ошибки на агнонимы (ошибки импрессивного типа) и паранормативы (ошибки экспрессивного типа)), Д.М. Бузаджи [2] (предлагает классификацию логических ошибок, выделяя ошибки, нарушающие предметную и понятийную логичность).

Мы будем рассматривать ошибку как необоснованное отступление от нормативного требования эквивалентности, приводящее к несоответствию содержания перевода оригиналу, принимая во внимание все недочеты, погрешности и шероховатости, допущенные переводчиком при передаче редупликативных образований с одного языка на другой.

Таким образом, цель настоящей статьи состоит в том, чтобы при помощи метода сопоставительного анализа обнаружить различные виды несоответствий между текстом оригинала и перевода с точки зрения передачи редупликативных образований английского языка на русский язык, а также предложить возможные варианты решения рассматриваемых переводческих недочетов.

Все представленные переводческие ошибки были выведены на основе сопоставления оригиналов художественных текстов с текстами переводов, выполненных в течение последних двух десятилетий, когда, по нашему мнению, требования издательств к качеству переводной литературы заметно снизились.

Под редупликативными образованиями (от лат. reduplicatio‘удвоение’) мы понимаем слова, имеющие определенную фонетическую и словообразовательную структуру. Вслед за зарубежными лингвистами (Н. Таном, Х. Марчандом, К. Хансеном) мы выделяем три типа редупликативных образований: 1) полные редупликативы – включают в свой состав компоненты без фонетических изменений (рус. тю-тю;англ. tick-tick); 2) аблаутивные – состоят из компонентов с чередующейся гласной в корне (рус. пиф-паф;англ. zig-zag); 3) рифмованные – состоят из компонентов с чередующимися начальными согласными (рус. тары-бары; англ. nimsy-mimsy).

Проведенное нами исследование показывает, что среди редупликативных образований, встречающихся на страницах художественных произведений, основная часть представляет собой эмоционально-оценочные наименования предметов повседневного быта, а именно стилевые синонимы, имеющихся в языке нейтральных обозначений этих предметов (ср. в рус. шуры-муры и любовь, роман, интрижка; в англ. hanky-panky и love, affair, flirtation). Основным же назначением большинства редупликативов обоих языков является выражение отрицательной оценки.

Таким образом, при анализе переводов редупликативных образований мы исходили из того, что задачей переводчика является не только обеспечение опосредованной двуязычной коммуникации, но и выражение коммуникативной интенции автора переводимого текста и оказание на получателя перевода воздействия, максимально приближенного по своему характеру к тому, на которое рассчитывает автор оригинала.

При передаче редупликативных образований английского языка на русский язык нами были выявлены следующие переводческие ошибки (в целом, появление переводческих ошибок обусловлено двумя факторами: компетенцией переводчика и сложностью переводимого текста):

1)      Буквальный перевод редупликативных образований.

10:30 a.m. Jude just called and we spent twenty minutes growling, 'Fawaw, that Mr. Darcy.' I love the way he talks, sort of as if he can't be bothered. Ding-dong! Then we had a long discussion about the comparative merits of Mr. Darcy and Mark Darcy, both agreeing that Mr. Darcy was more attractive because he was ruder but that being imaginary was a disadvantage that could not be overlooked (H. Fielding “Bridget Jones's Diary”).

10:30. Только что звонила Джуд и мы двадцать минут подряд наперебой мурлыкали: "Ох, какой же он красавчик, этот Мистер Дарси!" Я обожаю его манеру разговаривать, словно его ничего не колышит. Динг-донг! Потом мы долго сравнивали достоинства Мистера Дарси и Марка Дарси и пришли к выводу, что Мистер Дарси, все-таки, более привлекателен, но вымышленность его образа дает Марку Дарси определенное преимущество(Х. Филдинг «Дневник Бриджит Джонс». Пер. Г. Багдасарян).

Очевидно, что дословный перевод аблаутивного редупликата ding-dongпри помощи транслитерации не соответствует норме и узусу русского языка (ср. в рус. динь-дон).К тому же ding-dongявляется аллюзией насвадебные колокола, то есть при мысли о потенциальном женихе у девушки в голове звучит марш Мендельсона. Отсюда и возможный вариант перевода: «Прямо замуж захотелось».

2)      Неправомерное опущение редупликативного образования.

It must have been a game day, because she had on her cheerleader uniform, a green-and-white pleated miniskirt and a tight white sweater with a giant A across the front of it. I think she stuffs her pom-poms down her bra when she isn’t using them. Otherwise, I don’t see how her chest could stick out so much. / “Nice hair, Amelia,” she said in her snotty voice. / “Who are you supposed to be? Tank Girl?” (M. Cabot “The Princess Diaries”).

Наверное, в этот день была игра, потому что Лана была в форме болельщицы – в мини‑юбке в зеленую и белую клеточку и обтягивающем белом свитере с огромной буквой А на груди. / – Милые волосики, Амелия, – сказала она своим противным голоском, – кого ты хочешь изобразить, девочку Танкистку? (М. Кэбот «Дневники принцессы». Пер. Е.К. Денякиной).

Как видно из данного примера, опущение переводчиком полного редупликата pom-pomsискажает коммуникативное намерения автора, смысл, вкладываемый автором в текст как в инструмент воздействия на получателя. Можно предложить следующий вариант перевода данного предложения: «Подозреваю, что когда она не пользуется своими помпонами, она запихивает их на хранение в лифчик. Иначе, с чего бы её грудям так выпирать». Помимо этого, видится неудачным использование переводчиком буквального перевода фразы Tank Girl (девочка Танкистка). Tank girl – вымышленная героиня британских комиксов с характерной панковской прической (подробнее см. [11]). Лана говорит о волосах, значит, сравнивая Амелию с Tank girl, она попросту хочет сказать, что у той на голове всклокоченные, грязные, слипшиеся волосы. Отсюда и возможный вариант перевода: «Красота-то какая на голове!, – сказала она своим гнусавым голосом. – Неужели это прическа а-ля «я у мамы вместо швабры»?

В целом, применительно к данному примеру уместно следующее замечание: когда переводчик сталкивается с тем, что ему не до конца понятно, он либо переводит это дословно (что при возникновении претензий позволит ему невозмутимо ответить, что «так написано в оригинале»), либо генерализирует или вовсе пропускает непонятную фразу, вместо того, чтобы попытаться восстановить смысл на основании логики контекста и дать читателю полноценный перевод.

3)      Неправильный выбор конкретного значения редупликатива-полисеманта.

I was just standing in the shop trying to keep all the change separate with the shopkeeper when this bloke walked in obviously in a real hurry and said. 'Could you let me have a box of Quality Street?' as if I wasn't there. The poor shopkeeper looked at me as if not sure what to do. / 'Excuse me, does the word 'queue' mean anything to you?' I said in a hoity-toity voice, turning around to look at him. I made a weird noise. It was Mark Darcy all dressed up in his barrister outfit. (H. Fielding “Bridget Jones's Diary”).

В магазине я только хотела попросить продавщицу не смешивать всю сдачу в одну кучку, как дверь распахнулась и какой-то высокий мужик стремительно шагнул к прилавку. Не обращая внимания на то, что продавщица занята со мной, он потребовал: / – Пачку "Столичной Улицы", – продавщица – беспомощно уставилась на меня. / – Простите, вы знаете, что такое очередь? – величественно произнесла я, обернулась и тут же приглушенно пискнула. Передо мной стоял Марк Дарси, невероятно представительный в своей адвокатской мантии (Х. Филдинг «Дневник Бриджит Джонс». Пер. Г. Багдасарян).

Рифмованный редупликат hoity-toity в электронном словаре Мультиран переводится как надменный; высокомерный; обидчивый; раздражительный; ветреный; игривый; легкомысленный; презрительный; снобистский. Из контекста видно, что героиня явно возмущена и раздражена бестактным покупателем. Поэтому, вариант «Простите, вы знаете, что такое очередь? – возмутилась я и обернулась» видится нам в данном контексте более приемлемым. К тому же в данном отрывке переводчик допустил грубую смысловую ошибку: a box of Quality Street– это не пачка сигарет (даже если бы это и было название сигарет, то следовало бы передать его при помощи транскрипции), а коробка шоколадных конфет, производимая компанией «Нестле» (подробнее см. [10]).

4)      Узуальные нарушения.

Ah. Telephone. / "Oh, hello, darling, it's Mummy here." / Mummy! Anyone would think I was about to do a poo-poo in her hand. / "Where are you, Mother?" I said. (Helen Fielding “Bridget Jones: The Edge of Reason”).

Ах, телефон. / – О, привет, дорогая, это мамочка! / «Мамочка»! Можно подумать, что я ещё какаю ей в ладошку. / – Где ты, мама? (Х. Филдинг «Бриджит Джонс: грани разумного».Пер. А.Н. Москвичевой).

Очевидно, что вариант «какаю ей в ладошку» неприемлем. Гораздо более эстетичным видится вариант: «Можно подумать я маленькая девочка!»

В результате проведенного сравнительного анализа текстов оригиналов и их русских переводов на наличие смысловых ошибок, неточностей единиц перевода, немотивированных опущений и стилистических недочетов, мы выделяем две основные причины появления ошибок при передаче редупликативных образований:

1)      Пробелы в знаниях (недостаточное владение иностранным языком, нехватка экстралингвистических знаний).

Denise Thorne looked very sad. Her long, straight hair was the color of raw honey. She was wearing a paisley miniskirt with a buckskin vest, the fringe longer than her dress. She was wearing white go-go boots and held a bouquet of flowers in her hands (N. Collins “Sunglasses after dark”).

У Дениз Торн был очень грустный вид. Длинные прямые волосы цвета густого меда. На ней была пестрая мини‑юбка и замшевая куртка с бахромой ниже юбки. На ногах у нее были белые модные сапожки в пол‑икры, а в руках букет цветов. (Н. Коллинз «Ночью в темных очках». Пер. М.Б. Левина).

Без сомнения, обширные фоновые знания – гарант наиболее адекватного, полного перевода, соответствующего прагматической направленности исходного материала (благо, на сегодняшний день на помощь переводчику приходят различного вида поисковые системы всемирной сети Интернет). Так, используя информационно-поисковую систему Гугл и энциклопедию Википедия узнаем, что paisley miniskirt – не просто пестрая мини-юбка, а юбка с узором «турецкий огурец», buckskin vest – кожаный или замшевый жилет, а не куртка, и наконец, go-go boots – это никак не сапожки в пол‑икры, а наоборот – любая разновидность женских сапог на низком каблуке, доходящих до колена (признаком сексуальности является ношение таких сапог (надетых на босу ногу, на носки, на гольфы) в сочетании с мини-юбкой, мини-платьем, или короткими шортами) [7].

2)      Небрежное отношение к процессу и результату переводческой деятельности.

Wexler's testicles tried to crawl up into his belly, and his face twisted itself into a grotesque parody of a leer. The effect was devastating, transforming one of the country's leading popular psychologists into the stereotypical dirty old man wink-wink, nudge-nudge. He'd have to lay low, anyway, until the facial tics went away. He doubted he'd sell many books looking like a refugee from an old Batman comic, even on Donahue(N. Collins “Sunglasses after dark”).

Вдруг у него поджало мошонку, яички попытались вползти в живот, лицо перекосило в жутком подобии усмешки. Эффект был потрясающий – один из ведущих популярных психологов страны превратился в типичного старого похабника – подмигивающего, подталкивающего локтем. Да, надо будет залечь на дно, пока не пройдет лицевой тик. С такой рожей ему ни одной книжки не продать(Н. Коллинз «Ночью в темных очках». Пер. М.Б. Левина).

Очевидно, что переводчик, не обладая достаточным количеством фоновых знаний и желанием эти знания «раздобыть», решил пойти по пути наименьшего сопротивления и перевел редупликативное образование wink-wink, nudge-nudgeбуквально, допустив при этом грубую смысловую ошибку. Дело в том, что выражение wink-wink, nudge-nudgeявляетсяаллюзией на ставший классикой скетч «Понял, да?» английской комик-труппы «Монти Пайтон». Один из персонажей данного скетча подсаживается в пабе к незнакомому человеку – серьезному женатому англичанину в котелке (Сквайеру) и, желая узнать об интимной стороне отношений между полами, пристает к нему с вопросами, имеющими эротический подтекст (полный текст данного скетча, а также его перевод на русский язык можно найти в статье Д.М. Бузаджи и В.К. Ланчикова [1]). Комизм происходящего в том, что «серьезный англичанин в котелке» намеков не понимает, сам ни на что не намекает, а все сказанное незнакомым мужчиной трактует в невинном дословном смысле. То есть незнакомец изо всех сил старается намекать, но его намеки разбиваются об неповоротливый мозг Сквайра, а Сквайр говорит исключительно невинные вещи, но они трактуются незнакомцем как самые фривольные намеки. Отсюда и значение, закрепившееся за редупликативным выражением nudge-nudge, wink-wink – ‘used, heavy-handedly, to make a sexual or otherwise dubious innuendo’. Следовательно, более адекватным вариантом, соответствующим содержанию оригинала, видится следующий перевод: «Эффект был потрясающий – один из ведущих популярных психологов страны превратился в типичного старого похабника, любителя клубнички».

В заключении следует отметить, что критический разбор чужих ошибок является крайне эффективным средством обучения переводу и повышения его качества. Мы считаем, что учиться лучше на чужих ошибках, допуская меньше своих. Ведь «основная задача – научить переводчиков не как переводить, а как не переводить» [9; c. 181].

Мы твердо убеждены в том, что наряду с раскрытием семантического компонента, при межъязыковой трансляции необходимо добиваться сходного эмотивного и прагматического эффекта в переводимом языке, а также по возможности сохранять форму исходной единицы. Правильное прочтение оригинала, свободное владение всем богатством речевых средств языка перевода, их умелое использование обеспечат адекватность и эквивалентность перевода.

Удачным переводом редупликативных образований, на наш взгляд, является такой, в котором сохранены форма, семантика исходного слова, а также все функции, выполняемые подобными сложными единицами в тексте.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1.      Бузаджи, Д.М. Ланчиков, В.К. По расчету и без брака : о разработке переводческой стратегии // Мосты. 2007. № 2. С. 11–24.

2.      Бузаджи, Д.М., Гусев, В.В., Ланчиков, В.К., Псурцев, Д.В. Новый взгляд на классификацию переводческих ошибок. М.: ВЦП. 2009. – 118 c.

3.      Комисаров, В.Н. Современное переводоведение. М.: ЭТС. 2001. 424 с.

4.      Латышев, Л.К. Технология перевода. М.: Академия. 2008. – 317 с.

5.      Максютина, О.В. Переводческая ошибка в методике обучения переводу // Вестник ТГПУ. 2010. Выпуск 1 (91). С. 49–52.

6.      Ошибка [Электронный ресурс] // Википедия, свободная энциклопедия [2010]. URL: http://ru.wikipedia.org/?oldid=27869708 (дата обращения: 28.09.2010).

7.      Сапоги для танцев [Электронный ресурс] // Википедия, свободная энциклопедия [2010]. URL: http://ru.wikipedia.org/?oldid=26030536 (дата обращения: 27.09.2010).

8.      Цатурова, И.А., Каширина, Н.А. Переводческий анализ текста. СПб.: Перспектива, Изд-во "Союз". 2008. – 296 с.

9.      Шевнин, А.Б. Эрратология. Екатеринбург: УрГИ. 2004. – 216 с.

10.    Quality Street [Электронный ресурс] // Википедия, свободная энциклопедия [2010]. URL: http://en.wikipedia.org/wiki/Quality_Street_

(confection) (дата обращения: 28.09.2010).

11.     Tank Girl [Электронный ресурс] // Википедия, свободная энциклопедия [2010]. URL: http://en.wikipedia.org/ w/index.php?title = Tank_Girl&oldid = 387452286 (дата обращения: 28.09.2010).

Передача безэквивалентной лексики  как онтологической общности в специфической деятельности переводчика.

Автор: Докучаева Валентина Васильевна, ассистент кафедры теории и практики перевода Оренбургского Государственного Педагогического Университета, аспирант.

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Вгрызлись в букву едящие глаза, –

ах, как букву жалко!

Так, должно быть, жевал вымирающий ихтиозавр

случайно попавшую в челюсти фиалку.

В.Маяковский

В. Калмыкова, анонсируя книгу Е. Калашниковой «По-русски с любовью: Беседы с переводчиками» в статье «…Увидеть лица “невидимок”…», пишет: «Известнейшая философская шутка (“Познаваем ли мир?” – “Да, но познание бесконечно”) замечательно смешна именно на этом материале. Можно ли вообще до конца понять произведение искусства? Конечно! Только процесс понимания затянется на столько человеко-часов, сколько понадобится для прочтения» [2].

Важным учением выступает герменевтика.

Показателем актуальности этой темы в России является и присуждение Премии Андрея Белого за 2002 год в номинации “гуманитарные исследования”: премию получили Лена Силард за книгу “Герметизм и герменевтика” и Вардан Айрапетян за книгу “Толкуя слово: основы герменевтики по-русски”.

Но до сих пор в российских гуманитарных исследованиях недостаточно осмыслен один из важнейших аспектов герменевтики ХХ века [5]: современная герменевтика всегда явно или неявно подразумевает проблематизацию автора текста и/или субъекта интерпретации. Хотя авторы иногда звучат однозначно: «Все мысли, которые могут прийти в голову при чтении данной книги, являются объектом авторского права. Их нелицензированное обдумывание запрещается» [7].

Ядром познания служит весь познавательный аппарат человека, включающий в себя не только механизмы восприятия сигналов из внешнего мира органами ощущений, но и механизмы обработки их сознанием. Кардинальное изменение характера поступающего извне сигнала происходит уже на уровне восприятия: ухо не микрофон, глаз не фотоаппарат, эти органы перерабатывают поступающие на них звуковые дорожки и зрительные картинки сначала в спектры, которые для дальнейшей обработки переводятся в еще более абстрактные коды.

Одновременно, в отличие от животного, у которого восприятие переводится в поведенческую реакцию непосредственно, инстинктивно, проходя лишь первичную обработку, человек пропускает всю поступившую в его сознание информацию еще и через языковой фильтр. Языковая структура нашего познания может сильно повлиять на структуру воспринимаемого образа мира: образ “нашего” мира выкраивается в значительной степени по меркам нашего восприятия и нашего сознания [12].

Несколько лет назад во Франции вышла книга воспоминаний Лилианы Лунгиной «Les saisons de Moscou», «Московские сезоны»: она стала бестселлером и была названа французами лучшей документальной книгой года. Однако выпускать свою книгу в России Лунгина решительно не захотела. Она считала, что для соотечественников следует написать ее иначе: заново с первой до последней строки. Со своими, объясняла она, можно и нужно говорить о том, чего не поймут посторонние.

Культура держится многими элементами, но так уж выходит, что из моря разговоров, заметок, статей, спектаклей, лекций и прочего на первое место выходит целостная, законченная книга. Книга как базовая “единица” культуры, как оптимальный инструмент концентрации смысла, его хранения и передачи [4].

Постичь картину мира, отличную от собственной, – значит идентифицировать хранящую­ся в нишах информацию, заполнить лакуны, обусловленные терри­ториальными и языковыми границами. Осуществимость такого по­стижения подтверждается переводами текстов с одного языка на другой [8].

Карен Хьюит (участник проекта, финансируемого фондом “Оксфорд –Россия”) отмечает, что при чтении романов Барнса Коу или Хилэри Мантель у преподавателей должны возникать вопросы [9]. На страницах обсуждаемых романов встречаются незнакомые реалии, а также выражения, которых не найдешь в обычных словарях. Авторы полагают, что эти сведения являются частью британского исторического и культурного опыта, а, следовательно, не нуждаются в дополнительном пояснении. Не без иронии писатели бросают вызов нашей самоуспокоенности, посмеиваются над воздушными замками, которые мы строим, дают новое выражение нашему чувству прошлого. У русских читателей не может не возникнуть трудностей в отношении того, как понимать тон и смысл ключевых эпизодов. Так, в процессе работы, одна из русских преподавательниц отметила: “Мы чувствуем комизм первой главы романа “Хорошая работа” (Nice Work). Очевидно, что автор смеется над своим героем. Но не вполне понятно, почему он над ним смеется”.

Безэквивалентные слова с национально-культурной спецификой значения отражают действительность и культуру, их лексическим понятиям присущ своеобразный компонент, и их существование, в конечном итоге, объясняется расхождением двух культур.

Ведь цивилизация с цивилизацией знакомится так же, как человек с человеком: для того, чтобы знакомство состоялось, они должны увидеть друг в друге что-то общее; для того, чтобы знакомство продолжалось (а не наскучило с первых же дней), они должны увидеть друг в друге что-то необщее [1].

Кристофер Вудел, говорит, что, при всей нелюбви к словам «очуждать» и «осваивать», признает их полезность: они описывают те два стремления, которые всегда в нем боролись. С одной стороны, мы хотим переложить произведение на английский, чтобы оно стало доступно читателю; с другой – возможно, именно чуждость текста в первую очередь и привлекает нас. Перевод был бы лишен смысла, если бы мы не могли хотя бы частично сохранять чуждость оригинала (цит. по Чандлер, 2008).

Конфликт переводческих понятий «одомашнивание-остранение» (foreigning-domesticating) также подробно описывает У. Эко [11; с. 205].

Безэквивалентная лексика в любом тексте является средством создания колорита страны, народа и времени, воссозданного в произведении, и выбранная техника перевода обуславливает наше вхождение в текст.

«Все здесь представлено явственно, плотно, телесно, со знанием дела, во всяком случае, так тебе кажется, Читатель, хотя об иных яствах ты и слыхом не слыхивал: у каждого блюда свое диковинное название, настолько диковинное, что переводчик предпочел оставить их на исходном языке; например, скобленица: прочтя слово скобленица, ты готов ручаться, что скобленица существует на самом деле, ты даже отчетливо чувствуешь ее привкус, несмотря на то, что в тексте не сказано, каков он, – привкус с кислинкой, то ли потому, что самое слово передает этот вкусовой посул в звуковой оболочке или узорчатом написании, то ли потому, что в симфонии запахов, привкусов и слов явно недостает кисловатой ноты.» [3].

 «Если наша жизнь не текст, то что же она такое?» задается вопросом один из героев работы «Записки и выписки» А. Зорина.

От понимания текста зависти наше понимание жизни.

Но способ чтения и истолкования отдельного произведения начинает зависеть от того, кто читает – критик, литературовед, философ или писатель. Или переводчик, продолжим мы.

Осмелимся предположить, что последний, в идеале, является самым, и зачастую единственным, внимательным читателем. Но его чтение и самое безрадостное. Вспомним предостережение И. Кальвино: «Я хочу оставаться среди читающих, вот и держусь по эту сторону границы. Иначе бескорыстное наслаждение от чтения кончится или превратится в нечто такое, чего я совсем не хочу» [3].

В романе А.А. Милна «Двое» описание жизни пчел (поиск в цветах лишь еды) сравнимо, на наш взгляд, с жизнедеятельностью каждого, для кого художественный текст – работа.

« Пчелы.

Пчелы везде. Пчелы на аконите, на аквилегии … Пчелы вползали в зевы львиного зева и, раздосадованные, пятились оттуда. Пчелы на цинниях, не чувствующие, сколько в них красоты, сознающие только, сколько в них меда. Каким удивительным, каким совершенно иным кажется сад пчеле! Еда, еда, нет еды, больше еды, меньше еды. Что за жизнь! Пчелы, ищущие в лаванде только еду» [6].

Большинство трудностей при передаче безэквивалентной лексики связано с тем, что в переводном языке отсутствует эквивалент из-за отсутствия в культуре носителей этого языка референта, а также из-за необходимости наряду с предметным значением (семантикой) безэквивалентной лексики передать и национально-культурную специфику значения.

И если Р. Барт в одном из эссе [13] задается вопросом «Qui parle? Qui écrit?», «Кто говорит ? Кто пишет», то переводчик это тот, кто ищет,ищет не только различные способы семантизации безэквивалентной лексики, отсутствующий эквивалент, но и причину такого отсутствия.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1.      Гаспаров, М. Брюсов и буквализм. В сб.: Мастерство перевода № 8. М.: Советский писатель. 1971.

2.      Калмыкова, В. «…Увидеть лица “невидимок”…» // Новое литературное обозрение. № 82 (6). 2006.

3.      Кальвино, И. Если однажды зимней ночью путник. М. 2000.

4.      Карасев, Л., Захаров, А. О несовершенстве книги, телесности, а также читаемом и нечитаемом // «Неприкосновенный запас». 2009. № 6 (68).

5.       Куклин, И. Вдумчивое непонимание: возвращение герменевтики. //Новое литературное обозрение. 2003. № 61.

6.       Милн, А.А. Двое. М.: Иностранная литература. 2000. – 352 с.

7.      Пелевин, В. Generation «П». М.: Вагриус. 1999.

8.      Шехтман, Н.А. Понимание речевого произведения и гипертекст. М.: Высшая школа. 2009. – 159 с.

9.      Хьюитт, К. Современный английский роман в контексте культуры. Комментарий как форма преподавания // Вопросы литературы. 2007. № 5.

10.    Чандлер, Р. "Очуждать или осваивать": по следам переводческого семинара //«Иностранная литература». 2008. № 6.

11.     Эко, У. Сказать почти то же самое. Опыты о переводе. СПб.: Симпозиум. 2006. – 574 с.

12.    Яржембовский, С. Изгнание из рая Познание как обратная задача. // Звезда. 2008. № 4.

13.    Barthes, R. Essais critiques. Paris: Seuil. 1991. 288 p.

14.    Hewitt, Karen. «Understanding Britain. Realities of Western Culture for a Puzzled Russian Guest». 1996. – 265 р.

Перспективы исследования когнитивных функций устных переводчиков

Савчук Антон Валерьевич — Преподаватель кафедры психологии, аспирант, Минский государственный лингвистический университет, Минск, Беларусь

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

В истории развития человеческой цивилизации устный перевод играл и продолжает играть роль важнейшего инструмента коммуникации и взаимодействия между представителями разных народов и культур. Процесс устного перевода невозможно свести лишь к механическому переносу информации из одной знаковой системы в другую – его сущность и феноменологическая природа не ограничивается сугубо внутрилингвистическими проблемами и является областью мультидисциплинарного интереса. Закономерным следствием исторического развития переводоведения, в особенности области устного последовательного и синхронного видов перевода, стало уточнение дескриптивного подхода, направленного на анализ продуктов перевода, подходом процессуальным, нацеленным на изучение психологии личности переводчика и психологическое содержание его деятельности. Именно терминологический аппарат и эмпирические методы психологических дисциплин в наибольшей степени позволяют проследить за ходом мыслительных операций переводчика на всем пути акта перевода: от восприятия текста оригинала до озвучивания текста на целевом языке. Подобный парадигмальный сдвиг, совершенный как самими практиками перевода, так и теоретиками смежных дисциплин, не только носит фундаментальный характер, но также имеет огромное прикладное значение для разработки методик подготовки, отбора и оценки специалистов переводческой сферы, зачастую сталкивающихся с информационной перегрузкой, лимитом времени и прочими стрессогенными условиями. Многочисленные модели обучения переводчиков и анализ наблюдений за деятельностью специалистов всегда подчеркивали особую роль познавательных свойств, таких как скорость мышления, концентрация внимания, объем и распределение ресурсов рабочей памяти. Данные когнитивные процессы лежат в основе профессиональной компетенции переводчика и позволяют ему в режиме реального времени применять усвоенные лингвокультурные знания, коммуникативные навыки и трансформационные приемы. Положение о когнитивной обусловленности процесса устного перевода подкрепляется также сложными лабораторными исследованиями в области нейрофизиологии и психофизиологии головного мозга, продемонстрировавшими вовлеченность в синхронный перевод обоих полушарий – не только участков символьных систем, но и зон, отвечающих за мыслительное планирование и контроль [4]. Деятельность устного переводчика с когнитивной точки зрения не может ограничиваться предметно-специфической проблематикой, так как перевод уже сам по сути является когнитивным процессом [1], связанным с общими познавательными функциями, к которым относятся память, мышление, внимание и система контроля распределения ресурсов для их функционирования [6]. Уместно предположить, что если понимание, переформулирование, речепорождение, составляющие структуру процесса устного перевода, зависят от общих когнитивных функций, то качества последних могут определенным образом отражаться на качестве результатов самого перевода. Тогда, с одной стороны, можно говорить о том, что уровень развития определенных когнитивных способностей является предпосылкой успешного осуществления устного перевода [3], а следовательно, диагностика когнитивных функций может обладать прогностическими возможностями. Кроме того, когнитивные характеристики могут так или иначе влиять на динамику профессиональной подготовки переводчика – эффективность усвоения информации и скорость формирование навыков. С другой стороны, как утверждают некоторые ученые, эффективное обучение устному переводу и многолетний опыт работы в переводческой сфере способствует развитию общих когнитивных функций личности. Приобретенные впоследствии качества могут проявляться и реализоваться в других сферах деятельности, не связанных с устным переводом [2]. В связи с некоторым расхождением в отношениях перевода и когнитивных процессов испанский психолог Ф. Падилла выделяет два основных направления исследований устного перевода. Один из них, метод когнитивных компонентов, заключается в сравнении результатов различных выполненных заданий, связанных с тем или иным когнитивным компонентом, с результатами самого перевода. Второе направление, метод когнитивных корреляций, опирается на сопоставление когнитивных показателей переводчиков разного уровня подготовки и опыта работы [5]. Следует отметить, что оба метода связаны одной общей задачей – рассмотрением перевода на уровне познавательных механизмов с целью поиска новых решений в повышении его эффективности. На сегодняшний день пока не существует единого мнения по вопросу о том, какой метод наиболее валиден и может ли он существовать в целом. Как отмечают многие специалисты, проблема психологического анализа процесса перевода заключаются как раз в низкой валидности исследований, которые характеризуются недостаточно разработанным анализом когнитивных факторов с точки зрения реальных условий протекания переводческого процесса. Думается, что путь разрешения противоречия «когнитивного переводоведения» лежит в максимальном приближении экспериментальных заданий к реальной профессиональной деятельности переводчика.

Во-первых, при подборе методик следует учитывать, что устный переводчик чаще всего взаимодействует с вербальной информацией, представленной на двух языках, образующих языковую пару (язык исходный – язык целевой). Содержание заданий, следовательно, эффективней выстраивать на основе вербального материала на двух языках. Для переводчика родной язык обязательно является одним из рабочих языков, и можно с большой долей вероятности говорить о том, что задания на родном языке, являющемся первой знаковой системой, будут выполнены с более высокими показателями, чем задания на иностранном языке. Лингвистическая задача исследователя будет сведена к определению степени расхождения результатов на родном и неродном языках в разных заданиях с учетом специфики самих языков. Задания на основе вербального материала той или иной знаковой системы можно давать как отдельными циклами, так и чередуя их между собой. Последний способ в качестве упражнения, думается, может быть эффективен для повышения навыка межъязыкового переключения.

Во-вторых, для переводчика важнейшим каналом восприятия информации является слуховой. При определенных условиях переводчик имеет опорный текст, презентацию или же ведет переводческую запись, что естественным образом лишь снижает общую нагрузку на аудиальные системы памяти и внимания, но не лишает их ведущей роли в процессе перевода. Звуковая форма предъявления заданий, таким образом, видится наиболее приемлемым вариантом для восприятия информации для эксперимента.

В-третьих, в диагностическом эксперименте должен иметь место и сам перевод, качественно-количественные показатели которого могут быть сравнимы с результатами того или иного вербального задания на память или мышление. К количественным показателям, помимо совокупного числа правильных ответов или решений, в заданиях можно отнести временные особенности их выполнения. Очевидно, что в устном последовательном или абзацно-фразовом переводе время реакции и темп речепорождения являются показателями относительными и часто определяются требованиями аудитории, особенностями оратора и т. д. В то же время на «высшем» уровне переводческой деятельности, при синхронном переводе, темпоральные характеристики являются критичными показателями, так как в условиях синхрона понимание и речепорождение осуществляются без задержек. Качественные показатели относятся не только к анализу допускаемой в устном переводе вариативности форм передачи мысли с одного языка на другой, но и к рассмотрению лексического или семантического ответа в вербальных заданиях на когнитивные функции. Важной частью исследования также является выявление самих способов решения задач и описание их самим переводчиком. Данный фактор относится к уровню метакогнитивного развития, т. е. к умению понимать и описывать свои ментальные операции для их возможной последующей оптимизации. Так, например, пробные опыты с заданиями на рабочую память на материале английского языка позволили выявить (со слов испытуемых и на основе внешних наблюдений) наличие нескольких вариантов стратегий запоминания и удержания серии элементов в памяти. Результаты и их обсуждение показали, что по сравнению с внутренним беззвучным повторением каждого слова более эффективным оказалось построение в сознании цепочек ассоциаций в виде образов.

Когнитивно ориентированные исследования устного перевода по предложенной методологической модели, на наш взгляд, не ограничиваются лишь сугубо диагностическими целями для разноуровневых групп переводчиков или обучающихся переводу. Если валидность экспериментальной концепции со временем подтвердится, то будущие вербально-когнитивные методики могут послужить основой для создания тренировочных упражнений, являющихся интересными не только для самих переводчиков и преподавателей перевода, но также для всех специалистов коммуникативной деятельности на иностранных языках.

Библиографический список

1.        Усачева А. Н. Перевод: от лингвистической теории к когнитивной модели // Вестник ВолГУ. Сер. 2. Языкознание. 2011. № 1–13. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/perevod-ot-lingvisticheskoy-teorii-k-kognitivnoy-modeli.

2.        Daro V. Non-linguistic factors influencing simultaneous interpretation // Bridging the gap. Empirical research in simultaneous interpretation / Ed. by S. Lambert, B. Moser-Mercer.Amsterdam: Benjamins translation library, 1994.

3.        Linck J. A, Osthus P. Working memory and second language comprehension and production: A meta-analysis // Psychonomic Bulletin & Review, 2014.

4.        Moser-Mercer B. Michel Cr. M., Golestani N. fMRI of Simultaneous Interpretation Reveals the Neural Basis of Extreme Language Control // Cerebral Cortex. 2015.Vol. 25.Iss. 12.P. 4727–4739

5.        Padilla P., Bajo M. T. and Padilla F. Proposal for a cognitive theory of translation and interpreting: A methodology for future empirical research // The Interpreters’ Newsletter. 1999. 9. P. 61–78.

6.        Pochhacker F. Aptitude for Interpreting. Philadelphia: Benjamins Current Topics, 2014 p.

Подготовка военных переводчиков в системе дополнительного образования в Михайловской военной артиллерийской академии

Ванягина Марина Романовна — Канд. пед. наук, доцент, доцент кафедры иностранных языков, Михайловская военная артиллерийская академия, Санкт-Петербург, Россия

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Процессы глобализации и интеграции, а также развитие международного сотрудничества, в том числе в военной сфере, привели к необходимости подготовки специалистов, владеющих иностранным языком и способных осуществлять перевод в профессиональной области. Во многих вузах стало возможным получить дополнительную квалификацию «Переводчик в сфере профессиональной коммуникации». Многие военные образовательные организации высшего образования, отвечая современным требованиям, готовят специалистов по переводу в сфере профессиональной коммуникации. В Михайловской военной артиллерийской академии (МВАА) также осуществляется подготовка военных переводчиков.

Норвежский политик Трюгве Ли, первый избранный секретарь ООН, произнес следующую фразу: «В первую очередь судьба мира зависит от политических деятелей, во вторую очередь – от переводчиков», при этом он подчеркнул высокую степень ответственности переводчиков как непосредственных участников важных событий в мире [цит. по: 9, c. 13].

На первый курс «военного перевода» зачисляется не более 10–12 курсантов третьего курса, имеющих лучшую языковую подготовку. Желающие проходят строгий поэтапный отбор, включающий выполнение заданий на двусторонний устный перевод на время, письменный перевод без словаря и собеседование на иностранном языке. Курсанты должны иметь начальный высокий уровень владения русским и иностранным языком, обладать достаточными когнитивными характеристиками (большой объем памяти, быстрота реакции и т. п.), а также владеть навыками, необходимыми для осуществления деятельности переводчика.

Следует заметить, что специализация «Переводчик в сфере профессиональной коммуникации» отличается от подготовки переводчиков широкого профиля, так как данная деятельность ограничивается коммуникацией в узкой профессиональной сфере. Такая подготовка осуществляется как дополнительная к основным предметам и, как правило, в рамках одной дисциплины (реже – нескольких), что накладывает на нее определенные ограничения. Например, теоретическая и практическая подготовка проходит параллельно. Каждое отдельное практическое занятие должно охватывать и разбор теоретических вопросов, и отработку практических упражнений. Курсанты одновременно изучают теоретические дисциплины «Введение в языкознание», «Теория перевода», знакомятся с особенностями деятельности военного переводчика (радиообмен, технический перевод, референтская деятельность и др.) и выполняют множество практических заданий для развития переводческой компетенции. Тематический план подготовки военных переводчиков составлен с учетом этой многозадачности. В качестве примера можно привести перечень учебных вопросов занятий по теме «Лексические вопросы переводоведения».

Практическое занятие № 4 «Основные виды лексических трансформаций»

1.    Основные виды лексических трансформаций (антонимический перевод, лексические замены).

2.    Практика перевода текста родо-видовой тематики.

Практическое занятие № 5 «Военная и военно-техническая терминология и ее перевод»

1.    Военная и военно-техническая терминология и закономерности ее перевода.

2.    Фоновые знания и их роль в процессе перевода.

3.    Практика перевода текста родовидовой тематики.

При подготовке переводчиков учитывается также и принцип этапности обучения. В течение первого года большое внимание уделяется теоретическим вопросам, наработке достаточного объема профессиональной лексики, отработке навыков и развитию умений письменного перевода с учетом видов военно-профессиональных текстов: боевых приказов, технических инструкций, военных документов, публицистических статей и др. На втором этапе фокус обучения направлен на тренинг различных видов устного перевода, выработку навыка быстрой межъязыковой трансляции.

Занятия по переводу должны проходить в режиме постоянной «боевой готовности» для курсантов: только высокая интенсивность позволяет добиться положительных результатов подготовки. Мы, вслед за И. С. Алексеевой, утверждаем, что на каждом занятии необходимо давать учебные установки на интенсивность, на конкурентность, на самостоятельную работу над культурой речи, на достижение конечных целей [2, c. 29–31].

Вообще говоря, любая подготовка специалистов, в том числе обучение военных переводчиков, на наш взгляд, основана на «трех китах» эффективного обучения: мотивации (motivation) обучающихся, организации учебного процесса (organization) и систематичности занятий (systematic duration). Три этих фактора опираются на когнитивные и психофизиологические характеристики обучающегося, которые мы обозначаем как предпосылки (background) (см. рис. 1).

мотивация

организация                      систематичность

предпосылки

Рис. 1 «Три кита» эффективного обучения

Все осознают важность повышения мотивации для успеха познавательной деятельности. Мотивация является ведущим фактором, регулирующим активность, поведение, деятельность личности. Это необходимо учитывать в организации занятий. Обучающиеся должны иметь осознанные цели, достигать их и получать удовлетворение от обучения. Условия на занятиях должны быть комфортными, осуществляемая деятельность – совпадать с устремлениями, интересами обучающихся.

Организация учебного процесса включает множество факторов: это и среда обучения, и техническое оснащение кабинетов современным оборудованием, и непосредственно тематическая организация учебного курса, личностные и профессиональные качества преподавателя, использование различных педагогических методов и технологий [1, c. 222].

Под систематичностьюмы прежде всего понимаем стабильную периодичность и достаточную длительность занятий, что способствует закреплению переводческих навыков и формированию достаточного уровня переводческой компетенции. Необходимость за относительно непродолжительный период (2,5 года) овладеть новой специализацией приводит к необходимости оптимизировать процесс формирования профессионально ориентированной языковой личности, увеличивать интенсивность обучения.

Большую роль в успешности обучения играет личность самого обучающегося. Предпосылки, способствующие достижению положительных результатов в обучении, – это личностные качества курсантов (терпение, воля, усидчивость, упорство), психофизиологические характеристики (темперамент, характер, показатели памяти, уровень развития речи, мышления и т. п.). Курсанты с высокими показателями оперативной и долговременной памяти, способные к быстрому переключению, имеющие хорошую первоначальную языковую подготовку, безусловно показывают наилучшие результаты в группе.

Принимая во внимание все эти факторы, можно достаточно эффективно организовать учебный процесс. Однако существует немало трудностей и проблем при подготовке военного специалиста – переводчика в профессиональной сфере. Это и отсутствие современных учебных пособий, которые можно было бы взять за основу курса, недостаточная подготовка самих преподавателей, вынужденных вести по нескольку дисциплин, отсутствие у них практических навыков переводческой деятельности в военной сфере, частый отрыв обучающихся от занятий в связи с их служебной деятельностью.

Одной из важных задач, которые необходимо решить руководителю курса обучения, является выбор языкового материала и способов практической отработки на занятиях, иными словами, выбор учебников, текстов, аудио-, видеоматериалов и заданий и упражнений для работы с ними. «Неувядающей классикой» и лучшим образцом пособия для подготовки военных переводчиков является «Учебник военного перевода» Л. Л. Нелюбина, А. А. Дормирдонтова, А. А. Васильченко [3], но большая часть информации из него, особенно касающейся современной военной техники, уже устарела и требует дополнения: учебник был издан в 1981 г. Давно назрел вопрос о необходимости современного качественного учебника по военному переводу. Существует большое количество теоретических и практических пособий по общему переводу, которые так или иначе можно использовать для подготовки переводчиков. Мы предпочитаем использовать пособия И. С. Алексеевой, Л. Л. Нелюбина, А. Фалалеева, А. Малофееевой [2, 3, 4, 6, 7, 8]. На базе этих пособий, с использованием материалов из открытых источников Интернета нами были разработаны свои упражнения для подготовки переводчиков. На начальном этапе выполняются в основном лексические упражнения, призванные сформировать устойчивые межъязыковые связи, наработать значительный двуязычный лексический запас общеупотребительной и профессиональной лексики и военной терминологии, развить скорость переключения с одного языка на другой, умение производить лексические трансформации.

Примерами лексических упражнений могут служить перевод цифр, дат, топонимов, имен собственных с английского на русский и с русского на английский по отдельности и в сочетании друг с другом, выполняемые в основном на скорость. Например, задание перевести на английский язык:

1.   87 пушек, 113 бронетранспортеров, 26 танков.

2.   20 000 офицеров, 358 солдат, три генерала.

3.   20 мая 2017 года, 1 января 1999 года, 16 ноября 2001 года.

4.   Скорость 60 миль в час, дальность ведения огня 600 метров.

Курс учебников А. Фалалеева и А. Малафеевой «Упражнения для синхронистов» [6; 7; 8] стал для нас «путеводной звездой» для разработки своих упражнений для отработки навыков перевода военно-профессиональной направленности. Мы дополнили их новыми упражнениями и посчитали целесообразным поменять оригинальные названия автора «Зеленое яблоко», «Умильные мордочки енотов» и другие на «более военные» в учебных целях, оставив название упражнения «Вертолет береговой охраны». Примеры упражнений на отработку перевода.

«Осветительный снаряд» (1-2) – illumination round (при переводе остается первоначальная последовательность в словосочетании из двух слов): engineer brigade – инженерная бригада, chemical agent – химическое вещество, guided missile – управляемая ракета, weak points – слабые стороны, fire support – огневая поддержка.

«Войска противника» (2-1) – enemy forces (при переводе словосочетания из двух слов меняется последовательность слов): ammunition consumption – потребление боеприпасов, landing zone – район посадки, concentration area – район сосредоточения, operations theatre – театр (боевых) действий, bullet velocity – скорость пули.

«Гранатомет» (из 2-1) – grenade launcher (из двух слов при переводе с английского на русский получается одно): machine gun – пулемет, range finder – дальномер, armored vehicle – бронемашина, flame thrower – огнемет, mine laying – минирование.

«Морской пехотинец» (из 1-2) – marine (из одного слова при переводе с английского на русский получается два): paratrooper – парашютист-десантник, army – сухопутные войска, sealift – морская перевозка, submarine – подводная лодка, battleship – линейный корабль.

«Основной боевой танк» (1, 2, 3) – main battle tank (цифры в скобках отражают последовательность перевода элементов с английского на русский язык в словосочетаниях из трех слов, как и в последующих примерах): nuclear propulsion system – ядерная силовая установка, to provide fire support – обеспечивать огневую поддержку, to meet main requirements – отвечать основным требованиям, secret political agent – секретный политический агент.

«Вертолет береговой охраны» (3, 1, 2) – coast guard helicopter: chemical agent detector – датчик химических веществ, combat support unit – подразделение боевого обеспечения, long-range artillery – артиллерия дальнего действия, General Staff Academy – Академия Генерального штаба.

«Система обработки данных» (3, 2, 1) – data processing system: cannon barrel length – длина ствола орудия, fire control specialist – специалист управления огнем, decision making model – модель принятия решений, satellite developing program – программа разработки спутников.

«Удаленные цели противника» (1, 3, 2) – distant enemy targets: aggressive recruiting program – агрессивная программа набора, World Health Organization – Всемирная организация здравоохранения, captured rebel leaders – захваченные руководители повстанцев, victorious liberation army – победоносная армия освобождения.

На занятиях по переводу осуществляются упражнения не только на лексические, но и на грамматические трансформации, отрабатывается перевод различных грамматических конструкций. Курсанты учатся переводить без использования кальки с русского языка, с учетом несоответствий грамматических категорий, построения предложений. Для этого в арсенале преподавателя большое количество разных упражнений: перевод предложений с фразовыми глаголами, фразеологизмами, с модальными глаголами, с сочинительными подчинительными союзами, в сослагательном наклонении, в косвенной речи и др.

Для тренировки устного перевода на более продвинутом этапе обучения применяются такие упражнения, как эхо-повтор, прогнозирование, перевод интервью, дублирование видеоряда, «снежный ком» и многие другие. Курсанты учатся использовать переводческую скоропись, которая помогает с помощью определенных знаков и краткого обозначения слов и логических связей между ними быстро записать важную и прецизионную информацию прослушанного текста для дальнейшего перевода в условиях ограниченного времени. Упражнение «Снежный ком» позволяет одновременно тренировать оперативную память и отрабатывать навыки перевода. При его выполнении необходимо повторять все предыдущие предложения с переводом, которые даны с наращиванием единиц информации по принципу снежного кома. Перевод может осуществляться как с русского на английский, так и наоборот. Пример:

1.    Cyber branch is a maneuver branch.

2.    Cyber branch is a maneuver branch with the mission to conduct defensive and offensive cyberspace operations.

3.    Cyber branch is a maneuver branch with the mission to conduct defensive and offensive cyberspace operations. Cyber is designed to directly engage threats within the cyberspace domain.

4. Cyber branch is a maneuver branch with the mission to conduct defensive and offensive cyberspace operations. Cyber is designed to directly engage threats within the cyberspace domain. Cyber officer uses his or her capabilities in and through cyberspace.

5.    Cyber branch is a maneuver branch with the mission to conduct defensive and offensive cyberspace operations. Cyber is designed to directly engage threats within the cyberspace domain. Cyber officer uses his or her capabilities in and through cyberspace to target and neutralize threats.

6. Cyber branch is a maneuver branch with the mission to conduct defensive and offensive cyberspace operations. Cyber is designed to directly engage threats within the cyberspace domain. Cyber officer uses his or her capabilities in and through cyberspace to target and neutralize threats. Cyber officer protects data, networks, net-centric capabilities, and other designated systems.

7.    Cyber branch is a maneuver branch with the mission to conduct defensive and offensive cyberspace operations. Cyber is designed to directly engage threats within the cyberspace domain. Cyber officer uses his or her capabilities in and through cyberspace to target and neutralize threats. Cyber officer protects data, networks, net-centric capabilities, and other designated systems through detection, identification, and response actions to attacks against friendly networks.

Помимо лексических и грамматических (синтаксических) упражнений ведется непрерывная работа с переводом текстов военной тематики, т. к. текст является единым смысловым целым, высшей единицей перевода, позволяющей раскрыть роль каждого своего элемента в выполнении главной функции донести сообщение читателю, слушателю. Тексты отбираются, как правило, из открытых источников с учетом информационной насыщенности, коммуникативной и прагматической ценности, актуальности, доступности и аутентичности представленного материала.

В заключение хочется отметить, что на преподавателях, готовящих военных переводчиков, лежит большая ответственность, т. к. они готовят специалистов, востребованных в современном мире, от профессионализма которых могут зависеть взаимоотношения между людьми, сторонами и даже государствами. Неправильный перевод может привести к непониманию. Непонимание приводит к конфликтам, конфликты могут привести к войнам. Адекватный правильный перевод, напротив, способствует эффективной межкультурной коммуникации и укреплению международных связей.

Библиографический список

1.        Агаркова Е. В., Ванягина М. Р. Повышение эффективности обучения военных специалистов в вузе (на примере дисциплины «Иностранный язык») // Новое в лингвистике и методике преподавания иностранных и русского языков: Сборник научных статей XXVII Международной научно-практической конференции / Под общей редакцией М. В. Пименовой. СПб.: ВАМТО, 2017. С. 217–224.

2.        Алексеева И. С. Профессиональное обучение переводчика: Уч. пос. по устному и письменному переводу для переводчиков и преподавателей. СПб.: Союз, 2001. 288 с. («Библиотека переводчика»).

3.        Нелюбин Л. Л., Дормидонтов А. А., Васильченко А. А. Учебник военного перевода. Английский язык. Общий курс. М.: Воен. изд-во, 1981. 379 с.

4.        Нелюбин Л. Л., Дормидонтов А. А., Васильченко А. А. Учебник военного перевода. Английский язык. Специальный курс. М.: Воен. изд-во, 1984. 440 с.

5.        Нелюбин Л. Л., Князева Е. Г. Переводоведческая лингводидактика: Уч.-метод. пос. М.: Флинта, 2009. 320 с.

6.        Фалалеев А., Малофеева А. Упражнения для синхрониста. Вертолет береговой охраны. Самоучитель устного перевода с английского языка на русский. СПб.: Перспектива: Юникс, 2015. 192 с. («Высшая школа перевода»).

7.        Фалалеев А., Малофеева А. Упражнения для синхрониста. Зеленое яблоко. Самоучитель устного перевода с английского языка на русский. СПб.: Перспектива: Юникс, 2014. 187 с. («Высшая школа перевода»).

8.        Фалалеев А., Малофеева А. Упражнения для синхрониста. Умильные мордочки енотов. Самоучитель устного перевода с английского языка на русский. СПб.: Перспектива: Юникс, 2015. 176 с. («Высшая школа перевода»).

9.        Kastner K. Der Dolmetscher und Ubersetzer – ein historischer Streifzug durch drei Jahrtausende // Ausgewahlte Referate, 2.Deutscher Gerichtsdolmet-schertag. 1997. S. 13–21.

Позиционные предикаты в английском и русском языках: сравнительно-сопоставительный аспект

Артемова Ольга Александровна – кандидат филологических наук, доцент кафедры английского языка гуманитарных специальностей факультета международных отношений, Белорусский государственный университет, г. Минск, Республика Беларусь

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

В последние десятилетия интерес к языковым единицам с пространственным значением заметно усилился, поскольку членение пространства, по словам Л. Талми [22], оказывается тем фундаментом, на котором базируется вся остальная категоризация и концептуализация мира.

Совокупность всех пространственных представлений составляет пространственную картину мира (ПКМ). Многочисленные исследования как отечественных, так и зарубежных лингвистов показывают, что пространственные представления отражаются на всех уровнях языка, во всех классах языковых явлений [11, c. 9]. Можно, однако, выделить и описать фрагменты ПКМ, задаваемые определенными языковыми единицами и структурами. На решение этой задачи направлены усилия многих ученых, о чем свидетельствует анализ лингвистической литературы: изучение пространственной лексики – работы Е.С. Кубряковой [12], Н.Б. Мечковской [14], наречий пространcтвенных параметров – работы В.В. Корневой [11], пространственных прилагательных – работы О.Ю. Богуславской [3], семантической сети пространственных предлогов – работы А. Ченки [18]. Много работ посвящено глаголам, которые обозначают какую-либо разновидность пространственной локализации, – труды С.Ю. Богдановой [2], В.Г. Гака [5], Н.Н. Кравченко [10], М. Лемменса [19], Дж. Ньюмана [21], Е.В. Рахилиной [15] и т.д., потому что большое внимание уделяется сегодня глаголу как одному из средств вербализации категории пространства в языке. Интерес лингвистов к глаголу обусловлен взглядом на эту часть речи как на конструктивный и организующий центр высказывания [17], от характера которого во многом зависит структура этого высказывания: «Глагол дает жизнь предложению и поэтому особенно важен при построении предложения. Предложение почти всегда содержит глагол, сочетания же без глагола, имеющие законченный характер, представляют собой исключения» [7, с. 95].

Особый интерес представляет группа глаголов положения в пространстве: to stand, to sit, to lie,так как с их помощью осуществляется вербализации категории пространства в английском языке. Глаголы положения в пространстве (или глаголы пространственной локализованности) представляют собой лексико-семантическую группу, которая входит в состав микрополя нахождения функционально-семантического поля локативности [4, c. 15].

По мнению Е.В. Рахилиной, в зависимости от способа вербализации местонахождения объекта языки можно разделить на две группы на основании двух тенденций – универсальной и классифицирующей[15, c. 69–70]. Универсальная тенденция предполагает, что в языке есть один локативный предикат, который описывает любое локативное состояние независимо от типа объекта. Подобным образом, в частности, устроен французский язык, где в качестве такого предиката используется глагол être.Наоборот, если в языке господствует классифицирующая тенденция, то в нем одно и то же локативное состояние может описываться разными предикатами в зависимости от того, о каком объекте идет речь: разные объекты требуют для своего описания разных предикатов. Иначе говоря, чтобы в таком языке выбрать лексему для описания ситуации «нечто находится в горизонтальном положении», нужно знать, о каком объекте идет речь: человек ли это, животное, дерево и т.п. Так устроены грузинский язык, некоторые дагестанские языки и многие языки американских индейцев (в том числе навахо). В них глаголы местонахождения как бы классифицируют предметную лексику, различая объекты внешнего мира по одушевленности, форме и тому подобному – поэтому такие глаголы и называют классифицирующими [14, с. 69].

Конечно не все животные могут как человек менять свое положение в пространстве, поэтому если к существительному dog (собака)могут быть применены все три предиката – the dog stands, sits, lies (собака стоит, сидит, лежит), то, например, frog (лягушка)описывается только одним способом – the frog sits (лягушка сидит).Таким образом, как утверждает Л. Талми, устанавливается некая классификация животных по их форме и обычным положениям в пространстве, – иначе говоря, по их топологии [22]. Эта классификация в дальнейшем будет переноситься и на неодушевленные предметы. А именно, с одной стороны, выделяются вытянутые вверх вертикально ориентированные объекты, к ним применим предикат to stand(ср. tree (дерево), wall (стена), lamppost (фонарь)и под.) и, с другой стороны, плоские  горизонтально ориентированные объекты – их описывает предикат to lie (ср. snow (снег), floor (пол), a fallen tree (упавшее дерево)и др.). Отсюда можно сделать вывод о том, что, если центральными, «прототипическими» употреблениями для to stand, to sit, to lieявляются те, что описывают человека, то расширение центра происходит за счет сходной с человеком топологии других объектов. Сегоднятакая точка зрения широко представленав лингвистике. Она подвергается критике, поскольку основной теоретической идеей, по мнению Е.В. Рахилиной [15], Дж. Ньюмана [21], оказывается «сплошная» метафоризация противопоставления вертикальности и горизонтальности, которая должна охватывать абсолютно все случаи употребления позиционных предикатов, несмотря на то, что «многие из них отстоят от прототипа достаточно далеко» [15, с. 70]. Есть некоторые примеры, которые выходят за рамки типологического объяснения и не укладываются в классификацию:

В конце предложения стоит точка.

Пыль стоит столбом [15, с. 70].

Вот еще несколько примеров:

The books are sittingon the shelf gathering dust.

The cans of beer are sitting in the cupboard just waiting for someone to drink them[21, c. 18].

Эти примеры свидетельствуют о том, что сочетаемость исследуемой группы глаголов зачастую связана не только с топологическими свойствами субъекта.

Основной задачей данного исследования является выделение субъектов, способных сочетаться с позиционными предикатами to sit, to stand, to lie в английском языке, а также проведение сопоставительного анализа данных глаголов с их коррелятами в русском языке.

Исследование состояло из двух этапов.На первом этапе использовался дистрибутивно-статистический метод. Главной задачей этого этапа было осуществление  анализ и выделение типов субъектов (агенсов), сочетающихся с глаголами положения в пространстве (левостороннее окружение). Исходным материалом для исследования глаголов to stand, to sit, to lieи их коррелятов в русском языке послужили тексты на английском литературном языке авторов XIX–XX вв. из англо-русского подкорпуса Национального корпуса русского языка и их перевод на русский язык [13]. Глаголы отбирались с учетом всех возможных видо-временных и неличных форм и рассматривались в прямом значении «положение субъекта в пространстве»: to stand (стоять), to sit (сидеть), to lie (лежать). Для дистрибутивно-статистического и последующего сопоставительного анализа были выделены 1270 субъектно-предикатных словосочетаний с данными глаголами на основе переводного метода путем сплошной выборки.

После анализа данной выборки были исключены случаи омонимии и сочетания данных глаголов с послелогами. В результате количество сочетаний с данными глаголами составило 847. Необходимо отметить, что данная выборка сравнительно небольшая, поскольку ограничена корпусом текстов, представленных в англо-русском подкорпусе Национального корпуса русского языка. На данном этапе выделенные субъекты были сгруппированы по типам на основе классификация существительных Н.Ю. Шведовой [16] для каждого глагола в отдельности.

Задачей второго этапа являлось сопоставление английских глаголов положения в пространстве с их возможными коррелятами в русском языке с помощью сопоставительного метода.

В результате исследования нами получены следующие результаты.

1. Наиболее прототипическим субъектом, который сочетается с данными глаголами, является человек, о чем свидетельствует количество сочетаний – 651 (76,8% от общего количества сочетаний – 847). Это согласуется с тем, что три положения в пространстве, выраженные глаголами to stand, to sit, to lie,можно считать «прототипическими», поскольку они являются врожденными и определяются биологическими факторами существования человека и жизни на Земле.

2. Глагол to stand– самый частотный из трех исследованных глаголов (292 сочетания, или 34,5%) в сочетаниях с одушевленными субъектами (человек и подобные человеку животные), что подтверждает гипотезу о том, что положение «стоя» для человека и человекоподобных существ – каноническое, естественное.

3. Сочетаемость данных глаголов с субъектами, несмотря на то, что они принадлежат к одной лексико-семантической группе, неодинакова и включает в себя разные группы субъектов, которые есть у одного глагола и отсутствуют у другого. Так, у глагола to standобнаруживается самая высокая сочетаемость с человеком в качестве субъекта – 70,4% от общего количества сочетаний. В то же время глагол to lieдемонстрирует самую широкую сочетаемость из трех глаголов с неодушевленными субъектами, особенно с абстрактными существительными – 36,7% от общего количества сочетаний с глаголом to lie. Глагол to sit, сочетаясь с одушевленными субъектами, показывает низкую, единичную сочетаемость с неодушевленными субъектами – 1,8%.

4. В результате анализа сочетаний глаголов to stand, to sit, to lieс неодушевленными субъектами выявлено, что выбор того или иного глаголаопределяется следующими факторами:

а) топологическим фактором: конфигурация субъектов (удлиненные субъекты) и их вертикальная ориентация – у глаголов to stand и to sit, горизонтальная ориентация субъектов и большая площадь опоры – у глагола to lie;

б) фактором функциональности/нефункциональности, который отражает противопоставление нерабочего состояния предмета (to lie) состоянию, когда он работает или готов к работе (to stand).В данном случае семантической доминантой, на наш взгляд, является скорее не локативная, а функциональная составляющая, которая объединяет существующие употребления to standи to lie.

5. Коррелятами данных глаголов в сочетаниях с одушевленными и неодушевленными субъектами в русском языке являются в большинстве случаев глаголы стоять, сидеть, лежать, причем полная корреляция наблюдалась в 596 сочетаниях (70,6%). В ряде сочетаний глаголы to stand, to sit, to lieимеют стилистические корреляты, которые передают либо негативную, либо положительную оценку. Так, у глагола to standтакими коррелятами выступают торчатьи выситься, у глагола to sit– восседать, у глагола to lie – валятьсяи возлежать:

He had stiff, black hair, standing jaggedly all over it(Ch. Dickens. The Tale of Two Cities). – Голова его была покрыта жесткими, черными волосами, торчащими во все стороны.

Over the way stood a great six – story structure, labeled Storm and King, which she viewed with a rising hope(T. Dreiser. Sister Carrie). – На противоположной стороне улицы высилось шестиэтажное здание с вывеской «Сторм и Кинг», при виде его у Керри зародилась надежда.

He was like the Emperor of China, who sat glorying in himself(T.Dreiser. Sister Carrie). – Он напоминал древнего китайского императора, который восседал на троне.

Near the center of the floor lay a large revolver as if flung away(R. Bradbury. Fahrenheit 451). – Посреди комнаты, на полу, валялсятяжелый револьвер, кем-то брошенный в сторону.

For he prefers to lie on an ottoman right at the end of the conservatory amid all those blood-red poinsettias(Ch. Dickens. The Tale of Two Cities). – Он очень любит возлежать на оттоманке в глубине оранжереи, среди кроваво-красных орхидей.

Данные глаголы в английском не только более дифференцированы, но и употребляются чаще, чем в русском языке: во многих сочетаниях данных глаголов с разного рода субъектами, в основном, неодушевленными, эти глаголы или опускаются в русском предложении, т.е. наблюдается отсутствие какого-либо глагола вообще, или заменяются на глагол-связку быть,в то время как в английском тексте неизменно присутствуют глаголы положения в пространстве to stand, to sit, to lie.

Таким образом, в ходе исследования была установлена избирательность исследуемых глаголов относительно своих субъектов, проанализированы корреляты данных глаголов в русском языке и установлены общие и специфические характеристики позиционных предикатов как ядра пространственной лексики в сопоставляемых языках.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1.  Апресян, Ю.Д. Типы информации для поверхностно – семантического компонента модели «Смысл» – «Текст» / Ю.Д. Апресян // Интегральное описание языка и системная лексикография. – М., 1995. – 670 с.

2.  Богданова, С.Ю. Пространственная концептуализация мира в зеркале английских фразовых глаголов / С.Ю. Богданова. – Иркутск, 2006. – 180 с.

3.  Богуславская, О.Ю. Динамика и статика в семантике пространственных прилагательных / О.Ю. Богуславская // Логический анализ языка. Языки пространств. – М.: Языки русской культуры, 2000. – С. 20–30.

4.  Бондарко, А.В. Понятие «семантическая категория», «функционально-семантическое поле» и «категориальная ситуация» в аспекте сопоставительных исследований // Методы сопоставительного изучения языков: сб. ст. / отв. ред. В.Н. Ярцева. – М.: Наука, 1998. – С. 12–19.

5.  Гак, В.Г. Беседы о французском слове: из сравнительной лексикологии французского и русского языков / В.Г. Гак. – М.: Международные отношения, 1966. – 335 с.

6.  Гак, В.Г. Пространство вне пространства / В.Г. Гак // Логический анализ языка. Языки пространств. – М.: Языки русской культуры, 2000. – С. 127–134.

7.  Есперсен, О. Философия грамматики / О. Есперсен; пер. с англ. В.В. Пассека и С.П Сафроновой; под. ред. и с предислов. проф. Б.А. Ильиша. – М.: Изд‑во иностр. лит‑ры, 1958. – 404 с. – С. 95.

8.  Кацнельсон, С.Д. Типология языка и речевое мышление / С.Д. Кацнельсон. – Л.: Наука, 1972. – 216 с.

9.  Колшанский, Г.В. Объективная картина мира в познании и языке / Г.В. Колшанский. – М.: УРСС, 2005. – 120 с.

10.  Кравченко, Н.Н. Когнитивно‑семантический анализ глаголов сидеть, стоять, лежать / Н.Н. Кравченко // Вестник Московского университета. Сер. 9, Филология. – 1998. – №5. – С. 62–72.

11.  Корнева, В.В. Наречия и параметры пространственной картины мира: монография / В.В. Корнева. – Воронеж, 2008. – 301 с.

12.  Кубрякова, Е.С. О понятиях места, предмета и пространства / Е.С. Кубрякова // Логический анализ языка. Языки пространств. – М.: Языки русской культуры, 2000. – С. 84–92.

13.  Национальный корпус русского языка [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://www.ruscorpora.ru. – Дата доступа: 14.02.2009.

14.  Мечковская, Н.Б. К характеру аксиологических потенций слова: концепты «круг», «колесо» и их оценочно-экспрессивные дериваты / Б. Мечковская // Логический анализ языка. Языки пространств. – М.: Языки русской культуры, 2000. – С. 299–307.

15.  Рахилина, Е.В. Семантика русских «позиционных» предикатов: стоять, лежать, сидетьи висеть/ Е.В. Рахилина // Вопросы языкознания. – М.: Наука, 1998. – № 6. – С. 69–80.

16.  Русский семантический словарь. Толковый словарь, систематизированный по классам слов и значений: в 4 т. / РАН Ин‑т рус. яз.; под общей ред. Н.Ю. Шведовой. – М., 2002.

17.  Чейф, У. Значение и структура языка; пер. с англ. Г.С. Шура; послесл. С.Д. Канцельсона. – М.: Прогресс, 1975. – 432 с.

18.  Cienki, A. Special Cognition and the Semantics of Prepositions in English, Polish and Russian / A. Cienki. – Muenchen: Verlag Otto Sagnerl, 1989. – 172 p.

19.  Lemmens, M. De la sémantique léxical à la typologie sémantique / Lemmens M. – Lille : Université de Lille , 2005. – P. 51–75.

20.  Miller, J.A. Language and Perception / J.A. Miller, Ph. Johnson-Laird. – Cambridge, 1976. – 760 p.

21.  Newman, J. (ed.). The Linguistics of Sitting, Standing, and Lying. Amsterdam; Philadelphia: John Benjamins, 2002. – 140 p.

22.  Talmy, L. How language structures space / L. Talmy // Spatial orientation: theory, research and application / H. Pick, L. Acredolo (eds). – New York: Plenum Press. – 1983. – P. 225–320.

Полисемия в книге Иова на примере Иов. 14

Надежкин Алексей Михайлович — Канд. филол. наук, Нижний Новгород, Россия

В рамках изучения диалога, взаимодействия, взаимопроникновения культур особое значение представляет проблема перевода. Проблема художественного перевода всегда была в центре практического и научного интереса переводчиков и лингвистов. Одним из самых часто переводимых культурных памятников является Библия, переводы которой находятся в центре нашей статьи. Сложной задачей для переводчика является передача смыслового и структурного своеобразия литературного произведения.

Одной из проблем, с которыми сталкивается переводчик, является полисемия, так как при переводе на другой язык необходимо находить соответствия многозначным словам и среди ряда значений выбирать тот оттенок смысла, который нужно передать, найдя для данного слова переводческий эквивалент. Таким образом, из-за полисемии в текстах, многократно переведенных на другие языки, появляются разночтения, отражающие разные значения слова в оригинале. Проблемой настоящей статьи является феномен полисемии в Книге Иова, который будет рассмотрен на примере разночтений в четырнадцатой главе этой книги. В данной статье мы будем рассматривать генезис вариантов в еврейской и греческой версиях этой части Библии, привлекая для сравнения материалы из латинских, коптских и эфиопских источников.

Первым таким примером является стих Иов. 14,1: «Человек, рожденный женою, краткодневен и пресыщен печалями». Так эта строка звучит в синодальном переводе с еврейского текста, а в Септуагинте мы читаем: «Человек, рожденный от жены, недолговечен и пресыщен гневом» (Иов. 14:1). Эфиопская версия Книги Иова в этом месте следует значению, которое является основным для синодального перевода: «Смертный, рожденный женщиной, краток днями и преисполнен страданием» [10, с. 41]. Сирийская Пешитта также оказывается синонимичной еврейскому тексту: на месте слова «печалями» стоит conmoción, что значит «волнение, потрясение». [13, p. 995] Септуагинте из исследуемых восточных переводов Книги Иова следует лишь коптская Книга Иова [15, p. 58], что объясняется тем, что она была переведена непосредственно с греческой версии LXX, и перевод этот очень точен.

В чем заключается причина разночтения в стихе Иов. 14:1 в разных переводах Библии? Причина появления вариантов объясняется многозначностью еврейского слова רֹגֶז‎, которое имеет несколько значений: 1) гнев, ярость; 2) звук, гром, грохот; 3) несчастье, беда, горе, страх, печаль [3].

Нужно отметить, что авторы Септуагинты выбрали первое, основное значение слова רֹגֶז. Все значения данного слова концептуально связаны не только общим негативным и тревожащим смыслом, все три эти значения являются проявлениями Божьего гнева. О том, что именно в этом контексте нужно воспринимать второе значение этого слова, говорят следующие стихи: Исх. 9:23–29; Исх. 19:16; Исх. 20:18; 1Цар 12:17–18; Иов. 26:14; Иов. 38:25; Пс. 76:19; Пс. 103:7; Ис. 19:6.

Очевидной кажется и связь первого и третьего значений, так как несчастия и страдания могут являться следствием гнева Божьего. О том, что «гнев» в Иов. 14:1 надо понимать как гнев Божий, что не противоречит третьему значению слова רֹגֶז, говорит и П. А. Юнгеров. Таким образом, многозначность данного слова явилась причиной возникновения разночтений в данном стихе. Септуагинтальное выражение «исполнен гневом» не является аномальным в библейском тексте: мы встречаем «преисполнен суждениями» (Иов. 36:17), «исполненная правосудия» (Ис. 1:21), а также непосредственно: «Сыновья твои изнемогли, лежат по углам всех улиц, как серна в тенетах, исполненные гнева Господа, прещения Бога твоего». (Ис. 51:20); «Поэтому я преисполнен яростью Господнею, не могу держать ее в себе; изолью ее на детей на улице и на собрание юношей; взяты будут муж с женою, пожилой с отжившим лета» (Иер. 6:11).

Греческое соответствие слову «гнев» — ὀργῆς — в данном случае имеет одно значение: «раздражение, гнев, злоба» и не имеет собственной полисемии [7].

Следующей нашей задачей станет изучение толкований, возникших на основе существующих вариантов текста. На этот стих написано два святоотеческих толкования: Исихия Иерусалимского и Григория Двоеслова.

Св. Исихий читает этот стих по греческой версии и считает, что он повествует о последствиях грехопадения и находит в тексте аллюзии на события, описанные в Книге Бытия: «Человек, рожденный женою, краткодневен, потому что ему повелено возвратиться в землю (см. Быт. 3:19). Что касается выражения и исполнен гнева, то Иов имеет в виду тот момент, когда человек получил повеление исполнять заповедь (см. Быт. 2:17), но преступил ее (см. Быт. 3:6). И потому как цветок, он выходит и опадает; он процветал в раю, где всякому животному нарек имена. Но он опал, когда Адам соблазнился обманом змея. В тот момент он убежал, как тень, потому что, будучи наг, утаился от Бога и скрылся под райским деревом. Когда Бог звал его: [Адам], где ты? (Быт. 3:9), он не показался... Так разрушилась наша надежда. Поскольку человек был изгнан из рая, он лишился своих благ и погиб окончательно, потому что всего одним ударом был осужден как падший, лишая нас надежды суда. Ведь если есть надежда суда, то есть и надежда венца» [2].

Григорий Двоеслов, обращаясь к варианту, основанному на еврейском тексте, все же согласен с экзегезой Исихия, и в своем анализе стиха он перечисляет те страдания, которым подвергается человек после грехопадения: «“Человек, рожденный женщиной, живет недолго и полон многих страданий”. По словам святого человека, мы сразу видим, каково наказание человека, которое кратко изложено в том, что он сразу знает, что живет мало и в несчастьях. Ибо, если мы рассмотрим с точностью все, что происходит с нами здесь, это действительно наказание и страдание. Ибо в самой тленности плоти сама по себе заложена необходимость в вещах, допускающих страдание, в такой мере, что одежда должна быть найдена, чтобы защититься от холода, еда — от голода, прохлада — от жары. И здоровье тела поддерживается только с большой осторожностью, но даже при хранении оно теряется, а когда теряется, оно восстанавливается не без большого труда, и еще после того, как восстанавливается, все равно всегда находится в опасности; что еще это, если не страдания жизни смертной? Ибо мы любим наших друзей, тем не менее, опасаясь, что они могут быть оскорблены нами; мы боимся наших врагов и по-настоящему стараемся избегать тех, кого мы боимся; мы часто говорим с нашими врагами так же доверительно, как с друзьям, и часто принимаем искренние слова наших друзей, которые, возможно, действительно любят нас очень сильно, как слова врагов; и мы не хотим быть обманутыми или обмануть, ошибаться больше в людях и проявляем нашу осторожность. Что же все это, если не страдание человеческой жизни?» [1].

Еврейский комментатор Раши не оставляет специального комментария на Иов. 14:1, считая его совершенно ясным, но в переводе на английский язык רֹגֶז передается как «страх» через третье значение этого слова: “Man, born of woman, short of days and full of fear” («Муж, рожденный женщиной, краткодневен и исполнен страха») [16].

Западные комментаторы употребляют в этом месте restlessness («беспокойство, тревога»). Г. Эвальд, комментируя стих, пишет: «Но основная мысль гораздо шире, чем просто размышление о мучениях и тяжелой доле человеческой жизни, чему уже ранее было уделено большое внимание (Иов. 3:17, Иов. 7:1–5), коротка жизнь бренного сына, рожденного женою, и внимание на этом заострено даже более, чем в Иов. 7:6–10, ибо, действительно, ужасна мысль, что человек [праведный] при своей чистоте должен впасть в смерть навечно, что конец жизни неизбежно трагичен» [14, с. 165–166].

Дж. Бартон пишет об этом стихе: «Восточные люди рассматривали женщину как “хрупкий немощный сосуд”. Евреи верили, что грех и смерть вошли в мир через нее (см. Быт. 3:16, Сир. 25:24). Выражение, употребленное здесь, — частичное объяснение краткости и тяжести человеческой жизни. Мы можем также прочесть: “Он расцветает, как цветок”. Жизнь человеческая обещает красоту и обрывается трагически, как быстрое цветение красивого цветка» [12, p. 139].

Второй случай полисемии в данной главе мы видим в Иов. 14:1: «Уходят воды из озера, и река иссякает и высыхает». В греческом варианте мы читаем: «По временам и море умаляется, и река, иссякши, пересыхает» [11]. Объяснение этому разночтению заключается в полисемии слова יָם‎, которое имеет значения 1) море; 2) озеро [4]. В греческом языке на этом месте стоит θάλασσα, что имеет только одно значение — «море», а в переносном смысле может означать «бездна, множество» [8].

Иной случай многозначности мы находим в Иов. 14:8. Данная полисемия реализуется в эфиопском переводе Книги Иова. В синодальном тексте, основанном на еврейском варианте, мы читаем: «Если и устарел в земле корень его, и пеньего замер в пыли» (Иов. 14:8). В переводе по греческому варианту П. А. Юнгерова мы видим: «Если даже состареет в земле корень его и на камне засохнет пень его» [11]. В греческом тексте слово «пень» обозначается лексемой στέλεχος, которая обозначает «нижнюю часть ствола, пень» [9], что служит достаточно точным соответствием для еврейского слова גֵּזַע, ‎обозначающего как «пень», так и «росток, побег» [5]. В отличие от русских переводов с еврейского и греческого языков, актуализирующих переводческое соответствие «пень», в эфиопской Книге Иова актуализируется значение греческого слова στέλεχος — «побег»: «Даже если засохнет корень его в земле и ветви его омертвеют на камне» [10, с. 41].

В эфиопской Книге Иова в стихе: «О, когда бы Ты заключил меня в могилеи скрыл бы меня, пока не прошел гнев Твой» (Иов. 14:13) [10, с. 41] словоупотребление «в могиле» является результатом перевода полисемии в еврейском слове שְׂאוֹל‎, которое обозначает и «шеол, преисподнюю», и «могилу, гроб» [6].

Итак, явление полисемии в еврейском языке породило расхождение между греческим и еврейским текстом, объясняющееся выбором различных значений при переводе многозначных слов. В некоторых случаях внутри греческого стиха наблюдается полисемия, свойственная греческому языку, которая отражается в более поздних переводах, имеющих своей основой греческий текст, что ведет к увеличению числа вариантов библейского стиха.

Библиографический список

1.    Григорий Двоеслов. Моралии на Иова // URL: https://ekzeget.ru/interpretation/kniga-iova/glava-14/stih-1/grigorij-dvoeslov-svatitel/.

2.    Исихий Иерусалимский. Гомилии на Книгу Иова // URL: https://ekzeget.ru/interpretation/kniga-iova/glava-14/stih-1/isihij-ierusalimskij-prepodobnyj//

3.    Номера Стронга I // URL: https://allbible.info/bible/sinodal/job/14/#!prettyPhoto[iframes]/0/.

4.    Номера Стронга II // URL: https://allbible.info/bible/sinodal/job/14/#!prettyPhoto[iframes]/10/.

5.    Номера Стронга III // URL: https://allbible.info/bible/sinodal/job/14/#!prettyPhoto[iframes]/7/.

6.    Номера Стронга IV // URL: https://allbible.info/bible/sinodal/job/14/#!prettyPhoto[iframes]/12/.

7.    Подстрочный перевод Ветхого и Нового Заветов на русский язык // URL: https://manuscript-bible.ru/S/D/6F72.htm#%u0444rg%AE.

8.    Подстрочный перевод Ветхого и Нового Заветов на русский язык II // URL: https://manuscript-bible.ru/S/D/7961.htm#y%u2039lassa.

9.    Подстрочный перевод Ветхого и Нового Заветов на русский язык III // URL: https://manuscript-bible.ru/S/D/7374.htm#st%u040Elexow.

10.  Эфиопская Книга Иова. Н. Новгород, 2019. 124 с.

11.   Юнгеров П. А. Книга Иова // URL: https://azbyka.ru/otechnik/Pavel_Yungerov/kniga-iova/14.

12.  Barton G. A. The Bible for Home and School. Commentary of the Book of Job by G. A. Barton. N. Y.: The Macmillan Company Publ., 1911. 321 p.

13.  Biblia Peshitta. Nashvill, 2017. 2633 p.

14.  Ewald G. Commentary on the Book of Job with Translation by the Late Dr. George Heinrich August von Ewald. L.: Williams and Norgate Publ., 1882. 352 p.

15.  The Ancient Coptic Version of the Book of Job the Just. Bedford, 1846. 199 p.

16.  The Complete Jewish Bible with Rashi Commentary // URL: https://www.chabad.org/library/bible_cdo/aid/16416/showrashi/true.

Предикативные структуры научного текста в свете проблемы переводимости.

Гудухина Мария Николаевна — магистрант, Московский городской педагогический университет, г. Москва, Россия

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Вопрос переводимости научных текстов относится к числу особых переводческих задач в силу логической организации, аргументированности, информационной нагруженности таких текстов ^{[1, с. 428]}. Перечисленные особенности научного текста определяют его структуру и объясняют сложность перевода — в тексте присутствует большое количество различных предикативных конструкций, через которые выстраивается авторская логика и обеспечивается аргументированность. Следует отметить, что предикативность составляет основу любого предложения, является его обязательным компонентом, фундаментом сказуемости ^{[1, с. 184]}. Как отмечают многие специалисты в области теории и практики перевода, именно выявление и передача логики и аргументированности исходного научного текста составляет первостепенную задачу при переводе, поскольку именно это позволяет воссоздать целостную модель концепции авторского текста. При этом трудность заключается в том, что предикативные модели специфичны для каждого языка и отражают культурные и языковые особенности.

Так, во-первых, аналитизм английского языка и синтетизм русского являются одной из причин обнаружения в оригинале и тексте перевода ряда несоответствий. Так, например, свобода сочетаемости слов в русском языке приводит к возникновению в научных текстах сложных предложений с большим числом придаточных, тогда как в английском тексте число структурных компонентов предложения и его длина, в целом, заметно меньше.

Во-вторых, для английского языка характерен фиксированный порядок слов, определяющий строгую последовательность языковых единиц, составляющих высказывание, что, в свою очередь, определяет его коммуникативную нагрузку. Кроме того, позиция слова маркирует отношения между единицами языка, что в русском языке преимущественно передается системой падежей.

В-третьих, в русскоязычных текстах особой частотностью отличаются существительные, для англоязычного текста характерен вербоцентризм, т.е. акцент делается на предикативные элементы предложения.

В силу данных особенностей языков (в том числе детерминирующих различий ментальности) на этапе предпереводческого анализа научного текста следует уделять особое внимание именно его структурным аспектам ^{[1, с. 184]}.

Для того чтобы выявить характерные особенности предикативных структур, представленных в англоязычных и русскоязычных научных текстах, а также установить степень их соответствия, был проведен анализ 50 статей по лингвистике и смежным дисциплинам, отобранных методом сплошной выборки из англоязычных и русскоязычных научных журналов. В ходе проведения анализа были выявлены частотность и особенности представленных в них различных предикативных конструкций.

Известно, что полипредикативная конструкция состоит из нескольких предикативных групп — как правило, главной и одной или нескольких зависимых. Каждая предикативная группа представляет собой простое предложение с собственным именем субъекта и именем предиката, образующих так называемый предикативный узел: It is predicated on the well-established tenet that a considerable amount of discursive activity occurs in the extremely elastic and highly charged openings of turns, a position in the discourse that is the nexus of textual and interpersonal obligation, risk and potential (три предметные ситуации, 42 слова). Следует отметить, что предикативные группы в составе полипредикативной структуры также могут быть представлены полупредикативными структурами (герундиальными оборотами, причастными оборотами, абсолютными конструкциями и пр.): Recent corpus linguistic (CL) investigations of academic discourse (both written and spoken) have tended to use easily excisable lexical itemsand/or grammatical forms to determinewhat is ‘special’ about the language of academia, and to compare and contrast particular disciplines or subjects with each other(три предметные ситуации, 44 слова).

В статье будут представлены результаты одного этапа исследования, который состоял в анализе и систематизации полипредикативных структур, широко употребляемых как в англоязычных, так и в русскоязычных научных текстах.

Проведенный анализ дает возможность говорить о следующих закономерностях.

Тенденция английского языка к более экономным способам передачи мысли выражается в высокой информационной насыщенности сообщения, поэтому в научном тексте естественным является частотное по сравнению с другими моделями использование полипредикативных конструкций. Для таких конструкций характерны сжатость, высокий уровень коммуникативной нагруженности и ёмкость сообщения.

Анализ практического материала показал, что количество предметных ситуаций (предикативных узлов), представленных в английской полипредикативной структуре, в среднем составляет от 3 до 5, при этом длина среднего английского предложения составляет 30‒40 слов.

Русскоязычному научному тексту также свойственна информационная насыщенность предложения, но полипредикативные структуры содержат несколько развернутых частей (структур с полной предикативностью или полупредикативных конструкций). Однако в русскоязычном научном тексте используется меньше вторично-предикативных структур, поэтому в сравнении с англоязычным текстом он содержит больше слов. Так, длина среднего русского предложения составляет от 40 до 60 слов, а количество представленных предметных ситуаций колеблется в пределах от 4 до 7. Ср.: Многие теоретики и практики перевода, такие как Л.С. Бархударов, В.Н. Комиссаров, И.И. Халеева, считают, что одной из главных задач в подготовке переводчиков должно стать формирование вторичной языковой личности, которая обладает рядом отличий от «нормальной», непереводческой личности, и эти отличия выявляются во всех главных аспектах речевой коммуникации: языковом, текстообразующем, коммуникативном, личностном и профессионально-техническом(четыре предметные ситуации, 55 слов). При этом наличие полноценной предикативной пары не является обязательным как в силу особенностей структуры русского языка (возможность образования безличных, неопределенно-личных и обобщенно-личных предложений), так и в силу того, что русскому языку науки свойственна безличность, отвлеченность. Ср.: Предпонимание необходимо переводчику как для полного проникновения в суть высказывания, так и для того, чтобы восполнить расхождения в фоновых знаниях автора текста и получателя перевода, которые относятся к различным культурам и далеко не всегда обладают достаточными знаниями об их принципиальных различиях (три предметные ситуации, 41 слово).

Учитывая эти расхождения, при переводе необходимо передать без искажения и нарушения логики автора смысловые связи данного узла, а также сохранить естественность и красоту языка перевода. Для этого при работе с данными структурами необходимо выявить все представленные в них денотативные ситуации и логические связи.

Рассмотрим возможные способы передачи подобных конструкций при переводе англоязычного научного текста на русский язык.

Например, в предложении This study examines the problems of translation(1) that the genre of popular science feature articles poses for translators and investigates the methods(2) followed in dealing with these problems(3) and their ability to produce adequate translations(4) представлены четыре предметные ситуации (35 слов). Грамматическая основа предложения (главная предикативная единица) выражена подлежащим и сказуемым, что является обязательным для структуры английского языка. Зависимые предикативные группы представлены придаточным предложением с полной предикативной парой (подлежащим и сказуемым), причастным и инфинитивным оборотами.

В связи с существующими тенденциями русского языка естественным будет заменить формальное подлежащее в главном предложении на обстоятельство места (this study — в исследовании). При этом подлежащим становится существительное проблемы, с которым теперь согласовано сказуемое рассматриваются. Инфинитивный оборот и причастный оборот можно заменить структурами с отглагольным существительным, что позволит уменьшить длину предложения. Таким образом, перевод предложения будет выглядеть следующим образом: В исследовании рассматриваются проблемы перевода статей научно-популярного стиля, с которыми сталкиваются переводчики, изучаются способы их решения и эффективность методов в обеспеченииадекватного перевода (Перевод мой. — Г. М.) (четыре предметные ситуации, 24 слова).

Построенная при переводе на русский язык полипредикативная структура выглядит органично и полностью передает смысл и логику исходного высказывания, поэтому одна из стратегий при переводе английской полипредикативной модели — сохранение сложной модели(допустимо не членить на более простые модели) с применением определенных структурных изменений в области передачи предикативности.

В некоторых случаях может потребоваться структурная перестройка исходного высказывания. Например, полипредикативная структура The position taken here(1) is that robust descriptions of the features of spoken discourse need to be based on substantial samples of naturally occurring language(2), and that these descriptions should include the collaborative features of turn-taking and turn construction(3) that are evidenced in specific types of interaction(4)(четыре предметные ситуации, 46 слов) осложняется моделями со свернутой предикативностью, нормы же русского языка требуют разворачивания подобных моделей, а следовательно, применения операции членения (в противном случае предложение станет слишком объемным даже для русского языка). При этом при переводе на русский язык образуются две полные предикативные конструкции или полупредикативная конструкция и модель с полной предикативностью. Ср.: Авторы придерживаются того мнения, что заслуживающие доверия характеристики особенностей разговорного дискурса должны основываться на существенном количестве примеров (образцов) естественного языка. Эти характеристики также должны включать как особенности очередности, так и порядок построения, свидетельствующие о конкретных видах взаимодействия (Перевод мой. — Г.М.)(два предложения, четыре предметных ситуации, 37 слов). Применение подобного приёма позволило передать логику исходного высказывания и при этом обеспечить компактность и простоту предложений в тексте перевода.

Таким образом, при переводе английских предложений, являющихся полипредикативными конструкциями, более часто используемых в англоязычном научном дискурсе в силу его высокой информативности и, следовательно, представленности нескольких предметных ситуаций в одном предложении, следует задействовать определенные структурные изменения. С одной стороны, возможно сохранение полипредикативной структуры при условии, что переводчиком соблюдаются нормы языка перевода (например, разворачивание вторично-предикативных структур при переводе на русский язык или замена полупредикативных структур (инфинитивных, причастных и герундиальных оборотов) структурами со свернутой предикативностью (отглагольными существительными), широко представленными в русскоязычном научном дискурсе. С другой стороны, в некоторых случаях такие преобразования могут привести к появлению очень объемных, сложных для восприятия полипредикативных моделей в силу того, что русскоязычные полипредикативные структуры являются более многословными. В этих ситуациях целесообразно прибегнуть к операции членения и выстраиванию двух или трех самостоятельных полипредикативных структур или структур со свернутой предикативностью, связанных между собой союзными отношениями.

Возникающие в процессе перевода несоответствия при передаче значений полипредикативных конструкций, широко представленных в англоязычных научных текстах, на русский язык представляются естественными в силу различий в структуре русского и английского языков. Это говорит о возможности успешной передачи научной мысли на другой язык, т.е. о переводимости научного текста. Необходимо лишь иметь в виду отсутствие абсолютного тождества между текстами оригинала и перевода, что объясняется детерминирующими их языковыми и культурными особенностями. В связи с этим при переводе научных текстов переводчик должен вносить определенные коррективы в структуру текста с учетом особенностей принимающего языка и культуры, принимая во внимание как репертуар предикативных моделей, так и их частотность в паре языков, что позволит обеспечить качественный перевод.

Список литературы

1.      Сулейманова О.А. ― Грамматические аспекты перевода: учебное пособие [Текст] / O. A. Сулейманова, Н. Н. Беклемешева, К. С. Карданова и др. М.: Академия, 2009.

2.       Olohan М. ― Scientific and technical translation [Текст] / M. Olohan // The Routledge Handbook of Translation Studies/Edited by C. Millán and F. Bartrina. London and New York: Routledge, 2013. P. 425‒438.

Преодоление интерференции и установление лексической эквивалентности при переводе (на материале немецкой и русской лексики)

Автор: Карасёва Елена Владимировна, кандидат филологических наук, доцент кафедры иностранных языков, Елецкого государственного университета им. И. А. Бунина), г. Елец, Россия

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Перевод является сложным видом речевой деятельности, при овладении которым необходимо формировать специфические навыки и умения. Перевод отличается от других видов речевой деятельности не только тем, что он освещает аудирование и говорение или чтение и письмо, но и тем, что он осуществляется в условиях двуязычия.

В практике переводческой и лексикографической работы, а также преподавания иностранных языков особые трудности представляют межъязыковые омонимы и паронимы. Межъязыковыми омонимами можно назвать слова обоих языков, сходные до степени отождествления по звуковой (или графической) форме, но имеющие разные значения. К межъязыковым паронимам следует отнести слова сопоставляемых языков, не вполне сходные по форме, но могущие вызвать у большего или меньшего числа лиц ложные ассоциации и отождествляться друг с другом, несмотря на фактическое расхождение их значений.

Все эти семантически несколько разнородные случаи объединяет то практическое обстоятельство, что слова, ассоциируемые и отождествляемые (благодаря сходству в плане выражения) в двух языках, в плане содержания или по употреблению не полностью соответствуют или даже полностью не соответствуют друг другу. Именно поэтому слова такого типа получили во французском языкознании название faux amis du traducteur – «ложных друзей переводчика».

Сделать точный перевод очень сложно по причине того, что разные языки отличаются как по грамматическому строю, так и по простому количеству слов, не говоря уже о различии культур. При переводе не стоит прибегать к “буквализму” (пословному воспроизведению исходного текста в единицах переводящего языка).

Перевод географических названий обычно не представляет трудности, так как они воспроизводятся механически – путем транслитерации: иногда побуквенно (Berlin – Берлин, Bern – Берн, London – Лондон, der Ob – Обь), иногда с небольшими фонетическими изменениями (Moskau – Москва). Однако привычка механического воспроизведения географических названий в некоторых случаях может сыграть злую шутку, поскольку встречаются географические названия, имеющие одинаковое или почти одинаковое звучание и написание, но обозначающие разные географические объекты: Algier – Алжир (город), Algerien – Алжир (государство); Moskau – город Москва, die Moskwa – Москва-река и т.д.

Особое внимание следует обращать на перевод слов, объем значений которых не совпадает в родном языке. Исследование подобных межъязыковых соответствий является объектом изучения контрастивной лингвистики. Межъязыковые соответствия – это единицы разных языков, имеющие сходство в семном составе. Это сходные по семантике единицы двух языков, которые могут быть поставлены друг другу в соответствие независимо от того, часто ли они используются для взаимного перевода или могут быть использованы для перевода лишь теоретически, в некоторых специальных контекстах [2, с. 34].

Важным моментом при контрастивном описании лексики является количество лексических единиц языка сопоставления (в нашем случае – немецкого языка), приведенных в соответствие исследуемой единице исходного языка (русского языка). Исходя из этого, можно выделить линейные соответствия, векторные соответствия и лакуны.

При линейном соответствии единице исходного языка соответствует лишь одна единица языка сопоставления, не имеющая синонимического ряда. Значение немецкого слова полностью соответствует значению одного русского слова. Такое соответствие предполагает, что во всех (или почти во всех) случаях использования немецкого слова в тексте оно будет передано в переводе этим русским словом. Такие постоянные равноценные соответствия называются эквивалентами. Например: вилка – Gabel; зеркало – Spiegel; город – Stadt; январь – Januar; свинец – Blei; красный – rot; луна – Mond; миля – Meile.

При векторном соответствии единице исходного языка соответствует несколько единиц языка сопоставления, выражающие различные семантико-стилистические оттенки или же разные значения. К примеру, в русском языке двум или нескольким немецким глаголам может соответствовать один глагол, который соответственно будет иметь более широкий объем значения: знать – wissen etw. (Allgemeines) oder wissen + придаточное дополнительное vs., kennen j-n, etw. (+ прямое дополнение); предлагать – vorschlagen (сделать что-то) + инфинитивная конструкция с zu vs. anbieten + прямое дополнение; жить – leben (жить, существовать), wohnen (проживать); мочь – können (иметь возможность или способность к чему-либо), dürfen (иметь разрешение); переводить – übersetzen (переводить на какой-либо язык), dolmetschen (переводить устно).

Таким образом, русские глаголы оказываются в типологическом плане гиперонимами, а немецкие, соответственно, – гипонимами. Соотношение гиперонимов и гипонимов – важный типологический признак, характеризующий лексические системы языков. Гипонимичность немецкого языка связана с развитым словосложением и дифференцированной категоризацией отдельных понятий.

Примеры русско-немецких векторных соответствий: костюм – Аnzug (мужской костюм), Kostüm (женский костюм), Tracht (национальный костюм); майка – T-Shirt(футболка, фуфайка), Nicki (детская майка), Тrikot, Trikothemd, Sporthemd (спортивная майка), Unterhemd (майка из разряда «бельё»); река – Fluß (небольшая река), Strom (река, впадающая в море или океан); издание – Herausgabe (действие), Veröffentlichung (опубликование закона и т.п), Ausgabe (печатное произведение), Auflage (тираж); столовая – Speiseraum, Kantine (столовая на предприятии), Mensa (столовая в вузе), Schülergastätte.

Примеры немецко-русских векторных соответствий: Schwiegervater – cвёкр, тесть; Schwiegermutter – cвекровь, тёща; Schwager – шурин, деверь; Schwägerin – золовка, свояченица, невестка (жена брата); Ausgabe – выдача, печатное издание, расход; Land – страна, земля (административно-территориальная единица), край, почва, суша, деревня (сельская местность); Laden – небольшой магазин, ставень; Zimmer – комната, номер (в отеле); verheiratet sein – быть женатым, быть замужем; übersetzen – переводить (на какой-либо язык), переправлять (перевозить на дугой берег).

Отсутствие межъязыкового соответствия в одном языке относительно другого называют лакунарностью, т.е. единице исходного языка не соответствует ни одной единицы языка сопоставления [1, с. 31 – 33]. Такие языковые единицы называют также безэквивалентными [3, c. 156 – 157]. В словаре Duden Fremdwörterbuch одно из значений понятия «лакуна» определяется как «пробел»; подобный термин является достаточно оправданным в контексте контрастивного исследования культур.

Основными признаками лакун являются их необычность, экзотичность, непонятность или неточность, дополнительными – их странность, неожиданность, непредсказуемость для реципиента. Определить, систематизировать и классифицировать лакуны возможно лишь благодаря переводу и процессу перевода, так как лакуна есть результат тесного контакта культур.

Немецко-русские лакуны (отсутствие узуальной единицы в немецком языке при наличии ее в русском): щи – Kohlsuppe (суп из капусты); кулебяка – Kuljebjaka; ушанка – Uschanka; мизинец – kleine Finger; гастроном - Feinkosthandlung; борщ – Suppe aus Gemuse mit roten Ruben; кипяток – «только что вскипяченная вода»; старшеклассник – «ученик старших классов средней школы»; квартал – «часть улицы между двумя перекрёстками»; однофамилец – «тот, кто носит с кем-либо одну фамилию».

Русско-немецкие лакуны (отсутствие слова в русском языке при наличии ее в немецком): артист, исполняющий сочиняемые им сатирические миниатюры, – Kabarettist; torkeln, taumeln – идти, качаясь из стороны в сторону; morastig – покрытый лужами, болотистый; Geschwister – братья и сестры; Feierabend – вечер после работы; Wochenende – вечер пятницы + суббота + воскресенье.

Особое внимание нужно обратить на разную сочетаемость слов: leichte Arbeit (легкая работа); leiser Wind (легкий ветер); verträglicher Charakter (легкий характер). Русское прилагательное родной соответствует нескольким немецким: его родной отец – der leibliche Vater, родной город – die Heimatstadt, родной дом – das Vaterhaus, родной язык – die Muttersprache.

При переводе необходимо преодолевать такое явление, как интерференция (наложения сформированных навыков на вновь формируемые со знаком минус, или отрицательный перенос).

Фонетическая интерференция включает ошибки фонологического характера, искажающие звуковую форму и смысл, затрудняют, а то и нарушают акт коммуникации. Например, fordern (требовать) – fördern (способствовать, содействовать); немецкое Kurort обозначает и в русском языке курорт, но с большим трудом привыкают к тому, что ударение в немецком языке падает не на последний, а на первый слог “Kurort”.

Лексическая интерференция обычно приводит к буквализмам. Так, например, слово Magazin, n, понимается и переводится обучаемыми как магазин (Laden, m; Geschäft, n; Handlung, f;), а не иллюстрированный журнал.

В современном немецком языке есть много существительных-омонимов, и различаются они при помощи рода:

Грамматическая интерференция может возникнуть в переводе ряда грамматических форм и конструкций, например, при несовпадении управления глаголов двух языков: русский глагол ждать требует прямого дополнения, а немецкий глагол warten – косвенного, необходимо использовать предлог auf (Akk.). Сравните: ответить на вопросы – beantworten die Fragen; восхищаться картинами – bewundern die Gemälde; просить извинения – um Entschuldigung bitten.

Cинтаксическая омонимия охватывает синтаксические служебные слова (союзы, частицы и т. д.). Синтаксическими омонимами называются служебные слова, имеющие одну и ту же форму, но различающиеся по своей синтаксической функции. Например, das – артикль среднего рода, das – относительное местоимение среднего рода,  daß – союз. Ich glaube, daß das Buch interessant ist. – Я полагаю, что книга интересна.

В общении с носителями языка, а также при чтении художественной, публицистической и научной литературы можно столкнуться с малопонятными и труднопереводимыми словами. К числу таковых принадлежат неологизмы, активно используемые в межкультурной коммуникации: Video Walkmann, m; Mikrowelle, f; Videofilm, m; Babysitter, m; Bermudas, pl; Bermudashorts, pl; Teenager, m; Body-Shampoon, n; Telex, m; Fitneßplatz, m; Lifting, n.

Владение молодежным сленгом в настоящее время очень престижно. Важно понимать и быть понятыми своими зарубежными сверстниками. Глагол “aufreißen” означает “познакомиться с девушкой”,  а для девушки “познакомиться с юношей”; “der Exi (Existenz)” – “обычный молодой человек”; “der Yuppie” – “молодой человек, делающий политическую карьеру”.

Для изображения национальных обычаев, традиций используются слова-реалии, обозначающие элементы национальной системы понятий, существующие в рамках явлений и объектов данной народности и получившие свое отражение в языке. Примером могут служить реалии природно-географической среды, общественно-политической жизни, быта, нравов, фольклора, народных поверий и т.д. Oktoberfest – Мюнхенский пивной фестиваль. В течение шестнадцати дней местные жители и гости выпивают большое количество кружек пива, жареные цыплята поглощаются тоже в неимоверных количествах. Для поддержания хорошего настроения немцы поют в микрофон песни, взявшись за руки и раскачиваясь в разные стороны.

К реалиям относят

– имена, фамилии:

Im Jahre 2013 wurde Angela Merkel zur Bundeskanzlerin gewählt;

– названия стран, городов, рек, морей, гор и т.п.:

Die Hauptstadt der BRD heißt Berlin. Die Bundesregierung befindet sich auch in Berlin;

– названия газет, журналов:

Im «Spiegel» wurde das Interview mit Angela Merkel erschienen;

– названия международных организаций, партий, концернов, фирм:

Die Sozial-Demokratische Partei Deutschlands (SPD), die Christlich-Demokratische Union Deutschlands (CDU);

– названия международных премий, фестивалей:

Er ist in das Guinness-Buch der Rekorde eingetragen.

К числу реалий относятся и некоторые имена собственные. Например:

 dem Peter nehmen und dem Paul geben – переложить из одного кармана в другой (букв. взять у Петра и дать Павлу). Имена Peter и Paul являются широко распространёнными в Германии;

ungläubiger Thomas – Фома неверующий;

Was Hänschen nicht lernt, lernt Hans nimmermehr – Чего не знал Ванюша, того не будет знать Иван (т.е. знания нужно приобретать смолоду).

Трудности могут возникнуть и с аббревиатурами – сокращениями, отражающими тенденцию экономии языковых средств и нашедшими широкое использование в современном языке.  Аббревиатура – это слово, образованное из начальных букв какого-либо словосочетания. В прессе, как правило, словосочетание в первом упоминании употребляется развёрнуто, а в скобках даётся его аббревиатура, которая далее в тексте употребляется самостоятельно. Наиболее употребительные аббревиатуры немецкого языка в тексте могут не расшифровываться, их желательно знать:

а) усечения: Alu – Aluminium; Ober – Oberkellner; Schirm – Bildschirm; Kita – Kindertagesstätte; Uni – Universität; Stip – Stipendium; Diss – Dissertation; Demo – Demonstration;

б) сокращение словосочетаний: MdB – Mitglied des Bundestages; PLZ – Postleitzahl (почтовый индекс); PC – Personalcomputer; GmbH –Gesellschaft mit beschränkter Haftung; AG – Aktiengesellschaft; IBRD – International Bank for Reconstruction and Development – Internationale Bank für Wiederaufbau und Entwicklung – Всемирный банк реконструкции и развития; IMF – Internationaler Währungsfond; EWS – Europäisches Währungssystem – Европейская валютная система; UNO – United Nations Organisation – die Vereinten Nationen.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:

1. Муравьев, В.Л. О языковых лакунах //Иностр. язык в школе. 1971. – №1. – С. 31 – 39.

2. Стернин, И.А. Контрастивная лингвистика. Проблемы теории и методики исследования. – М.: АСТ: Восток – Запад, 2007. – 288 с.

3. Стернин, И.А., Попова, З.Д., Стернина, М.А. Лакуны и безэквивалентные единицы в лексической системе языка //Язык и национальное сознание. Вопросы теории и методологии. – Воронеж, 2002. – С. 155 – 170.

Природа семантической эквивалентности оригинала и перевода

Автор: Новосёлова Юлианна Александровна, заместитель директора Института филологического образования и межкультурных коммуникаций ФГБОУ ВПО «Башкирский государственный педагогический университет им. М. Акмуллы», г. Уфа, Республика Башкортостан

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Сущность эквивалентных отношений между оригиналом и переводом лежит в основе семантической теории перевода и подразумевает идентичность либо достаточно близкое подобие всех или некоторых смысловых элементов, составляющих содержание этих текстов. Возникает необходимость выделения смысловых элементов в оригинале, выбора и сопоставления единиц переводного языка, в максимальной степени выражающих те же элементы смысла в переводе [1, с. 164]. Если рассматривать значение любой единицы языка в качестве набора (пучка) более элементарных смыслов, семантических множителей или сем, то отбор последних будет производиться путем определения дифференциального признака, в соответствии с которым содержание данной единицы противопоставляется близкой по значению другой единице данного языка. Так, значение французского слова «une fille» будет характеризоваться следующим набором элементарных смыслов: 1) лицо женского пола (артикль une противопоставлен с артиклем мужского рода un); 2) одно лицо (артикль un(e) также имеет значение «один», в данном случае «одна»); 3) чья-либо дочь, сестра, подружка; 4) ученица младших классов и т.д. При употреблении слова «une fille», будут воспроизводиться именно эти признаки. В то же время признаки другого плана, действительно имеющиеся у любой девочки, например, возраст, рост, цвет глаз, волос, – остаются неосуществленными (нерелевантными) [3, с. 44] и не отражаются в значении слова «une fille».

Отметим, что каждый язык по-своему избирает элементы окружающей действительности, информация о которых зафиксирована в содержании отдельных единицах языка и воспроизводится при их употреблении [4, с. 110]. Для каждого языка существуют свои лингвистически релевантные элементы ситуации. Так английский язык не закрепляет за словом «student» сему «мужской пол», тогда как русский («студент») и французский («un étudiant») языки предполагают лицо мужского пола. Элементарные смыслы, закрепленные в значении языковой единицы, воспроизводятся при употреблении данной единицы в речи, независимо от намерения говорящего. По-русски невозможно упомянуть о «ребёнке» или «студенте», не указав его пола, хотя бы для данного акта коммуникации подобное упоминание было бы совершенно ненужным. В то же время в английском языке такой вынужденности не существует, так как значение английского «student» не включает смыслоразличительного признака «пол». Во французском языке «un enfant» может обозначать и девочку, и мальчика. Итак, мы видим, что кроме лингвистической, существует и коммуникативная релевантность. Часть лингвистически релевантной информации, закрепленной в значении единицы языка, может оказаться коммуникативно нерелевантной в том или ином акте общения. Следует сделать вывод о том, что в языке оригинала и в языке перевода существует некая общность в содержании сем. Но речь идет не об общности в совокупности сем, закрепленных за какими-либо единицами разных языков (она принципиально невозможна вследствие языковой избирательности), а лишь только между отдельным элементарными смыслами. Наличие общих сем в языке оригинала и перевода и является основной предпосылкой развития семантической теории перевода; задача же переводчика – в воспроизведении в переводе именно тех элементарных смыслов, которые коммуникативно релевантны в оригинале [3; с. 44]. Утрата всех прочих сем, содержащихся в значении переводимых единиц, считается несущественной. Например, в каком-нибудь тексте ситуация, описанная во французском языке предложением: «J’ai acheté» должна быть передана на русский язык предложением: «Я купила». Содержание оригинала и перевода при этом будут соотноситься следующим образом:

Как показано в таблице, из общего числа семи элементарных смыслов, содержащихся в обоих предложениях, во французском имеется шесть, а в русском – пять значений, причем только четыре из них общие. Из этого следует, что этих четырех элементов оказывается достаточно, чтобы обеспечить эквивалентность перевода. Три несовпадающих элементарных смысла оригинала и перевода являются коммуникативно нерелевантными [3; с. 46].

Таким образом, чем большее количество элементарных смыслов будет совпадать у соотносительных единиц оригинала и перевода, тем большей будет степень эквивалентности этих единиц. Переводчику же необходимо определить оптимальный набор единиц переводного языка, в котором содержалось бы максимальное число элементарных смыслов, имеющихся в оригинале, т.е. у любой пары языков имеется некий общий набор элементарных смыслов, составляющих, по выражению В.Н. Комиссарова [3; с. 46], их «общую глубинную структуру – глубинный синтаксис и глубинный словарь». 

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Вине, Ж.-П., Дарбельне, Ж. Технические способы перевода (Вопросы теории и практики перевода в зарубежной лингвистике) – М., 1978. – С. 157 – 167.

2. Комиссаров, В.Н.  Современное переводоведение.  М., ЭТС, 2004. – С. 43 – 46.

3. Комиссаров, В.Н. Слово о переводе. – М., ЭТС, 2004.

4. Фёдоров, А.В.  Основы общей теории перевода, - М., 2002. – с. 110 – 114.

Причастие II как неличная форма глагола

Казначеева Татьяна Владимировна – ассистент кафедры иностранных языков, лингвистики и перевода, Региональный открытый социальный институт, г. Курск, Россия

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Для того чтобы приступить к освещению вопроса, указанного в названии данной статьи, хотелось бы остановиться на разделении глаголов на личные и неличные формы более подробно. Известно, что вторыми названиями этих же форм являются финитные и нефинитные формы, название которых произошло от термина “verbum finitum”, указывающего на особенности обозначаемого действия, оно должно развиваться во времени.

О. Есперсен предложил особое название для последней группы глаголов, это так называемые «вербалии» или «вербоиды», подразумевающие под собой инфинитивы, герундии, причастие I, а также интересующее нас причастие II. В полной мере перечисленные формы не могут быть названы глаголами, так как они комбинируют в себе свойства и других частей речи [3].

Говоря о признаках таких «гибридных» частей речи, можно отметить следующие. К числу неглагольных признаков можно отнести:

·  отсутствие прямого обозначения процесса;

·  отсутствие спряжения по категориям лица и числа;

·  отсутствие форм времени и наклонения;

·  отсутствие функционирования в качестве самостоятельного сказуемого;

·  согласование с глаголами как неглагольных частей речи в определенных контекстах.

К числу глагольных признаков можно отнести:

·  грамматическое значение все же относится к процессуальному;

·  наличие категории вида и залога;

·  сочетаемость с прямыми дополнениями и обстоятельствами;

·  способность выражать предикативные значения в особых полупредикативных конструкциях [6].

Обобщая полученные факты, можно сделать вывод, что причастие является промежуточной формой между глаголом и другими частями речи.

Разница между личными и неличными формами глагола выражается в категории «финитности». Глагольная предикация позволяет выразить глагольное значение и содержание данной категории. В личных формах глагола происходит передача полной предикации, в неличных формах – полупредикация, или, по-другому, неполная предикация [3].

Для того чтобы произвести разделение форм глагола, необходимо обратить внимание на выражение времени и наклонения, лежащих в основе предикативной функции: так как у неличных форм глагола отсутствуют специальные средства выражения категориальной семантики времени и наклонения, то они являются слабыми членами при сравнении.

Если рассматривать англоязычные вербалии с точки зрения истории, то последние являли собой отделенные именные формы, не связанные с глаголом, а при дальнейшем развитии языка они постепенно слились с глагольной системой, приобретя глагольные категории вида, залога и т.д.

В то время как личные формы глагола способны выполнять только одну синтаксическую функцию – быть простым сказуемым предложения, неличные формы способны замещать ряд синтаксических позиций, за исключением функции простого сказуемого. По выполняемым в предложении функциям они близки к именным частям речи; впрочем, как мы увидим далее, инфинитив несколько отличается от других неличных форм. В основном, однако, комбинаторика неличных форм – инфинитива, причастия и герундия – во многом близка к глаголу, кроме причастия второго, все эти формы способны сочетаться с прямым дополнением, и все могут определяться наречием. Глагольным свойством является и то, что, кроме причастия второго, все эти формы имеют видовую парадигму. Категория лица и числа у них отсутствует; категория времени как таковая также отсутствует, они неспособны помещать действие в тот или иной временной отрезок, они указывают лишь соотношение времени обозначаемого ими действия с действием глагола-сказуемого – одновременность или предшествование ему. Таким образом они обозначают только относительное время [4].

Все эти формы появились в языке как именные формы; и только постепенно в ходе развития языка они втягивались в систему глагола и приобретали глагольные категории вида и залога, а также глагольную комбинаторику.

Причастие II означает процессуальный признак и может быть охарактеризовано как явление смешанной процессно-признаковой природы. У причастия второго только одна форма, традиционно описываемая в практической грамматике как «третья форма» глагола и используемая для образования аналитических форм пассива и перфекта личных форм глагола, например: is taken; has taken. Категориальные значения пассива и перфекта имплицитно выражаются причастием вторым в свободном функционировании, например, когда оно выступает в предложении как определение или предикатив: He answered through a firmly locked door (причастие II в функции определения); The room was big and brightly lit (причастие II в функции предикатива). Функция причастия II часто рассматривается как адвербиально-обстоятельственная в примерах типа: When asked directly about the purpose of her visit she answered vaguely. Однако такие конструкции представляют собой скорее случаи синтаксической компрессии, чем самостоятельного адвербиального использования причастия II, ср.: When asked directly / When she was asked directly. Таким образом, причастие II можно охарактеризовать как неличную форму глагола, сочетающую глагольные признаки (процессную семантику и глагольную сочетаемость) с признаками прилагательного [1].

Как и все неличные формы глагола, причастие второе может образовывать вторично предикативные конструкции в сочетании с собственным, «внутренним» субъектом-подлежащим; к причастным полупредикативным конструкциям относятся «сложное дополнение с причастием вторым», например: I’d like to have my hair cut; We found the door locked; «сложное подлежащее с причастием вторым» (которое представляет собой трансформ сложного дополнения в пассиве), например: The door was found firmly locked; «абсолютная причастная конструкция», например: She approached us, head half turned; He couldn’t walk far with his leg broken.

Значение перфекта передается причастием вторым во взаимодействии с лексико-грамматической характеристикой глагола: с предельными глаголами причастие второе передает значение предшествования («относительное прошлое»), а причастие первое – одновременность («относительное настоящее»), ср.: burnt leaves (‘the leaves have already been burnt’; относительное прошлое) – burning leaves (‘the leaves are burning now’; относительное настоящее); отсюда и альтернативная пара терминов: причастие первое – причастие настоящего времени, причастие второе – причастие прошедшего времени. С непредельными глаголами это различие нейтрализуется и причастие второе передает одновременность, например: a brightly lit room [2]. 

Кроме того, причастие первое и причастие второе иногда противопоставляются как «активное причастие» и «пассивное причастие», например: the person asked (пассив) – the person asking the question (актив); хотя причастие второе также участвует в структурном формировании пассива и перфекта причастия первого, например: being asked, having asked. Это, а также другие отличительные черты причастия второго, подтверждают его статус как отдельной неличной формы глагола [5].

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1.  Латышева, И.А. Количественные параметры исследования выразительности поэтического текста: автореф. дис. канд. филол. наук: 10.02.04 / И.А. Латышева; Воронежский государственный университет. – Воронеж, 2004. – 22 с.

2.  Малявин, Д.В. Вводные элементы и вставки в составе предложения в современном английском языке: автореф. дис. канд. филол. наук: 10.02.04 / Д.В. Малявин ЛГПИ им. А.И. Герцена. – Запорожье, 2003. – 18 с.

3.  Петерсон, М.Н. Очерк синтаксиса русского языка / М.Н. Петерсон – М.: Наука, 2003. – 345 с.

4.  Пешковский, А.М. Русский синтаксис в научном освещении / А.М. Пешковский – М.: Астрель, 2006. – 541 с.

5.  Розенталь, Д.Э. Современный русский язык / Д.Э. Розенталь – М.: Наука, 2009. – 256 с.

6.  Степанов, Ю.С. Имена. Предикаты. Предложения. / Ю.С. Степанов – М.: Наука, 2002. – 358 с.

Проблема классификации и семантическая характеристика фразеологических единиц

Автор: Сидоренко Ольга Николаевна, ассистент кафедры лингвистики и межкультурных коммуникаций, кафедра лингвистики и журналистики, Ростовского государственного экономического университета (РИНХ).

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Исследуя работы по фразеологии, нельзя не принимать во внимание следующую классификацию, которая находит свое отражение в работах нескольких лингвистов и претерпевает ряд изменений. Так, в работе З.Н. Анисимовой различаются три группы фразеологических единиц (далее ФЕ).

 1. Фразеологические единицы классифицирующего характера. К ним относятся обороты, которые обозначают более частные, видовые понятия по отношению к понятиям, обозначаемым существительными (вторыми компонентами) вне фразеологической единицы. (Ex. Hard money – металлические деньги);

 2. Фразеологические единства (Ex. Blind alley);

 3. Фразеологические сращения (Ex. Hot air – болтовня, brown study –мрачное раздумье, размышление) [5; с. 281].

Говоря о классификации З.Н. Анисимовой, Н.А. Азарх правильно отмечает, что «при данной классификации одна выделяемая группа не исключается, а как бы накладывается на другую» [5; с. 284]. В похожей классификации, представленной А.В. Кумачевой, выделено не три, а две группы ФЕ. Автор аргументирует это тем, что классификация по трем типам фразеологических сочетаний не может быть признана исчерпывающей, так как, во-первых, наблюдается много переходных случаев, отнесение которых к той или иной группе вызывает сомнение, подход к определению того или иного типа сочетаний недостаточно мотивирован и несет субъективный характер. Исходя из этой аргументации, А.В. Кумачева выделяет: 1) фразеологические выражения (фразеологические сращения и фразеологические единства) и 2) фразеологические сочетания.

В работах Ю.А. Потаповой и М.А. Кащеевой представлены следующие классификации. Если брать во внимание степень идиоматичности, то ФЕ могут быть разделены на три большие группы:

 1. Фразеологические объединения (phraseological fusions) являются полностью немотивированными группами: to kick the bucket – умереть, и др. Идиоматичность, как правило, сопряжена с абсолютной стабильностью лексических компонентов и с грамматической структурой объединения.  

 2. Фразеологические единства (phraseological unities) являются частично немотивированными, т.к. их значение обычно воспринимается посредством переносного, метафоричного значения целой ФЕ. Например: “to show one’s teeth” «проявить характер» если дать семантическую мотивацию при помощи объединенного лексического значения, то данные ФЕ могут быть восприняты в их литературном значении.

 3. Фразеологические словосочетания (phraseological collocations) мотивированны, но состоят из слов, обладающих особой лексической валентностью, которая объясняется высокой степенью стабильности сочетаний такого рода. Во фразеологических словосочетаниях разнообразие употребляемых слов строго ограничено. Например: bear a grudge может быть изменено в “bear malice”, но никогда в  “bear a fancy/liking” [6; с. 75].

Вопросом изучения проблем фразеологии лингвисты занимаются довольно долго. Важнейшим моментом является систематизация фразеологического материала из-за необходимости глубже проникнуть в семантическую систематику самих фразеологических типов. На сегодняшний день существуют две основные лингвистические теоретические школы, занимающиеся проблемами английской фразеологии, основанные Н.Н. Амосовой и А.В. Куниным. Попытаемся проследить основные идеи этих школ. Согласно теории Н.Н. Амосовой, фразеологическая единица – это единица, употребляемая в постоянном, неизменном контексте. Это постоянная комбинация слов, в которой хотя бы один компонент содержит фразеологически ограниченное значение; Например фразема: “a white lie”- невинная ложь; “husband`s tea – жидкий чай; либо значение каждого компонента фразеологической группы ослабевает, либо полностью теряет своё денотативное значение, это происходит в идиоме: red tape – бюрократия; mare`s nest – абсурд [2; с. 5].

В классификации ФЕ Н.Н. Амосовой фразеологизмы делятся на идиомы и фраземы (в основу положена классификация Т.Н. Дербуковой). Но и эта классификация страдает серьёзными недостатками. Прежде всего, не выдержан единый классификационный принцип: идиомы выделяются по принципу наличия целостности значения, основанного на ослаблении лексического значения компонентов, а фраземы – по принципу наличия фразеологически связанного значения, обусловленного единичной сочетаемостью одного из компонентов. Таким образом, одна группа выделяется на основе чисто семантического принципа, а другая – на основе структурно-семантического принципа. Выделение первой группы только на основе семантического критерия неправомерно. Семантический критерий вне связи со структурой словесного образования не поддается точному измерению и учету и неизбежно приводит к субъективным оценкам.

 Таким образом, с точки зрения принципов, положенных в ее основу, классификация, предложенная Н.Н. Амосовой, не вполне адекватна. Выделение двух типов значений в английской фразеологии является явно недостаточным. Что касается фразем, выделяемых Н.Н. Амосовой в качестве второго класса ФЕ, то этим словесным группам посвящены некоторые работы А.И. Смирницкого, З.Н. Анисимовой и Т.Н. Дербуковой. Большинство приводимых ими примеров не подтверждает единичной сочетаемости одного из компонентов. Строение ФЕ может быть весьма разнообразным. Проанализировав лингвистическую литературу по данному вопросу, можно прийти к выводу, что большинство англистов выделяют два структурных типа ФЕ.

1. Фразеологические словосочетания. К этому типу принадлежат фразеологизмы, имеющие строение переменных словосочетаний с подчинительной связью между компонентами. Поскольку структурное соответствие ФЕ словосочетанию является общепризнанным, различие между единицами переменного и постоянного контекста в этом отношении сводится лишь к тому, что если понятие переменного распространенного словосочетания еще нуждается в теоретическом обосновании, то идиомы, имеющие более чем двучленное строение, безусловно, представляют собой единое словосочетание. Фраземы соответствуют простому словосочетанию, идиомы же могут  состоять и из простого, и из распространённого словосочетания.

2. Сочинительные фразеологизмы. В области переменных сочетаний соединение морфологически однотипных слов посредством союзной (иногда бессоюзной перечислительной) связи дает ряд однородных членов предложения, ни один из которых не является грамматически ведущим по отношению к другому, а, напротив, каждый выполняет ту же синтаксическую функцию, что и любой другой член данного ряда. Но такое же соединение, став единицей постоянного контекста, тем самым из открытого, незамкнутого ряда фактически равноправных и грамматически независимых друг от друга членов предложения превращается в замкнутый фразеологический комплекс – фразеологическое словосочетание.

Приведенные выше классификации ФЕ и многочисленные определения фразеологии свидетельствуют о том, что вопросом фразеологии интересуются многие лингвисты. Изучение ФЕ заслуживает особого внимания и является практически значимым, поскольку, как отмечает ряд лингвистов, знание иностранного языка предполагает и знание его фразеологии, и умение употреблять в речи «устойчивые единицы, единицы фразеологизированной структуры» [1; с. 3].

Среди работ, посвященных исследованию ФЕ, особое место занимают труды всемирно признанного выдающегося фразеолога, автора первого в нашей стране учебника фразеологии современного английского языка и создателя англо-русского фразеологического словаря А.В. Кунина. Рассматривая английскую фразеологию с диалектико-материалистических позиций как системное явление, учёный особое внимание уделяет изучению устойчивости ФЕ, их семантической структуре и компонентному составу, происхождению ФЕ современного английского языка.

А.В. Кунин дает следующее определение: «ФЕ – это устойчивое сочетание слов с полностью или частично переосмысленным значением, можно сделать вывод, что это значение может быть симантически связано с другим, соответственно логично вести речь о синонимичных, антонимичных и других способах выражения фразеологических единиц» [5; с. 273].

Касаясь такого фундаментального вопроса, как соотношение ФЕ и слова, А.В. Кунин считает неправомерным говорить об эквивалентности фразеологизма слову в силу ряда причин: ФЕ обычно стилистически окрашено, а слово, которое может выступать в роли её идентификатора, стилистически нейтрально; ФЕ является раздельно оформленным образованием, а слово – цельнооформленным. Учёным подробно рассмотрены структурно-семантические и грамматические характеристики субстантивных, глагольных, адъективных, адвербиальных и других ФЕ. При исследовании глагольных ФЕ А.В. Кунин замечает, что «специфичными для английского языка являются образования типа give up – оставить, отказаться, let on – делать вид» [5; с. 111], которые он называет устойчивыми оборотами. Однако сущность таких словосочетаний трактуется противоречиво. Наибольшее число споров вызывает природа второго компонента, рассматриваемого одними лингвистами как наречие или предлог, а другими – как постпозитивная приставка.

Теория А.В. Кунина основана на концепции определённого постоянства фразеологического уровня; ФЕ характеризуется определённой минимальной неизменностью. А.В. Кунин разделят понятие постоянного использования, структурное и семантическое постоянство значения и лексических составляющих, морфологическое постоянство и синтаксическое постоянство. Их степень может варьировать и образовывать определенные пределы, но как бы степень постоянства не оказывала влияния, именно идиоматическое значение является характерной чертой ФЕ. В его трудах фразеологические единицы систематизированы по семантическим группам: синонимам, антонимам, омонимам, полисемантичным фразеологизмам, наиболее употребительным в английской и американской литературе [5; с. 129].

Проблема семантических категорий во фразеологии как аспект исследования семантических связей внутри системных отношений языковых единиц является одной из важных проблем семантики. Как показали наблюдения, фразеологический фонд английского языка, несмотря на все разнообразие структурных и семантических особенностей, характеризуется рядом системных свойств, одним из которых является наличие синонимичных и антонимичных сопоставлений фразеологических единиц. Такие пары фразеологических единиц, как with a good grace (охотно) – with a bad grace (неохотно), as dull as ditch-water (грустный) – as cheerful as a lark, gay as a lark (очень веселый), образуют в системе фразеологии противопоставления по значению. Способность таких единиц, как be in smooth water(s), be out of the wood(s), turn the corner (выбираться из критического положения, затруднения) совпадать по своему значению принято рассмотреть как синонимию фразеологических единиц. Говоря о синонимах ФЕ, необходимо учитывать конотативные характеристики, закрепленные за языковой единицей. Рассматривая фразеологические синонимы в фразео-синонимическом ряду, исследователь всегда обращает внимание на сложную, тонкую систему различий в количестве и номенклатуре компонентов, входящих в конотативный аспект значения ФЕ – синонимов. Так же хотелось бы заметить, что фразеологические синонимы могут различаться по таким компонентам конотативного аспекта значения как образность, интенсивность, эмотивно-оценочный компонент и функционально-стилистическая принадлежность.

К примеру, в синонимичном ряду с общим значением “to reprimand smb.” многие фразеологические синонимы имеют неадекватную образную основу и обладают, к тому же, дифференцированным критерием как эмотивно-оценочный компонент [3; с. 32].

Ex. 1. to tear smb. off a strip – to reprimand smb. angrily(Brewer)

From the idea of striking smb. with a whip and taking off a piece of his skin as a result. (Brewer).

2. to bite (snap) smb’s head off   –  to show ill temper towards smb.

Snarling dogs snap at each other’s noses. (Brewer).

ФЕ-синонимы могут различаться наличием / отсутствием такого компонента семантической структуры, как интенсивность. Компонент интенсивности характерен для следующих ФЕ – членов ряда:

1. to give it to smb. hot and strong;     to punish smb. severely either                                                                      

physically or verlally

2. to give smb. a dressing down;        to reprimand smb. severely

Многие ФЕ-синонимы – члены фразео-семантического ряда со значением to reprimand smb. – имеют различное функционально-стилистическое употребление.

1. to call (have) smb. on the carpet (coll.)

2. to come down upon smb. like a ton of bricks (coll.)

3. to tell smb. where to get off (coll.)

Важнейшей особенностью фразеологических единиц является полностью или частично переосмысленное значение. Переосмысленный характер значения фразеологической единицы устанавливается путем ее наложения на переменное сочетание слов (словосочетание или предложение), которое легло в ее основу. В случае отсутствия таковых, путем сравнения значения фразеологизма с буквальными значениями ее компонентов. Под переосмыслением понимается любой отход от буквального значения. Полное или частичное переосмысление значения свойственно также переменным сочетаниям слов и в частности авторским образованиям, однако характер подобного переосмысления принципиально отличается от переосмысленного значения ФЕ. Фразеологическое значение является фактором языка, а не речи. Оно свойственно образованиям, для которых характерна фразеологическая устойчивость. Устойчивость фразеологического значения тесно связана с устойчивостью лексического состава фразеологической единицы.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ.

1. Алехина, А.И. Семантические группы во фразеологии современного английского языка. Минск: Изд-во Высшая школа. 1978.

2. Амосова, Н.Н. Основы английской фразеологии. – Ленинград: Изд-во ленинградского университета. 1963.

3. Богоявлинская, Е.В. О критерии разграничений фразеологических синонимов (на материале фразеологических единиц выражающих отношение между людьми)// Сборник научных трудов, выпуск 226 Фразеологическая семантика в парадигматике и синтагматике. – М.: Педагогический институт иностранных языков им. Мориса Тореза. 1984.

4. Кунин, А.В. Английская фразеология (теоретический курс). – М.: Изд-во Высшая школа. 1970.

5. Кунин, А.В. Структурно-семантические аспекты первичной фразеологии. // Основы русской фразеологии. – М.: Педагогический институт иностранных языков им. Мориса Тореза. 1987.

6. Ginsburg, R.S., Khidekel, S.S., Knyazeva, G.Y., Sankin A.A. A course in Modern English Lexicology// Vysšaja Šcola. – Moscow. 1979.

Проблема соотношения и применения основных переводческих техник при поиске эквивалентов

Автор: Новосёлова Юлианна Александровна, заместитель директора Института филологического образования и межкультурных коммуникаций ФГБОУ ВПО «Башкирский государственный педагогический университет им.М.Акмуллы», г. Уфа, Республика Башкортостан

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Процесс перевода можно считать завершенным лишь после того, как при очередном прочтении исходного текста переводчик удостоверился, что тот или иной его элемент не пропущен, и смысл его передан на другой язык. Процесс выбора приёма перевода – сложная работа, нежелательным последствием которой по причине психофизиологического характера (переутомление переводчика), либо ввиду отсутствия подходящего эквивалента в языке перевода, зачастую становятся пропущенные элементы исходного текста – иными словами, утраченные единицы, для восстановления которых необходим детальный анализ как текста оригинала, так и переведённого текста. По природе своей процесс перевода не представляет особой сложности. Согласно Ж.-П. Вине, Ж. Дарбельне, чтение на исходном языке почти автоматически вызывает сообщение на языке перевода [1, с. 165], но следует учитывать и влияние того факта, что переводчик сближает две лингвистические системы, одна из которых эксплицитна и устойчива, а вторая потенциальна и адаптируема [1, с. 163]. В связи с этим переводчику предстоит исследовать текст оригинала, оценить дескриптивное, аффективное и интеллектуальное содержание единиц перевода, которое он вычленил, попытаться восстановить ситуацию, которая описана в сообщении, взвесить и оценить стилистический эффект. Все эти действия являются так называемыми предпосылками поиска эквивалентов посредством разнообразных переводческих техник, подходящих для конкретного контекста.

В.Н. Комиссаров выделяет семь основных способов перевода, располагая их в порядке возрастания степени сложности применения [3, с. 185]. Они могут использоваться как отдельно, так и комбинированно.

Как правило, переводчик выбирает способ либо прямого перевода (заимствование, калькирование, дословный перевод), либо косвенного перевода (транспозиция, модуляция, эквиваленция, адаптация). В первом случае сообщение на исходном языке легко переводится в сообщение на языке перевода, так как оно основано на параллельных категориях (структурный параллелизм) или на параллельных понятиях (металингвистический параллелизм) [1, с. 159]. Во втором случае вследствие структурных или металингвистических различий некоторые стилистические эффекты невозможно передать на языке перевода, и если же переводчик констатирует в языке перевода подобный «пробел», его необходимо заполнить эквивалентными средствами, четко контролируя ход и целесообразность их применения, добиваясь того, чтобы общее впечатление от двух общений было одинаковым. 

При переводе одной и той же фразы можно пользоваться как одной, так и несколькими техниками перевода. Порой даже сложно определить, какой из них воспользовался переводчик для передачи смысла сообщения. Например, надписи предупредительного характера на английском языке «Private», «Wet paint», «No smoking» (не входить; осторожно, окрашено; не курить) при переводе на французский - «Défence d’entrer», «Prenez garde à la peinture», «Défence de fumer» были переданы при помощи приёмов, одновременно содержащих в равной степени как элементы транспозиции (прилагательное private переводится через субстантивированное выражение), так и модуляции (мы переходим от констатации к предупреждению), и эквиваленции (перевод получается посредством воссоздания ситуации, без обращения к структуре [1, с. 165]).

При переводе идиоматического выражения «Like a wolf in the forest» можно поискать подобные выражения в других языках, описывающие аналогичные по смыслу ситуации: «Comme un loup dans la forêt» – французский вариант, «Бегать как волку в чистом поле», т.е. быть свободным – по-русски. Эквиваленции чаще носят синтагматический характер и затрагивают всё предложение целиком, и в этом случае мы видим, что одна и та же ситуация описана переводчиком в трех фразах при помощи различных стилистических и структурных средств.

«Крайним пределом» в процессе перевода считается адаптация. Это такая переводческая техника, при которой ситуация в исходном языке не существует в языке перевода, и она должна быть передана при помощи другой ситуации из языка перевода, ей эквивалентной. Иными словами, адаптация – это эквивалентность ситуаций. Так при переводе выражения с французского языка «Elle a embrassé sa copine sur le bouche quand elle l’a vue» [6, с. 137] на русский как «Она поцеловала свою подругу в губы, когда она её увидела» в язык перевода вносится элемент, которого в нём не существует как факта русской культуры. Правильнее же будет сказать «Она нежно обняла подругу при встрече».

В некоторых случаях, когда адаптация нецелесообразна или может привести к искажению смысла высказывания, следует произвести реадаптацию – возвращение к оригиналу в соответствующем контексте исходного языка. Например, при переводе выражения «Борьба куреш – один из видов национального спорта башкир» с русского языка на английский и французский вряд ли стоит адаптировать существительное «куреш» и использовать менее подходящие по смыслу варианты «la lutte», «la battaille», «the battle». Необходимо реадаптировать эту единицу и передать её при помощи транскрипции либо транслитерации «kuresh» для английского и «kourèche» для французского языка.

Также не стоит адаптировать некоторые важные национально-культурные, политические понятия в языке перевода (что часто происходит при синхронном переводе), например, Eurovision или cricket в Tour de France [1, с. 165] – может произойти непонимание со стороны адресата, и коммуникация не состоится на должном уровне.

Транспозицией называется замена одной части речи другой частью речи при переводе без изменения смысла всей фразы. Например, в предложении «Dans cette lettre Georges nous a annoncé qu’il arriverait» [3, с.145] (В этом письме Жорж объявил нам, что он приедет) мы можем заменить путем транспозиции глагол arriverait на существительное (son) arrivée. Таким образом, получаем фразу: «В этом письме Жорж объявил нам о своём прибытии». Оборот «что он приедет» является основным, второй же оборот «о своём прибытии» будет назваться транспонированным по отношению к первому. Со стилистической точки зрения эти оба оборота не будут обязательно эквивалентными. Если транспонированный оборот действительно лучше вписывается во фразу, звучит более выразительно, может быть удачнее адаптирован к художественному стилю текста, позволяет восстановить стилистические нюансы, то переводчику стоит им воспользоваться.

Наконец, когда посредством перевода мы получаем высказывание грамматически правильное, но противоречащее эмоциональному тону перевода, необходимо изменить «угол» его восприятия читателем – носителем культуры языка перевода или изменить точку зрения, выраженную этим высказыванием. Классическим примером служит передача английского выражения «the time when» французскими «le moment où», «quand» [1, с. 163]. Также модуляция способна представить утверждение в положительной форме на языке перевода, когда в исходном языке оно выражается негативной формой: «C’est facile de montrer» (отрицательная форма во французском языке) – «It’s not difficult to show» (отрицательная форма в английском языке) – («Не трудно показать, что...» – отрицательная форма в русском варианте). Этот пример свидетельствует о том, что высокая частотность лексической единицы как факта языковой реальности, её широкое употребление в языке оригинала, закрепленность в словарях, в грамматических, стилистических и культурных обычаях обуславливают то, что человек, достаточно хорошо владеющий двумя либо несколькими языками, обладает правом избирать те или иные переводческие техники в соответствии с содержанием предлагаемого для перевода текста.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Вине, Ж.-П., Дарбельне, Ж. Технические способы перевода (Вопросы теории и практики перевода в зарубежной лингвистике) – М., 1978. – С. 157 – 167.

2. Ги де Мопассан. Собрание сочинений (в переводе Н.В. Чеботаревской с параллельным текстом на русском языке: «Boule de suif). - М.,  «Аурика», 2012.

3. Комиссаров, В.Н. Современное переводоведение. - М., ЭТС, 2004. – 187 с.

4. Комиссаров, В.Н. Слово о переводе. - М., ЭТС, 2004.

5. Фёдоров, А.В. Основы общей теории перевода, - М., 2002. – С. 114 – 118.

6. Саган, Ф. Собрание сочинений (в переводе Н.В. Чеботаревской с параллельным текстом на русском языке: «Bonjour,tristesse»; «Un peu de soleil dans l’eau froide»). - М., «Аурика», 2012.

Проблема числительных как части речи

Автор: Дубровская Вероника Владимировна, ассистент кафедры основ английского языка факультета английского языка Нижегородского государственного лингвистического университета им. Н.А. Добролюбова

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Вопрос о принципах выделения частей речи относится к числу наиболее сложных и запутанных в современном языкознании. Несмотря на то, что классификация слов по частям речи восходит к античным грамматикам, актуальность исследований в этой области сохраняется по сей день.

Расхождения в классификациях частей речи касаются трех моментов: числа выделяемых частей речи; критериев и принципов, положенных в основу классификаций (семантические, синтаксические и/или морфологические критерии), целесообразности применения только одного критерия (гомогенная классификация) или нескольких критериев (гетерогенная классификация).

В конце XIX в. А.А. Потебня и Ф.Ф. Фортунатов выдвинули разные принципы классификации частей речи. Потебня на первое место поставил семантику частей речи, указав также и на их синтаксическую роль. Фортунатов построил классификацию частей речи на последовательном проведении морфологического принципа, назвав классы слов формальными классами. Л.В. Щерба предложил классифицировать слова по совокупности морфологических, синтаксических и семантических признаков.

В современном языкознании вопрос об основах классификации частей речи остается дискуссионным. Одни лингвисты определяют части речи как лексическую категорию, лексическую классификацию слов, как инвариант предметно-логического плана (Ю.М. Скребнев, А.Е. Михневич). Другие лингвисты считают, что части речи – это логические разряды слов и поэтому решающее значение при выделении частей речи имеют их морфологические признаки. Однако этот критерий непригоден для языков со слабо развитой морфологической системой. Например, в английском языке определять части речи приходится на основании двух признаков: семантического (категориального значения) и синтаксического (сочетаемости и функции в предложении).

Наконец, части речи рассматриваются как лексико-грамматические разряды слов, которые отличаются друг от друга не только рядом грамматических черт (морфологически – изменяемостью и неизменяемостью, способом изменения, парадигматикой; синтаксически – способами связи с другими словами и синтаксической функцией), но и лексически. Эта точка зрения является наиболее принятой в современном языкознании. 

Полная характеристика частей речи требует характеристики каждой части речи по всем ее признакам (морфологическим, синтаксическим и семантическим).

Статус числительных в языковых классификациях до сих пор остается дискутируемой проблемой. С одной стороны, они являют собой пример чрезвычайно монолитного в структурно-семантическом отношении участка лексики, с другой – «озадачивают» исследователя целым рядом вопросов. Общепринятые частеречные характеристики, базирующиеся на триаде «семантика – морфология / словообразование – синтаксис» в случае с числительными обнаруживают определенные противоречия. Что именуют числительные? Чем обусловлены их морфологические, словообразовательные и синтаксические свойства, в одних случаях сближающие числительные с существительными, прилагательными и местоимениями, а в других, свидетельствующие об индивидуальном своеобразии числовых наименований? Отсутствие достаточно четких ответов на эти и иные вопросы приводит в итоге к тому, что числительные, которые представляют собой универсалии и имеются практически во всех языках, становятся порой изгоями частеречных систем. Право числительных именоваться самостоятельной частью речи периодически оспаривается, вплоть до его полного отрицания. Это – парадокс, уникальный для группы лексики столь цельной и столь обширной [2, C. 6].

Отто Есперсен считал, что числительные «было бы, вероятно, правильнее рассматривать как особый подразряд внутри местоимений, с которыми они имеют несколько сходных черт» [6].

Генри Свит так же не признавал числительные в качестве самостоятельной части речи, называя их особым классом существительных и прилагательных (noun-numeral, adjective-numeral) [7, C. 37]. При этом количественные числительные могут свободно использоваться и как прилагательные, например, three men, we are seven, и как существительные – the three, all three, three of us, by twos and threes. Что касается порядковых числительных, они главным образом употребляются как прилагательные.

Неодинаковые в ряде случаев грамматические свойства, характеризующие отдельные числительные, объясняются тем, что имя числительное как особая лексико-грамматическая категория слов складывалась постепенно и на базе различных имен существительных и прилагательных. «Математическое отвлеченное мышление вторглось в общий язык и трансформировало систему числительных имен, лишив их отчетливых форм имени, оторвав их от структуры существительных и прилагательных» [1, C. 234].

Числительное – класс полнозначных слов, обозначающих число, количество, меру и связанные с числом мыслительные категории порядка при счете, кратности (повторяемости), совокупности [4, C. 582]. В соответствии с этими значениями выделяются количественные и порядковые числительные. Количественные числительные обозначают количество, число, отвлеченный результат счета; порядковые – порядковые номера, присваиваемые предметам или явлениям в процессе счета.

Выражение числительными счетно-числовых понятий целиком определяет характерное для них абстрактно-количественное значение, несвойственное другим разрядам слов. Именно это абстрактно-количественное значение и отличает прежде всего числительные от других имен.

«Категория числа (по крайней мере в пределах счета до тысячи) в западноевропейских языках освобождена от предметности. Понятие числа здесь математизировано, если можно так выразиться. Название числа является абстрактным показателем количества однородных предметов, обозначением их счета. Во многих языках, например, латинском, греческом, французском, немецком, английском, числительные имена (по крайней мере, начиная  с 4) не имеют ни форм рода и числа, ни форм падежей, а следовательно, сами по себе не определяются прилагательными» [1, C. 233]. К английскому языку это положение применимо в большей мере, чем к другим языкам, так как в нем эти особенности присущи числительным, начиная с единицы. Категория предметности может присутствовать только в числительном «million», которое может принимать форму множественного числа и требует в этом случае употребления предлога of; так, наряду с three million people возможно также three millions of people [3, C. 142].

Числительные, начиная с двух, выступают в качестве своеобразного средства точного определения того недифференцированного понятия множественности, которое свойственно во множественном числе именам существительным (ср.: There were desks in the room. – There were five desks in the room.). Этим и объясняется употребление числительных (если они не употребляются отдельно) в соединении лишь с именами существительными; последние указывают в данном случае на те однородные предметы, количество которых обозначается соответствующими числительными.

Таким образом, абстрактно-количественная семантика числительных, выражающаяся в том, что они являются чистыми количественными определителями существительных, предполагает в то же время точное и конкретное указание того или иного количества в определенных счетных единицах. Именно этим числительные резко отличаются от неопределенно-количественных слов, выражающих недифференцированное большое или малое количество. Числительные – это слова, выражающие определенное числовое количество.  

Специфическое абстрактно-количественное значение числительных является основным, но не единственным признаком, отграничивающим их от имен существительных и прилагательных.

Числительные обладают также и целым рядом морфологических и синтаксических свойств, совершенно нехарактерных для других имен.  В основе грамматической специфики числительных лежит их особое отношение к грамматическому числу: выражая понятие числа своим лексическим значением, числительные обычно не соотносятся с категорией грамматического числа; изменение числительных по числам избыточно. В одних языках (например, в русском) происходит нейтрализация грамматического числа у числительных, в других (например, в английском) с числительными координируется одно из чисел, нередко множественное, поскольку лексическое значение числительных связывается с понятием множества.

Морфологические типы числительных, выделение которых осуществлено традиционной школой и зафиксировано в нормативных грамматиках современного английского языка, включают: простые числительные one, two, three, … eleven, twelve; производные thirteen, fourteen, … nineteen; twenty, thirty, …ninety, определяемые обычно как суффиксальные дериваты, но допускающие также их рассмотрение как сложных слов; сложные слова twenty-one, ninety-nine; несколькословные наименования синтаксического типа: one hundred and sixty-seven [2, C. 31].

У числительных есть также и ряд синтаксических особенностей, среди которых необходимо прежде всего отметить возможность модификации числового имени посредством специальной группы наречий (approximately ten, about three hundred, over sixty, up to ninety-eight, etc.), выступающих в роли «нумеральных трансификаторов», которые преобразуют значение точной суммы в значение неточной суммы частей целого.  В языках с развитой морфологией существительное, сочетающееся с числительным, употребляется в родительном падеже. Кроме того следует упомянуть такие факты, как фиксированность начальной позиции числового имени в цепочке приименных определений, нехарактерность использования числительного в самостоятельной предикативной позиции и возможность согласования комплекса «числительное + существительное» с глаголом, стоящим как во множественном, так и в единственном числе [2, С. 138].

Своеобразную группу среди имен числительных представляют и с точки зрения своего словообразовательного строения. Понятие бесконечности числового ряда носит аксиоматический характер. Однако числительные обладают характерной для них строгой ограниченностью производных основ, от которых образуются все остальные слова данной части речи при помощи суффиксации и словосложения.

В области  английских числительных живых суффиксов нет. Омертвевших суффиксов всего три: -teen (OE -tiene) для образования количественных числительных от 13 до 19, -ty (OE -tig) для образования количественных числительных, выражающих десятки от 20 до 90 и -th (OE Þa) для образования порядковых числительных, начиная с 4 [3, С. 294].

В словообразовании важнейшей особенностью числительных является способность при помощи небольшого числа исходных компонентов выразить неограниченное множество чисел. Так, в русском языке при помощи компонентов один/одна/одно, два/две, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять/-десят, сорок, девяносто, сто/сот/ста/сти, тысяча, -на-, -дцать, можно образовать 999 999 числительных, а введение еще одного слова – миллион увеличивает это число до 999 999 999. Подобным образом организованы системы числительных и в других языках [4, С. 583].

Имя самого большого разряда, зафиксированного в большом словаре Уэбстера, соответствует числу 1000 ²¹ (vigitillion). Теоретически возможные более крупные разряды при наличии их цифрового знака не проименованы словесно [2, С. 122].  

В результате частого повторения у числительных нередко происходит затемнение формы и значения некоторых составных компонентов, выражающих числовое значение. В германских языках числительные eleven, twelve были изначально сложными словами, обозначавшими буквально «один оставшийся» или «один лишний» (сверх десяти), а также «два оставшихся» или «два лишних» (сверх десяти). Структурное обособление их от числительных ряда «13 – 19» было обусловлено по-видимому пережитком счета по дюжинам.

В тексте числительные составляют около 1% слов. Эта величина стилистически обусловлена характером текста, но поскольку количество исходных числительных ограничено, на каждое основное приходится значительная частота, а потому числительные «один», «два», «пять», «десять» относятся к наиболее употребительным словам в языке.

Употребительность числительных способствует их сохранению в системе данного языка, хотя названия крупных чисел нередко заимствуются. В древнеанглийском не было числительного больше тысячи. Million, ME millioun, – это французская форма позднелатинского millio, acc. millionem, образованная от латинского mille «тысяча». Billion, trillion – более поздние образования, в которых латинские префиксы bi- и tri- заменили первый слог в слове million, так что слово billion рассматривалось как сокращение от слова *bimillion. Слово milliard (Modern French) было образовано от латинского million заменой окончания -on увеличительным окончанием -ard, таким образом это слово означает «big million». Cлово million первоначально означало «group of thousands». В современном английском слово milliard было вытеснено из употребления словом billion (ср. рус. миллион, миллиард, триллион) [7, С. 361].

В древнеанглийском числительные two, three изменялись по родам, числительные больше трех имели две формы conjoint (присоединенная)  и absolute (независимая). Первая употреблялась, когда за числительным следовало существительное, например, fīf męnn “five men”. Вторая (обычно с окончанием -е) в предложениях без существительного: heora wœron fīfe “there were five of them” [7, С. 360]. «Одиннадцать» еleven (OE ęndleofan) и  «двенадцать» twelve (OE twęlf) – лексикализованные формы. Числительные от 13 до 19 являлись сложными словами, вторым компонентом которых выступало слово tiene – десять.

One (OE ān) «один», будучи числительным, представляет собой в английском языке, как и в других языках, также неопределенное местоимение: One never knows. Для выражения понятия «первый» в современном английском употребляется форма first (др.-англ. fyrst), образованная при помощи суффикса превосходной степени  -st от наречия fore «впереди».

Two (OE masc. twēgen, neut. and fem. twā). Для выражения понятия «второй» в английском употребляется слово second, заимствованное из французского. Внутренняя форма этого слова неясна ни для английского, ни для французского языкового мышления; исторически оно восходит к латинскому secundus (первоначальное значение «следующий»), причастию от глагола sequi «следовать». В древнеанглийском употреблялось слово ōÞer, которое в современном английском означает «другой» (other). В своем первоначальном значении встречается в выражении «every other day».

Three (OE Þrīe, neut. and fem. Þrēo). Для выражения понятия «третий» употребляется форма third, связанная и для современного языкового сознания с количественным числительным three. Она восходит к древнеанглийскому Þridda, которое превратилось в Þirda, среднеанглийское thirde путем так называемой метатезы (перестановки звуков i и r) [3, С. 143].

Остальные порядковые числительные образованы от соответствующих количественных при помощи суффикса -th (OE: -Þa), причем некоторые из них подвергаются при этом незначительным фонетическим изменениям.

Слова hundred (OE: hund, hundred – a noun), thousand (OE: Þūsend – a noun) могут выступать в роли существительных, например, hundreds (thousands) of people.

Для выражения дробей лишь в двух случаях применяются особые слова ½ – half, ¼ – quarter (последнее заимствовано из французского). Остальные дроби выражаются по одному установленному типу: знаменатель выражается субстантивированными порядковыми числительными (полная субстантивизация сказывается в образовании множественного числа на -s), числитель – обыкновенными количественными. 

С категорией числительных связаны и счетные наречия, отвечающие на вопрос «сколько раз?». Их, однако, всего два: once и twice и в поэтическом языке еще thrice. Это старые формы, образованные при помощи адвербиального суффикса -s (из родительного падежа). Начиная с трех, эти понятия обычно выражаются сочетанием соответствующего количественного числительного со словом times. “At length her eyes were lifted up to mine, and she stood on tiptoe to give me, more thoughtfully than usual, that precious little kiss – once, twice, three times – and went out of the room.” [5, С. 521].

Эти же слова и сочетания употребляются в смысле «вдвое, втрое» (больше, меньше) и т.д.: twice as long, three times as long. Любопытно, что в английском нет слова для выражения понятия «в полтора раза», и оно выражается описательным способом: half as long again, half as much again и т.п. [3, С. 145].

Статус числительного как самостоятельной части речи нередко оспаривается учеными,  тем не менее, английские числительные обладают достаточным набором семантических, морфологических и синтаксических признаков, отличающих данную часть речи от других классов слов.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1)    Виноградов, В.В. Русский язык: Грамматическое учение о слове, – М.: Высшая школа, 1972. – 613 с.

2)    Жаботинская, С.А. Числительные современного английского языка. Автореферат, Киев, 1982. – 24 с.

3)    Ильиш, Б.А. Современный английский язык, – М.: Издательство литературы на иностранных языках, 1948.  – 347 с.

4)    Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Сов. Энциклопедия, 1990. – 682 с.

5)    Dickens, Charles. David Copperfield. 2000. – 750 с.

6)    Jespersen, O. A Modern English Grammar on Historical Principles. Part 2. London: George Allen and Unwin Ltd, 1936.  – 512 с.

7)    Sweet, H. A New English Grammar Logical and Historical by Henry Sweet, M.A., Ph.D., LL. D. Part I Introduction, Phonology, and Accidence. Oxford. At The Clarendon Press 1955 GB. – 499 с.

Проблематика перевода  эвфемизмов с китайского языка на русский: на материале религиозного дискурса тематической группы смерть

Автор: Моховикова Наталия Сергеевна, аспирант Казанского (Приволжского) Федерального Университета, г. Казань, Россия

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Эвфемизм – это «способ непрямого, перифрастического и при этом смягчающего обозначения предмета, свойства или действия...» [2, с. 35].

«Эвфемизмы – это слова, которые используются для замены не прямого выражения, смысла более приятным или подходящим». Спустя некоторое время, в связи с распространением этих слов в языке, они становятся узнаваемыми широким кругом людей [6].

Явление эвфемии существует с тех самых пор, как возник социум с его культурно-религиозными и этническими связями и язык, необходимость которого заключается в сокрытии внешней грубости при помощи более приличных эквивалентов. В течение последних лет процесс образования эвфемизмов и проникновение их в язык современного общества протекает с большей интенсивностью.

Несмотря на существования определенных исследований, посвященных переводу эвфемизмов с китайского на русский (Чжан Чань), данная проблема не утратила своей актуальности, так как связана с необходимостью исследования двух генетически и структурно разных языков. Кроме того, актуальность стимулируется проблемами, возникающими в процессе перевода эвфемизмов с одного языка на другой.

Данная статья посвящена рассмотрению узкой тематической группы – смерть,вербализованной в религиозном дискурсе.

Смерть – это один из величайших страхов всего человечества. Смысл этого на первый взгляд обычного слова всегда сопряжён с эмоциями и чувствами, которые человек не хотел бы ощущать и испытывать. Именно поэтому многие отказываются говорить и слышать об этом. Поэтому совершенно неудивительно, что лексические единицы, относящиеся к тематической группе смерть, очень часто подвергаются эвфемистической замене.

При предварительном анализе было выявлено, что данная тематическая группа эвфемизируется как в русском, так и в китайском языках, поэтому можно предположить, что проблем при переводе возникнуть не должно. Однако «различия в системах языка оригинала и языка перевода и особенностях создания текстов на каждом из этих языков в разной степени могут ограничивать возможность полного сохранения в переводе содержания оригинала» [1, с. 184–186].  Проблемы, которые возникают при передаче эвфемизмов с одного языка на другой, прежде всего касаются выбора оптимального способа перевода, наиболее полно отражающего смысл исходного языка.

Перевод каждой лексической единицы во многом определяется условиями функционирования ее в языке, а эвфемизмы вне контекста часто вообще не идентифицируются читателями или слушателями. «Понимание эвфемизмов опирается на знание контекстуальных условий развертывания того или иного повествования и на понимание культурно-исторического фона, способствующего адекватному восприятию той или иной номинации в русском и китайском языках» [3, с. 19]. 

При проведении сопоставительного анализа перевода эвфемизмов с китайского языка на русский тематическая группа смерть была разделена на две большие группы:

1) эвфемизмы с полным эквивалентом в языке перевода и совпадающей сферой употребления;

2) эвфемизмы, не имеющие точного эквивалента в языке перевода и различающиеся сферой употребления.

Первая группа эвфемизмов практически не вызывает трудностей при переводе.

Вторая группа уникальна тем, что эвфемизмы, относящиеся к одной и той же тематической группе смерть, могут не иметь эквивалента в языке перевода или же просто вызывать некоторые трудности в силу лингвокультурного барьера. Именно поэтому мы более подробно остановились на переводе эвфемизмов данной группы. Кроме того, именно ко второй группе можно отнести эвфемизмы, которые используются в религиозно-философских дискурсах.

Буддизм и даосизм не свойственны русской культуре, поэтому в русском языке практически не используются эвфемистические эквиваленты, связанные с данными религиями.

Например, в китайском языке можно встретить следующие эвфемизмы:

坐化 [zuòhuà] – будд. почить в позе созерцания; умереть в сидячем положении;

入寂 [rùjì] – будд.  погружаться в нирвану; преставиться, почить; кончина (о монахе);

圆寂 [yuánjí] – будд. 1) паринирвана; 2) погрузиться в паринирвану;

 转世 [zhuǎnshì] – будд. переродиться в данном веке; жить в данном перерождении (по догмату о переселении душ);

归真 [guīzhēn] – 1) возвращаться к истине (к своей первоначальной природе; 2) уйти в нирвану;

灭度 [mièdù] – 1) будд. уход в нирвану; 2) будд. «уничтожение» физических элементов и «переход» на другой берег (отречение от мира);

荼毗 [túpí] – кремация; кончина монаха;

脱死逃生 [tuōsǐtáoshēng] – будд. уйти в нирвану;

寂灭 [jímiè] – будд. нирвана; уйти в нирвануи так далее.

Все эти лексемы являются специфическими для русского человека, не знакомого с восточными культурами.

Для анализа данного феномена были выбраны несколько примеров, в которых употребляются эвфемизмы религиозно-философского дискурса, и при переводе которых возникают некоторые трудности в силу культурных различий двух народов.

Данная группа представляет особый интерес в силу того, что существует феномен устойчивой традиции религиозных контекстов, т.е. автор использует одни и те же устойчивые лексемы, фразы, характерные именно для этой тематики, и это подтверждают две проанализированные нами статьи из китайских интернет-газет следующих интернет-ресурсов:  http://ent.shangdu.com/ и http://news.qq.com/.

В первой статье религиозно-философского дискурса внимание привлекло использование эвфемизмов, характерных для буддийских канонов. Из контекста мы поняли, что идет речь о президенте ассоциации буддистов Китая, который скончался в 0.36 2 апреля 2012 года в храме Хунфа города Шэньжэнь. Анализ выявил широкое использование буддийской терминологии,  хотя статья написана в публицистическом стиле и рассчитана на самого обычного читателя, что предполагает необходимость наиболее точной передачи данной терминологии и использование точных эквивалентов.

Наглядно это можно продемонстрировать на следующем примере:

中国佛教协会名誉会长本焕法师于2012年4月2日凌晨零点36分在深圳弘法寺圆寂 [4] [Zhōngguó fójiào xiéhuì míngyù huì zhǎng běn huàn fǎshī yú 2012 nián 4 yuè 2 rì língchén língdiǎn 36 fēn zài shēnzhèn hóngfǎ sì yuánjì] – Почетный президент ассоциации буддистов Китая, Мастер Хуан,скончался в 0.36 2 апреля 2012 года в храме Хунфа города Шэньжэнь.

В данном контексте используется эвфемизм 圆寂 [yuánjí] – погрузиться в нирвану, который относится к религиозной терминологии буддизма. Как мы упоминали выше, лексемы данной тематики необходимо переводить с помощью точного эквивалента. Но поскольку эквивалентный перевод погрузиться в нирвану может быть не понятен в силу того, что данная фраза вызывает совершенно другие ассоциации у русского человека (в понимании русского человека погрузиться в нирвану – это испытать удовольствие), то возникает возможность использования приема описательного перевода и пояснения, о чем идет речь. В данном случае перевод приобретает следующий вид: Почетный президент ассоциации буддистов Китая, Мастер Хуан, погрузился в нирвану(скончался) в 0.36 2 апреля 2012 года в храме Хунфа города Шэньжэнь.

Второй эвфемизм, который встречается в контексте – 荼毗 [túpí] – кончина монахане вызывает подобных трудностей при переводе, так как лексема монах является знакомой носителям русской культуры. Поэтому в данной ситуации можно использовать точный эквивалент без ущерба для сохранения смысла –弘法寺后山长老荼毗地 [4] [Hóngfǎ sì hòu shān cháng lǎo tú pí de] – Проповедование буддизма храмом, в которомскончался монах.

Интересный пример использования эвфемизма мы встретили в газетной статье под названием 和尚圆寂3年身体不腐 死后6天脸色仍红润(组图) [5] [Héshàng yuánjì 3 nián shēntǐ bù fǔ sǐ hòu 6 tiān liǎnsè réng hóngrùn (zǔ tú)] – Тело монаха не разлагается в течение 3 лет и 6 дней после ухода в нирвану (смерти), а его лицо остается красным (фото).Уже в самом заголовке мы встречаем эвфемизм 圆寂 [yuánjí] – погрузиться в нирвану,однако наше внимание привлек совершенно другой случай эвфемизации (подобную ситуацию использования эвфемизма мы рассматривали выше).

В этой статье вызывает интерес фраза – 他的弟子回忆，师傅往生（圆寂）前的第三天，还特别对弟子们又做了一番交待 [5]。 [Tā de dìzǐ huíyì, shīfu wǎngshēng (yuánjì) qián de dì sān tiān, hái tèbié duì dìzǐmen yòu zuòle yī fān jiāodài] – Его ученики вспоминают, что их наставник за 3 дня до егоперерождения (ухода в нирвану) подробно объяснил, что они должны будут сделать потом.В этом случае автор использует эвфемизм религиозно-философского дискурса 往生 [wǎngshēng] – уйти (в мир иной) и там переродиться, а в скобочках дает пояснение, используя эвфемизм той же тематики 圆寂 [yuánjí] – погрузиться в нирвану. Это явление можно объяснить тем, что буддизм в Китае существует уже не одно тысячелетие, и терминология, связанная с ней, глубоко проникла в национально-культурное сознание жителей этой страны. Именно поэтому использование данных терминов приемлемо в китайском языке даже в пояснении. Однако такое употребление совершенно не уместно для русского языка, его можно немного скорректировать, используя прием контекстуального перевода (замена словарного соответствия при переводе контекстуальным, логически связанным с ним) – Его ученики вспоминают, что их наставник за 3 дня до егогибели (ухода в нирвану) подробно объяснил, что они должны будут сделать потом.

В заключение необходимо указать, что, несмотря на рассмотренные варианты способов перевода (описательный перевод, контекстуальный перевод), перевод указанных статей допускает и другие трактовки, так как любой перевод отражает личность переводчика. А это свидетельствует о том, что область нашего исследования остается малоизученной и актуальной.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Вернигорова, В.А. Перевод реалий как объекта межкультурной коммуникации / В.А. Вернигорова. - М.: Молодой ученый, 2010. № 3 (14). – C. 184 –186.

2. Крысин, Л.П. Эвфемизмы в современной русской речи / Л.П. Крысин // Русистика. – Берлин. - 1994. - № 1-2. – С. 28 – 49.

3. Чжан, Чан Эвфемизация в русском и китайском языках: лингвокультурологический и лингвопрагматический спекты / Чжан Чан // автореф. дисс. на соискание степени кандид. филол. н. – Волгоград, 2013. – 24 с.

4. http://ent.shangdu.com/2010/ylxc/20120413/67_5608366.shtml

5. http://news.qq.com/a/20060613/000757.htm

6. 陈望道, 修辞学发凡, 1997. – 258 с.

Проблемы перевода англоязычного политического дискурса СМИ на русский язык

Тупикова Светлана Евгеньевна — Канд. филол. наук, доцент, доцент кафедры английского языка и методики его преподавания, Саратовский государственный университет им. Н. Г. Чернышевского, Саратов, Россия

Коршунова Алина Георгиевна — Студент, Саратовский государственный университет им. Н. Г. Чернышевского, Саратов, Россия

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Несомненно, язык является важнейшим средством коммуникации и выражения мысли, «он служит инструментом познания, постоянного осмысления мира человеком и превращения опыта в знание» [1, с. 20]. Рассмотрим англоязычный политический дискурс (поскольку в нем наиболее ярко репрезентируются все функции языка) с точки зрения трудностей его перевода на русский язык. Сообщения СМИ о политических событиях всегда являются формами реконтервализации, и любая реконтекстуализация включает преобразования. Реконтекстуализация и трансформация особенно сложны, когда речь идет о переводе.

Согласно Oxford Dictionary, “political discourse (политический дискурс – C. Т.,А. К.) is a formal discussion of a topic in speech or writing”. Аристотель охарактеризовал людей как politikon zoon (политических животных), которые живут в полисе(с греч. polis – «государство»). Любое человеческое общество определяется взаимодействием и отношениями, включая отношения власти. Поэтому исследования политики часто объясняют политику в отношениях к власти. Так, Чилтон говорит о двух широких направлениях: “On the one hand, politics is viewed as a struggle for power, between those who seek to assert and maintain their power and those who seek to resist it. On the other hand, politics is viewed as cooperation, as the practices and institutions that a society has for resolving clashes of interest over money, influence, liberty, and the like” [7]. С одной стороны, политика рассматривается как борьба за власть между теми, кто стремится утвердить и сохранить свою власть, и теми, кто стремится противостоять ей. С другой стороны, политика рассматривается как сотрудничество, которое развивается в общество для разрешения конфликтов в отношении денег, влияния, свободы и т. п. [7].

В любом случае, будь то борьба или сотрудничество, политика не может существовать без языка. Взаимодействие человека в значительной степени связано с языком, а языковое взаимодействие определяется социально-культурными, историческими, политическими, идеологическими и институциональными условиями. В отношении политики мы можем сказать, что конкретные политические ситуации и процессы (дискурсивная практика, такая как парламентские дебаты, политические брифинги для прессы) определяют организацию дискурса, его тональность [2] и текстовую структуру различных типов дискурса (или жанров), в которых политический дискурс реализуется как сложная форма человеческой деятельности [6].

Г. А. Туманова предлагает различать разговоры о политике (например, обсуждение результатов выборов обычными людьми) и политический дискурс в средствах массовой информации и политическом сообществе (т. е. дискурс, имеющий место в политике) [3].

Дискурс можно разделить на жанры, которые играют важную роль в разработке политики, создаются политиками и адресованы им (например, манифест политической партии), и жанры, которые сообщают, объясняют и оправдывают политические решения, готовятся политиками и адресованы широкой общественности (например, речь в рамках предвыборной кампании, новогоднее послание главы государства).

СМИ информируют о событиях из разных сфер жизни. Большое количество текстов связано с политикой. Тексты этой тематики не просто сообщают о политических событиях, но и дают оценки и, таким образом, влияют на общественное мнение о политике.

Моника Беднарэк предлагает семь основных аналитических подходов к языку новостного дискурса: критический подход, прагматический подход, лингвистический подход, ориентированный на практику подход, диахронический подход, социально-лингвистический подход, когнитивный подход [9].

“ ‘It is our common wish... that we get more transparency in financial markets,’ Merkel said after a regular meeting with Sarkozy at a government guest house north of Berlin” [5]. В этом отрывке мы видим, что американская газета International Herald Tribune передает на английском языке то, что немецкий канцлер сказала, по всей вероятности, на немецком языке. Слова Меркель представлены как прямая речь. В данном контексте прямая речь имеет функцию подтверждения того, что сообщается. Данная цитата является примером изменений в дискурсивной практике: от заявлений на пресс-конференции до цитаты в новостном отчете. Речь идет о переводе и интерпретации, при этом в газетных текстах нет указания на то, что заявление Меркель было интерпретировано и/или переведено. В случае интервью с политиками, как правило, слова интерпретируется и записываются. Впоследствии записанный текст (т. е. голос переводчика) транскрибируется и проверяется и/или изменяется по стилистическим причинам. Также часто до публикации интервью у собеседника есть возможность проверить текст. Сложнее обстоит дело, если речь идет об устном переводе. В этом случае сами переводчики часто выполняют проверку.

Е. В. Будаев утверждает, что при передаче информации в новостях ее форма и смысл трансформируются в соответствии с правилами новостной хроники [1]. Перевод также играет очень важную роль в международной политике и дипломатии, а также в разработке национальной политики.

Если мы сравним разные языковые версии «одного» текста, мы можем заметить изменения, которые не могут быть объяснены исключительно на стилистическими причинами.

Рассмотрим первый параграф совместной статьи министра иностранных дел Франции Бернара Кушнера (Bernard Kouchner) и министра иностранных дел Великобритании Дэвида Милибэнда (David Miliband), которая была опубликован на английском языке в International Herald Tribune 14 октября 2007 года, впоследствии переведена на немецкий язык на веб-сайте посольства Великобритании в Германии и на французский языке на веб-сайте посольства Франции в Великобритании.

1. “The world has reacted with horror to the Burmese regime's brutal crackdown against its own people. Monks, nuns and ordinary citizens took to the streets peacefully in protest at the deterioration of the economic situation in the country. They were met with guns and batons”.

2. “We cannot know for sure the number of those who were killed, but it is likely to be many more than the regime is willing to admit. Meanwhile, the persecution continues: The security forces carry out new raids and new arrests every night” [6].

Можно также привести интервью, которое президент России Владимир Путин дал группе журналистов из стран «большой восьмерки» 1 июня 2007 года. Из каждой страны были приглашены журналисты разных изданий, интервью было проведено в резиденции Путина с синхронным переводом и продолжалось в течение нескольких часов.

Как и ожидалось, различные издания сообщали об этом интервью по-разному с точки зрения содержания, количества и направленности (более подробный анализ см.: [9]). Полную стенограмму на русском языке можно найти на сайте газеты «Коммерсант». Information Clearing House имеет, по утверждению редакции, полную стенограмму интервью на английском языке общей длиной 19 259 слов [10]. Все остальные газеты дали гораздо более короткие тексты: начиная от 1461 слова в Le Figaro и заканчивая 2 291 словом в Der Spiegel. Информация, выбранная для публикации, различается и определяется в основном национальными политическими интересами. Существуют также различия в организации информации.

В ходе интервью В. Путин говорил о роли демократии в России. В своем ответе он сравнил Россию с другими странами, ссылаясь на «Гуантанамо». Подробный анализ некоторых газет показывает поразительные различия.

Изменения в синтаксической и семантической структуре приводят к изменению направленности и оценки. Information Clearing Houseссылается на ситуацию в Северной Америке, подразумевая, что эти действия не соответствуют демократическому обществу. Английская версия очень близка к русской, опубликованной «Коммерсантом». Тот же прием используется в The Times,хотятекст отличается меньшим объемом, а в Globe and Mail был изменен порядок текста. В Information Clearing House и Times Online все примеры оцениваются как awful (или horrible), как в Le Figaro, так и в Globe and Mailпытки (torture) квалифицируются этим оценочным прилагательным.

Е. В. Паничева дает аналогичный пример изменения синтаксической структуры, которая привела к смене перспективы. В английском переводе (подготовлен китайским правительством) речи премьер-министра Китая в марте 2008 года о беспорядках в Тибете говорится: “an incident of beating, smashing up properties, looting and arson”; “a small number of violent rioters attacked or even killed innocent people with extreme cruelty”.В этом тексте, как и в оригинальном китайском тексте, беспорядки связываются с призывами к насилию со стороны тибетских активистов [2].

Однако в новостных текстах, опубликованных в британских газетах, ярлыки, такие как violence и riots,получили иную перспективу. Например, Financial Times (19 марта 2008 г.) пишет: “The protests started... as peaceful demonstrations <...> They turned into widespread violence on Friday following reports of a Chinese crackdown”. То есть речь идет о подавлении китайским правительством демонстраций, что переросло в насилие [11].

Эти примеры демонстрируют, что средства массовой информации играют важную роль в передаче информации о политических событиях из других стран, а также влияют на реакцию общественности. Важную роль также играет «справочная информация», и чем более обширна информация, тем более уместен перевод. Политический перевод предполагает учет и анализ особенностей страны и, конечно, высокий лексический уровень, поскольку лексика политической сферы наиболее подвержена семантическим изменениям.

Библиографический список

1.        Будаев Е. В. Метафорический образ будущего россии в политическом дискурсе.URL:https://cyberleninka.ru/article/n/metaforicheskiy-obraz-buduschego-rossii-v-politicheskom-diskurse.

2.        Паничева Е. В. Изменения синтаксических структур при переводеURL:http://philology.snauka.ru/2013/04/455.

3.        Туманова Г. А.Коммуникативная стратегия убеждения и особенности ее организации в политическом дискурсе.URL:http://irbis.gnpbu.ru/Aref_2016/Туманова.pdf.

4.        Тупикова С. Е. Модусная категория тональности и языковые способы ее реализации в публицистическом дискурсе // Известия Саратовского университета.Сер. «Филология. Журналистика». 2014. Т. 14. № 1. 2014. С. 20–25.

5.        Тупикова С. Е., Семухина Е. А. Репрезентация тревожной тональности в англо- и франкоязычном публицистическом дискурсе // Когнитивные исследования языка.2016. № 26. С. 712–715.

6.        Bednarek M., Caple H. The Discourse of News Values: How News Organisations Create Newsworthiness. Oxford – N. Y.: Oxford University Press, 2017.

7.        Chilton P. Analysing Political Discourse: Theory and Practice. Routledge, 2004. 124 p.

8.        Contemporary Applied Linguistics. Vol 2.Linguistics for the Real World / L. Wei, V. Cook (eds). 2009.

9.        Harris S. Paul Chilton: Analysing Political Discourse: Theory and Practice. Routledge, 2004.

10.    International Herald Tribune Magazine. URL: https://www.nytimes.com/section/politicsmodule=SiteIndex&region=Footer&pgtype=collection.

11.    Paul Chilton: Analysing Political Discourse: Theory and Practice. Routledge, 2004. Paul Bayley (ed.): Cross-Cultural Perspectives on Parliamentary Discourse. John Benjamins, 2004. URL: https://www.researchgate.net/publication/31062011_Paul_Chilton_Analysing_Political_Discourse_Theory_and_Practice_Routledge_2004_Paul_Bayley_ed_Cross-Cultural_Perspectives_on_Parliamentary_Discourse_John_Benjamins_2004.

12.    Russian President Putin’s Interview with G8 Newspaper Journalists. URL: http://www.informationclearinghouse.info/article17855.htm.

Проблемы перевода профессиональных терминов: причины сложностей и способы их преодоления

Автор: Нечаева Елена Александровна, ассистент кафедры иностранных языков и лингвистики, Ивановский государственный химико-технологический университет, г. Иваново, Россия

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Сегодня первостепенное значения имеют исследования, направленные на преодоление языковых барьеров в профессиональных сферах деятельности. Терминологи и лингвисты осуществляют целенаправленную деятельность для достижения эквивалентности перевода терминологической лексики, установления правильных межъязыковых соответствий терминологических понятий и однозначного понимания терминологии специалистами на национальном и международном уровнях. Для правильного решения поставленной задачи необходимо изучать терминологию с точки зрения ее существования и функционирования в контактирующих языках, необходимо выяснить, насколько в двух или нескольких сопоставляемых странах развита PR-деятельность и насколько PR-терминосистема идентична или имеет схожую систему понятий. Главную роль в процессе достижения межъязыковых соответствий играет сопоставительный подход, цель которого – выявление элементов идентичности и дифференциации на фонетическом, морфологическом, семантическом, функциональном уровнях языка, изучение языковых соответствий, особенностей конкретной терминологии, выявление общих и индивидуальных сходств и различий языковых систем, которые основаны на сравнении терминологии родного и иностранных языков в разных формах их культурных контактов, в разных планах и ярусах языка.

Переводу и межъязыковому сопоставлению терминов, которые традиционно рассматриваются как единицы перевода, в научной литературе совершенно справедливо уделяется огромное внимание. Основные свойства и особая функция терминов определяют требования, предъявляемые к их переводу. Специфика перевода терминов заключается в том, что важнейшим условием достижения эквивалентности является сохранение в переводе содержательной точности переводимых единиц, обеспечение абсолютной идентичности понятий, выражаемых терминами двух языков.

Мы решили рассмотреть данную проблему на примере PR-терминологии. PR в силу своего всеобъемлющего характера - это не только узкопрофессиональная человеческая деятельность, но и часть экономической, политической, а иногда и культурной жизни страны. PR становится все более значимой сферой деятельности коммерческих компаний, государственных структур, общественных организаций, неотъемлемой частью эффективного управления любой организационной формой деятельности. Итак, не вызывает сомнения тот факт, что в настоящее время PR-деятельность как социокоммуникативный феномен и, соот­ветственно, ее терминология занимают одно из ве­дущих мест практически во всех сферах человеческой жизни. Именно обеспечение тождественности означаемых PR-терминами понятий представляет собой важнейшую задачу перевода специального PR-текста. Основные проблемы, которые испытывает переводчик при подборе PR-термина в русском языке, эквивалентного терминологической единице английского языка, возникают вследствие отсутствия в русском языке устойчивых терминологических единиц с тем же «кодом»: во-первых, при переводе PR-терминов английского языка, не имеющих эквивалентных единиц в русском языке, зафиксированных в лексикографических источниках, и, во-вторых, при отсутствии абсолютного соответствия между значениями единиц двух языков.

Все эти проблемы связаны с лакунарностью PR-терминологии. Лакуны являются базовыми элементами, определяющими специфику лингвокультурной общности. Воспринимая иностранный текст, читатель (слушатель) использует набор правил и знаний, присущих только его языку и культуре. Предложенные ему правила иного языка (лексические единицы, обладающие лингвокультурологической коннотацией), реализованные в некотором тексте, относятся к другому языку, а следовательно, и к совершенной иной культуре и опознаются как непонятые. Все единицы, интерпретируемые читателем иностранного текста как странные, являются специфическими сигналами присутствия в тексте языковых явлений, соотнесенных с понятийной структурой и этнолингвистическим типом, идентичным соответствующим характеристикам иноязычного лица. Те понятия или явления, которые в одних языках и культурах обозначаются как общепринятые лексические единицы, выражающие национальный компонент, а в других не сигнализируются, то есть не находят общественно закрепленного выражения, называются лексико-семантическими лакунами.

Как правило, в лингвистике под лексико-семантическими лакунами понимается отсутствие в каком-либо языке лексемы на определенном месте в структуре лексической парадигмы при наличии этой лексемы в другом языке. Под безэквивалентной единицейпонимают единицу, имеющуюся в одном язы­ке и отсутствующую в другом. Безэквивалентные единицы и лакуны всегда выявляются «в па­рах»: если в одном языке есть лакуна, то в сопоставляемом языке – безэквивалентная единица, и наоборот. Имеющиеся в английском языке слова social sphere, politic image, politic performance, image legend, public opinion, publicity, segment, mass-media, pseudo event, orient communication form, spoke persons, special events, identification, crisis planning, crisis controlling, crisis action, crisis reaction, public relations company, preventive и др. – лакуны для русского языка, а для англоговорящего населения – безэквивалентные единицы на фоне русского языка.

Основным методом выявления межъязыковых лакун является сопоставление семантически близких лексических единиц разных языковых систем и подсистем для определения, существует ли эквивалентный перевод этих единиц на другой язык или нет [4, с. 41 – 42]. При отсутствии в каком-либо языке переводного эквивалента тому или иному слову другого языка в первом языке фиксируется лакуна. Здесь же встает вопрос о том, как описать только что выявленную лакуну.

Вслед за З.Д. Поповой мы считаем, что лакуну в исследуемой лексической области связей с общественностью можно описывать следующим образом: 1-ый шаг – устанавливается лакуна в русском языке на фоне английского; 2-ой шаг – определяется значение (семный состав) языковой единицы фо­нового английского языка (то есть той единицы, на фоне которой выявлена лаку­на в исследуемом языке); 3-ий шаг – данное значение в семной формулировке (как семная дефини­ция значения) используется для описания содержания лакуны в ис­следуемом языке [4, с. 44]; 4-ый шаг – лакунарная единица передается одним из способов в лексическую систему языка-реципиента.

Например, в английском PR-лексиконе мы выявили безэквивалентную еди­ницу lobbyist, для которой нет перевода в русском языке. Далее мы определяем значение этой единицы по англо-русскому словарю: lobbyist – завсегдатай кулуаров, оказывающий давление на членов конгресса, добывающий информацию в кулуарах парламента, персона, обрабатывающая членов парламента[3, с. 417]. Данное определение мы использу­ем для описания содержания лакуны в русской лексической системе и обязательно приводим фо­новую единицу языка сопоставления, послужившую основой обна­ружения лакуны lobbyist.

Нами было установлено, что соотношение лакун, безэквивалент­ных единиц и национальных концептов далеко не такое простое и однозначное, как может показаться на первый взгляд. Дело в том, что отсутствие в том или ином языке определенного слова (лакуна) не всегда свидетельствует об отсутствии в концептосфере этого на­рода соответствующего концепта. Напомним, что слова используют­ся для номинации концептов, необходимых для обмена информаци­ей, то есть слова служат для обозначения только коммуникативно-релевант­ных, коммуникативно «активных» концептов, имеющих ценность для национальной концептосферы.

В русском языке, как показало наше исследование, нет слова для обозначения термина переключение телевизора на другую программу во время рекламы, но соответству­ющий концепт в русской концептосфере есть (ср. англ. zapping). Однако мы не можем говорить о наличии в русской на­циональной концептосфере таких концептов, как бэкграундер – текущая информация, не содержащая сенсацию, которую следует отправлять регулярно для поддержания непрерывного потока новостей, исходящих из организации (ср. англ. backgrounder). Мы видим, что сознание русского народа данный предмет или явление «не замечает»; причины этого тре­буют особого исследования в рамках когнитивных наук.

Лакуна как лингвокультурологическое явление, к примеру, может обнаружиться в научном языке, но в групповом или индивидуальном сознании она может быть за­полнена. В таком случае концепт носит групповой характер, он но­минирован внутри этой группы людей, но языковая единица неизве­стна широкому кругу носителей языка, например, слова пиарить, пиаровый, пиарщики, пиарологи, пиароведы, пиаровцы, пиарология, пиароведениеи т.д.Отметим, что в процессе размышления над межъязыко­выми лакунами соответствующий концепт возникает в сознании ис­следователя, но его нельзя считать общенациональным.

При анализе межъязыковых лакун выявляется довольно тонкая грань между лакуной (отсутствием единицы) и наличием неполного лексического соответствия иноязычному слову. В последнем случае возможен тот или иной приблизительный перевод, не в полном объе­ме передающий смысловое содержание иноязычной единицы, но в то же время передающий определенную часть ее основного смыслового содержания. Наличие подобных единиц – проявление национальной специфики семантики языков, и такие единицы должны быть отграничены от лакун, хотя это не всегда легко сделать. Примерами могут служить русское словосочетание связи с общественностью и английское public relations. Связи с общественностью – это термин, обозначающий односторонний, асимметричный процесс. В названии самого термина есть указание на отсутствие обратной связи, в то время как английский термин public relationsсодержит в себе указание на наличие обратной связи, на то, что это двусторонний, симметричный процесс. Термин связи с общественностьюпоявился в результате калькирования филологом, не учитывавшим особенности и специфику предмета PR, поэтому PR-специалисты не считают этот термин адекватным.

Можно сделать вывод, что русские слова связи с общественностью, коммуникации с общественностью имеют национальную спе­цифику семантики относительно их английского соот­ветствия public relations.

В переводческой практике возможны случаи, когда концепты не вписыва­ются в систему имеющихся в языке лексических парадигм, являют­ся как бы несистемными, стоят в мыслительной сфере человека по отдельности, индивидуально либо входят в очень большие парадиг­мы, которые оказываются мало приспособленными для формиро­вания потенциальных семем. Если такой концепт надо вербализо­вать, переводчики используют свободные словосочетания или объяснения, прибегают к аналогичным словоформам.

В целом возможны следующие варианты соотношения концепта, семемы и лексемы в русскоязычном PR-дискурсе:

1) Есть концепт, есть семема, есть лексема. Обычные русскоязычные слова языка, которые впоследствии сузили свое значение и вошли в русскую терминологию PR – выставка, ярмарка, организация, коммуникация, кампания, общественность, средства массовой информации, слух, подкрепление, исследование, проблема, опрос, консультант, политика, сообщение, программа, викторина, выборы, каналы, распространение, символика и т. д.

2) Есть концепт, есть потенциальная семема, нет лексемы. В пределах русскоязычного PR-узуса мы находим много таких лексем. Например: заниматься пиаром(ср. англ. use PR-methods); лицо, занимающееся пиаром(ср. англ. PR-man, PR-specialist) и др.

3) Есть концепт, нет семемы, нет лексемы. Например, отсутствуют в русской концептосфере такие концепты, как текущая информация, не содержащая сенсации, которую следует отправлять регулярно для поддержания непрерывного потока новостей, исходящих из организации(ср. англ. backgrounder), организовывать для дирекции предприятия короткую встречу с журналистами(ср. англ. organize briefing) и др.

4) Нет концепта, нет семемы, нет лексемы – это крайний случай проявления национальной специфики языка и межъязыковой лакунарности.

Таким примером, на наш взгляд, является центральный термин области public relations.В печатных изданиях на русском языке можно увидеть тридцать шесть видов графического оформления для обозначения данного феномена: «риblic rе1аtions», риblic rе1аtions, Public Rе1аtions, PR, «PR», pr, «pr», Pr, pR, ПР, «ПР», Пр, ПИ-АР, Пи-Ар, ПиАр, Пиар, пи-ар, Пи-ар, пиар, «пиар», ПИАР, «ПИАР», СО, «СО», ОС, «паблик рилейшнз», паблик рилейшнз, связи с общественностью, общественные связи, общественные отношения, общественные коммуникации, коммуникации с общественностью, гармонизация отношений, социальные коммуни­кации, стратегические коммуникации, социальные отношения.

Это так называемые пучки обозначе­ний-аналогов, серии терминов или терминологические ряды, обо­значающие одно и то же понятие. Концепт Рublic relationsвнесен в русскую национальную концептосферу из другой концептосферы – английской национальной. Вот почему концепт первоначально формируется на коммуникатив­ной основе, на базе значения соответствующего слова, через объяс­нение значения широкому кругу носителей языка, и лишь потом, об­растая новыми смыслами и углубляясь, отрывается от значения и начинает самостоятельную ментальную жизнь. Филологи, анализирующие русскоязычную PR-терминологию в 2005 году, пишут только о двенадцати вербальных конструкциях, из чего можно сделать вывод, что их количество в русской логосфере увеличивается [7, с. 54], и в русской лингвокультуре присутствует их широкий спектр.

Заимствованные концепты, особенно абстрактные, такие как в предметной области Public Relations, обычно от­носятся к разряду одиночных, несистемных – им не сразу находится парадигма, не сразу формируется семный состав называющего их слова, переводчики могут их выразить описательными оборотами, транслитерировать на русский язык, давать с пояснениями и т. д.

Например: lobbying – закулисная обработка членов парламента, конгресса и т.п.[1, с. 430];

briefing – пресс-конференция, проводимая специалистом по связям с общественностью[5, с. 98];

zapping – «вырубание» рекламы, «бегство от рекламного сообщения», сознательное переключение на другой канал при начале рекламной паузы с просматриваемой телевизионной программы[2, с. 679].

Заимствованные концепты могут быть объяснены через перечислительный или синонимический ряд.

Например, для лексемы имидж в «Новом большом англо-русском словаре» Ю.Д. Апресяна дается следующей перевод:

 image – изображение; подобие, копия; воплощение, символ, образец; лицо, престиж, репутация; имидж[6, с. 773].

На наш взгляд, отсутствие стабильного языкового выражения для какого-либо кон­цепта еще не свидетельствует о его отсутствии, так как концепты могут не иметь общеязыкового выражения в силу тех или иных причин:

1)  они могут быть личными или принадлежать малой группе людей (тогда они будут иметь только личные или групповые названия, но не общеязыковые);

2) они могут не быть коммуникативно релевантными, то есть не нуж­даться в силу тех или иных причин в обсуждении, хотя при этом оста­ются структурными единицами мышления.

Языковая объективация национального концепта может осуще­ствляться лексемой, устойчивым сочетанием, фразеологической еди­ницей, свободным словосочетанием, перечислением группы сино­нимов, объяснением (объяснительной дефиницией), целым текстом. К системным средствам относятся первые три способа.

Как показало наше исследование, возможны ситуации, когда отдельная лексическая единица одного языка будет переводиться устойчивым словосочетанием на другой язы­к. Приведем пример на англо-русском материале: consulting– политическое консультирование.В этом случае о наличии лексических вакуумов мы говорить не можем, налицо просто разные структурные типы номинации концепта в различных языках.

Наш экспериментальный материал показал, что лакуны, если есть необходимость выразить соответству­ющий концепт в речи, переводчик заполняет «вре­менными» средствами языка – свободными сочетаниями, разверну­тыми объяснениями и т. д. Если компенсация осуществляется дос­таточно регулярно, соответствующее выражение может впослед­ствии стать устойчивой номинацией концепта – напр. лоббирование.Данная лексическая единица, являющаяся заимствованием из английского языка, передана через прибавление флексии к англоязычной основе.

Переводчик может объяснить словами практически любой концепт (правда объяснение может потребовать большого объема комму­никативных средств, вплоть до текста). Следовательно, любая лакуна может быть ком­пенсирована. Практика общей переводимости любого текста на любой язык – свидетельство невербальности концептуального мышления и воз­можности компенсации любого лексического вакуума.

Концепт всегда богаче по содержанию, чем имеющиеся лексичес­кие средства - вот почему необходимо использовать разные лексические средства для компенсации лакуны. Например, англ. consulting – русск. «политическое консультирование», «консультирование политиков», «консультирование политических лидеров с целью повышения их имиджа», «помощь депутату» и т.д.

Выявление расхождений в системе понятий, выражаемых PR-терминами двух языков, – новый важный шаг на пути межъязыковой гармонизации PR-терминосистем, обеспечивающей решение проблем перевода PR-терминов. Межъязыковая гармонизация отдельных терминосистем представляет собой одну из важнейших задач современного сравнительно-сопоставительного терминоведения, которое предполагает именно обеспечение тождественности кодирования понятий в системах английского языка и русского языка. Эта задача в принципе достижима, если носители этих языков используют единую систему понятий, нашедшую свое выражение в соответствующих терминосистемах. Поэтому при анализе проблем перевода PR-терминологии также необходима систематизация как лингвистическая, так и понятийная, то есть комплексное сравнительно-сопоставительное изучение PR-терминов на уровне понятий и языковых средств их выражения.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Англо-русский дипломатический словарь / Под ред. В.С. Шахназаровой. – М.: Русский язык, 2001. – 854 с.

2. Англо-русский словарь по рекламе и маркетингу/ Под ред. В.Б. Боброва. – М.: Руссо, 1999. – 752 с.

3. Англо-русский словарь / Под ред. В.К. Мюллера. – М.: Русский язык, 1990. – 843 с.

4. Вопросы теории и методологии / Под ред. З.Д. Попова. – Воронеж: ВГУ, 2002. – 308 с.

5.Гарнов, К.Д., Иноземцева, Н.Г.Англо-русский политический словарь. – М.: Руссо, 2005. – 812 с.

6. Новый большой англо-русский словарь / Под ред. Ю.Д. Апресяна. – М.: Русский язык, 2001. – 2496 с.

7. Карпова, О.М., Щербакова, Е.В. PR: проблемы терминографического описания. – Иваново: ИвГУ, 2005. – 184 с.

Проблемы перевода стилистически неоднородного текста

Службина Анна Геннадьевна — Преподаватель, Таврическая академия Крымского федерального университета им. В. И. Вернадского, Симферополь, Россия

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Определение стиля текста является одной из основных задач предпереводческого анализа. Тип текста выполняет определяющую роль при выборе общей стратегии переводческих действий. Определить характерные признаки стиля особенно важно в случае перевода стилистически неоднородного текста.

Со времен античности и средневековья были выработаны особые правила перевода разных текстов. Но даже в настоящее время вопросы взаимосвязи стилевой особенности и специфики перевода текста рассматриваются, как правило, в двух плоскостях: перевод научно-технический и художественный, или художественный и нехудожественный. Подобное разграничение допускает тематическое разделение текстов на группы: научные, медицинские, правоведческие, военные, – но не учитывает особенности перевода на уровне текста.

Стилистически неоднородный текст: некоторые причины создания

В классической теории текста существует строгое разграничение стилевой направленности: разговорный, научный, публицистический, официально-деловой, художественный.

Функциональный стиль текста определяется системой употребления языковых средств и способов их взаимоорганизации. Основное отличие разговорного стиля от остальных четырех (т. н. книжных) стилей состоит в том, что разговорный стиль – это выражение спонтанной устной речи, стиль диалога, а все книжные стили – это кодифицированные стили письма, не используемые в повседневном общении.

Необходимые требования к написанию текста:

-   стилевая однородность;

-   соответствие текста коммуникативной ситуации.

Однако многие исследователи-лингвисты вынуждены признать, что стилевая неоднородность текста является скорее нормой, чем исключением, не отвергая при этом существования стилистически однородных текстов.

Нарушение стилевых норм бывает непреднамеренным или намеренным, при этом имеет место либо коммуникативная неудача, либо языковая игра. Если языковая игра возводится в речевой принцип, формируется индивидуальный стиль (идиостиль). Эти понятия характерны как для разговорной речи, так и для письменного текста.

Стилистическая неоднородность текста возникает и в том случае, когда текст выполняет одновременно несколько функций, для которых необходимо использовать разные стили.

Задача переводчика – определить границы стилей в тексте оригинала и определить, какой стиль при переводе будет наиболее уместен. Решение этой задачи необходимо выбирать с учетом того, какой уровень перевода будет использован: уровень слов, словосочетаний, предложений или текста.

Проблемы перевода стилистически неоднородных текстов

Стилистически неоднородный текст отличается нарушениями повествовательной тональности, что неминуемо приводит к сбоям при декодировании.

Среди проблем перевода текстов определенных функциональных стилей модно отметить следующие:

-   возможное несовпадение количества функциональных стилей в языках оригинала и перевода;

-   размытость границ разных стилей и их функциональных разновидностей (как в языке оригинала, так и в языке перехода) и, следовательно, несовпадение границ стилевой принадлежности текста в целом или его отдельных частей.

В задачу переводчика входит четкое соотнесение переводимых фрагментов стилистически неоднородного текста с функциональными разновидностями стилей:

-   разговорный;

-   стиль художественной прозы и поэзии;

-   публицистический, ораторский;

-   научно-технический, производственно-технический, научно-гуманитарный или научно-публицистический;

-   официально-деловой – стиль официально-деловых документов;

-   рекламный;

-   эпистолярный;

-   газетно-информационный.

Доминантная функция текста, характеризующегося стилистической неоднородностью, может быть выражена явно или требовать предварительной дефиниции. Эта функция должна быть передана максимально точно в тексте перевода. При переводе важно определить, каким функциональным стилем будет передана доминантная функция, можно ли изменить ее и какими нормами доминантного стиля в языке перевода она будет передана.

Проблема перевода стилистически неоднородного текста состоит в том, что языковые нормы и признаки стилей в языке перевода могут не соответствовать нормам аналогичного стиля языка оригинала.

Только от профессионализма переводчика зависит определение соответствия жанрово-стилистической принадлежности стилистически неоднородного текста оригинала и определение языковых характеристик соответствующих стилей языка перевода.

Задача стилистической и жанровой адаптации перевода включает:

-   определение характера используемых соответствий;

-   отказ от выбора стилистических признаков, которые соответствуют элементам оригинала, но неуместны в функциональном стиле языка перевода.

Несоответствие языковых средств стиля изложения информации в тексте перевода и оригинала классифицируется как «плохой стиль». Стиль перевода может не соответствовать речевой ситуации, доминантной функции текста и языковым средствам, которыми принято передавать эту функцию в языке перевода.

При переводе необходимо правильно определить границы стилевой неоднородности текста исходя из его целей и читательской аудитории, чтобы передать дополнительные значения, передаваемые стилистическими единицами языка перевода:

-   функционально-стилистические;

-   экспрессивно-стилистические;

-   оценочно-стилистические.

Синонимические отношения слов и стилистические пометы

При переводе стилистически неоднородного текста важной задачей является определение наиболее подходящего к контексту слова из синонимического ряда языка перевода.

Во многих языках связанные синонимическими отношениями слова, словосочетания и выражения находятся также в отношениях стилистической соотносительности.

Слова и фразеологические выражения обладают экспрессивно-стилистической окраской, которая в толковых словарях указана в виде стилистических помет. Последние определяют стилевые границы употребления слова.

Стилистические пометы находятся последними среди помет, сопровождающих слово перед указанием его значений и оттенков. Они помогают соотносить стилистику языка перевода и оригинала, что особенно важно при переводе стилистически неоднородного текста.

При переводе стилистически неоднородного текста необходимо пользоваться правилами сопоставительной стилистики. Выбор жанрово-стилистической принадлежности тематики текста позволяет правильно передать доминантную функцию текста оригинала средствами языка перевода.

Библиографический список

1.        Брандес М. П., Провоторов В. И. Предпереводческий анализ текста. Курск, 1999.

2.        Виноградов В. В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. М., 1963.

3.        Винокур Т. Г. Закономерности стилистического использования языковых единиц. М., 1980.

4.        Комиссаров В. Н. Теория перевода (лингвистические аспекты). М.: Альянс, 2013. 253 с.